Уорис Дири - Цветок пустыни
— Пусти! Я уже не маленький! Я вот-вот женюсь!
— Женишься? Сколько же тебе лет?
— Не знаю. Достаточно, чтобы жениться.
— Да ладно, мне все равно. Для меня ты все равно младшенький. Иди-ка сюда…
Я обнимала его и гладила по голове. Двоюродный брат хохотал, глядя на это.
— А тебя я шлепала по заднице! — напомнила я. Когда его семья приезжала к нам в гости, я была ему нянькой.
— Вот как? А давай попробуй теперь! — И он, приплясывая, принялся толкать меня.
— А ну не смей! — закричала я. — Сейчас же перестань, не то я тебя поколочу. Не серди меня, если хочешь дожить до свадьбы! — Двоюродный брат тоже готовился играть свадьбу.
Заночевала мама в хижине местных жителей, которые приютили нас. Мы с Али спали на открытом воздухе, совсем как в доброе старое время. Лежа в темноте, я испытала чувство полного умиротворения и счастья. Мы смотрели на звезды и болтали до глубокой ночи.
— А помнишь, как мы привязали папину молодую жену? — И мы покатывались со смеху.
Поначалу Али очень смущался, потом признался:
— Знаешь, я так скучал, а тебя все не было… Даже странно думать, что ты уже стала взрослой женщиной, а я мужчиной.
Как это чудесно — снова быть в семье, беседовать, дурачиться, спорить на родном языке! Говорить о вещах, которые хорошо знаешь.
Все жители деревни были необычайно радушны. Каждый день кто-нибудь приглашал нас к себе на обед или ужин. Каждый стремился угодить нам и перещеголять других, а заодно и послушать наши рассказы.
— Идемте, я должна познакомить вас с моим сыном, а потом с бабушкой…
И нас тащили из одного дома в другой и знакомили со своими родичами. И все это отнюдь не потому, что я супермодель — об этом здесь никто и понятия не имел. Я была такой же, как они, кочевницей и вернулась домой издалека.
Моя мама — да благословит ее Аллах! — так и не сумела понять, каким образом я зарабатываю деньги, хотя я изо всех сил старалась ей объяснить.
— Расскажи еще разок. Что такое «модель»? Что ты там делаешь-то? Так, а если толком сказать, то это что?
Тут кто-то из кочевников, прошедших пустыню вдоль и поперек, подарил маме экземпляр «Санди таймс» с моим портретом на первой полосе. Сомалийцы — люди исключительно гордые, им было страшно приятно видеть портрет соотечественницы на первой странице английской газеты. Мама посмотрела и сказала:
— О! Это же Уорис! Это моя дочь!
Она ходила по всей деревне и показывала газету.
В первый вечер она держалась неуверенно, но быстро преодолела смущение и принялась командовать:
— Ну что ты, Уорис, кто же так готовит? Ц-ц-ц, а ну давай! Смотри, я тебе покажу. Ты что, не готовишь там, где живешь теперь?
Потом брат начал приставать ко мне с вопросами: что я думаю об этом, а что о том.
— Ой, помолчал бы ты, Али! — поддразнивала я его. — Вы глупые люди, неграмотные, живете в пустыне. Слишком долго вы тут живете. Ты даже не представляешь того, о чем берешься судить.
— Ах, вот как? Ты стала знаменитостью, приехала домой и ведешь себя, как распроклятая европейка! Раз ты живешь там, на Западе, то все знаешь, да?
Мы часами с ним пикировались. Я не хотела никого обижать, но рассуждала так: если я им чего-то не скажу, то кто же скажет?
— Положим, всего я не знаю. Но я немало повидала и узнала много такого, о чем представления не имела, пока жила в пустыне. Я знаю не только то, как обращаться с коровами да верблюдами. Могу и о других вещах рассказать.
— Например?
— Например, вы губите природу, вырубая все деревья подряд. Даже молодые деревца идут на загоны для скотины. — Я ткнула пальцем в ближайшую козу. — Так нельзя делать!
— Это ты о чем?
— Понимаешь, теперь вокруг пустыня, потому что мы вырубили все деревья.
— Пустыня просто потому, что нет дождей, Уорис! На севере бывают дожди, поэтому там и деревья есть.
— Наоборот, потому-то там и идут дожди! Дожди идут как раз потому, что там растут леса. А вы здесь чуть не каждый день срубаете все веточки, так что и лесу взяться неоткуда.
Они не знали, верить этим странным рассуждениям или нет, но была одна тема, спорить на которую я, по их твердому убеждению, не могла.
— А почему ты до сих пор не замужем? — поинтересовалась как-то мама.
Несмотря на то, что годы шли, вопрос брака оставался для меня страшно болезненным. С моей точки зрения, именно из-за этого я потеряла свой дом и семью. Я знаю, что отец хотел мне добра, но он поставил меня перед ужасным выбором: или подчиниться ему и погубить свою жизнь, выйдя замуж за старика, или бежать из дому и отказаться от всего, что было мне знакомо и дорого. Цена, которую я заплатила за свободу, была непомерно высокой, и я уповаю на то, что мне никогда не придется вынуждать собственное дитя делать столь мучительный выбор.
— Мама, неужели так уж необходимо выходить замуж? Я что, обязана быть замужем? Разве ты не видишь, что я добиваюсь успеха, становлюсь сильной, самостоятельной? Я вот что хочу сказать: если я до сих пор не вышла замуж, то это просто потому, что не встретила достойного мужчину. Вот когда встречу, тогда и пора будет выходить замуж.
— Ну а я хочу внучат.
Теперь они решили наброситься на меня все вместе.
— Да она уже старая! — включился в разговор двоюродный брат. — Кто захочет взять ее в жены? Она слишком старая…
И он покачал головой, не веря тому, что кто-то захочет взять в жены женщину двадцати восьми лет.
Я замахала руками.
— А почему нужно выходить замуж по принуждению? Вот вы оба, почему вы решили жениться? — Я ткнула пальцем в Али и двоюродного брата. — Спорим, кто-то настоял на этом.
— Нет-нет! — не соглашались они.
— Допустим, но это потому, что вы парни. А я, девочка, не имею права голоса. Считается, что я должна выходить за того, на кого вы мне укажете, и тогда, когда вы скажете. Что это за глупости? Кому только это в голову пришло?
— Помолчи, Уорис! — рассердился брат.
— Ты тоже помолчи!
До нашего отъезда осталось два дня, и Джерри сказал, что пора начинать съемки. Он снял несколько сцен, где я была с мамой, но мама никогда прежде не видела камеры, и та ей очень не понравилась.
— Уберите эту штуку от моего лица! — сказала мама. — Она мне не нравится. Уорис, скажи ему, пусть он не направляет ее мне на лицо. Он смотрит на меня? Или на тебя?
Я постаралась успокоить ее.
— Он смотрит на нас обеих.
— Так скажи ему, что я вовсе не желаю смотреть на него. Меня он, похоже, не слышит, да?
Я попыталась растолковать ей, как все происходит, заранее зная, что она все равно ничего не поймет.
— Да ну, мамочка, он прекрасно тебя слышит! — сказала я и засмеялась.
Оператор тут же пристал ко мне с расспросами, над чем это мы смеемся.
— Да так, над всякими глупостями, — ответила я.
Еще один день ушел на то, чтобы снять меня, бредущую по пустыне в одиночестве. Все это время я с трудом сдерживала слезы. Я увидела мальчика, который поил верблюда у колодца, и спросила, можно ли мне сделать это. Специально для оператора я подняла ведро повыше, к самой морде животного. Накануне нашего отъезда одна местная жительница накрасила мне ногти хной. Я поднесла руку к камере — впечатление было такое, будто на кончиках пальцев у меня растеклись капельки свежего коровьего навоза. Но я чувствовала себя царицей. То был древний ритуал, символизирующий у моего народа красоту: обычно так украшали только невесту.
В тот вечер мы устроили пир. Жители деревни хлопали в ладоши, плясали и пели. Это так напоминало далекие дни детства, когда все праздновали приход дождя, — то же самое чувство ничем не сдерживаемой свободы и радости!
На следующее утро, пока за нами еще не прилетел самолет, я встала рано и позавтракала вместе с мамой. Я спросила, не хочет ли она поехать со мной и жить в Англии или в Штатах.
— А что я там буду делать? — спросила она.
— Я как раз и хочу, чтобы ты ничего не делала. Ты за свою жизнь достаточно потрудилась. Пора тебе отдохнуть, просто посмотреть вокруг.
— Нет. Я так не смогу. Во-первых, твой отец стареет, и мне нужно быть с ним рядом. Во-вторых, мне надо заботиться о детях.
— О каких детях? Мы все уже взрослые!
— О детях твоего отца. Помнишь ту… Как же ее звали? Ну, ту молоденькую, которую он взял в жены?
— Еще бы!
— Так вот, она родила пятерых. А потом не выдержала. Думаю, наша жизнь была для нее слишком трудной, а может, она не поладила с твоим отцом. В общем, она сбежала — пропала, и все.
— Мамочка… Как ты можешь? Ты уже не так молода, чтобы трудиться до седьмого пота. Нельзя, чтобы ты изводила себя работой. В твоем возрасте за ребятишками малыми бегать!
— Ну что ж, отец тоже стареет, без меня ему никак. Да и не умею я сидеть сложа руки. Если я сяду, то сразу состарюсь. Я столько лет трудилась, что уже просто не смогу остановиться. Да я от этого с ума сойду! Нет. Если хочешь чем-нибудь помочь, купи мне домик в Африке, в Сомали. Я смогу поселиться там на старости лет. Здесь моя родина, ничего другого я не знаю.
