Олег Рой - Пасынки судьбы
Занявший место у стены ангел наблюдал, как художник, облачившийся в дорогие рваные джинсы и испачканную красками свободную рубашку от Prada, усаживал девушку посреди мастерской.
– Я уже вижу, как это будет, – говорил он, устанавливая свет. – Тут надо сыграть на контрасте. Ты такая юная, романтичная, словно пришедшая из другой эпохи… Нужен суперсовременный интерьер, хай-тек или модерн-минимализм – и ты в старинном наряде. Мадам Рекамье или нечто в этом роде… Сначала сделаем набросок. Повернись-ка чуть вправо. Вот так, достаточно. А теперь попробуй некоторое время не двигаться, хорошо?
Он быстро приготовил лист бумаги и взял в руки карандаш. Но работа, как видел ангел, не спорилась. Линии шли вкривь и вкось, художник вскоре потянулся за ластиком и больше стирал, чем рисовал.
– Что такое? – поинтересовалась девушка, видя, как он хмурится. – Что-то не так?
Не отвечая, Иннокентий скомкал лист и отшвырнул его в угол. Взял следующий, начал сначала – но с тем же успехом, точнее, без всякого успеха.
– Я плохо позирую, да? – забеспокоилась девушка. – Может, мне позу переменить?
– Сиди тихо! – прикрикнул на нее Комов. – И не разговаривай, мне это мешает!
Испугавшись, натурщица послушно замолчала и замерла неподвижно, стараясь даже не дышать. Но и это не помогло.
– Ох-хо-хо! – притворно вздохнула, входя в студию, Дама. – Ничего-то ты без меня сделать не можешь…
Она прошла мимо Апреля, нарочно задев его палантином по лицу, подошла к своему подопечному, встала у него за спиной, взглянула на эскиз, укоризненно покачала головой:
– Совсем никуда не годится… Что-то ты, мой миленький, вконец нюх потерял… – и положила ему на плечи обе руки.
И Ангел, которому с его места отлично была видна вся работа, стал свидетелем появления на свет нового шедевра популярного художника Комова. Повинуясь дьяволице, карандаш в его пальцах тотчас уверенно заскользил по листу. И вскоре на белом фоне возникло лицо Насти – совсем детское, радостно и доверчиво улыбающееся миру.
«Да, она именно такая, – думал Апрель, следя за появляющимся, словно по волшебству, рисунком. – Чистая, открытая, наивная… Ее меркантильность, попытка показаться расчетливой, жажда богатства и славы – ведь это все напускное, внешнее, шелуха, которая очень быстро отпадет… Эта Дама, демон, бывшая любовь Стирателя, сумела очень хорошо ее понять… Неужели они все-таки погубят Настину душу? Я не должен этого допустить! Но что можно сделать? Говорить с моей подопечной бесполезно, она меня и слушать не хочет… Как же помешать ее замыслам? Эх, был бы тут Озорник…»
– Ты не устала? – поинтересовался Иннокентий, рисуя легкими штрихами волосы девушки.
– Есть немного, – призналась новоиспеченная натурщица. – Это, оказывается, очень трудно – вот так сидеть, не шевелясь.
– Тогда давай сделаем перерыв.
– Да, давай. А можно посмотреть?
– Ну конечно!
Настя рывком соскочила со своего места и подбежала к нему, на ходу потирая затекшую шею.
– Здорово! Неужели я и вправду такая красивая?
– В реальности ты намного лучше, – отвечал тот. – Карандашный эскиз, конечно, не способен передать всего твоего очарования.
Девушка продолжала внимательно рассматривать его работу.
– Только я у тебя получилась какая-то… Ну как будто маленькая совсем. Как будто еще в школе учусь…
– В этом и есть твоя прелесть. – Иннокентий убирал принадлежности для рисования. – Твоя молодость особенно заметна на моем фоне.
– Ну что ты! – возразила девушка. – Что ты на себя наговариваешь! Ты очень клевый. И совсем даже не старый.
– Ох, не льсти мне, Настенька, а то еще немного – и я тебе поверю. Нет уж, милая, это ты у нас только едешь на ярмарку, а я, увы, уже с ярмарки…
В этот момент дьяволица, которая уже давно заскучала, резко вмешалась в их разговор.
– Слышь, Кешка, хватит уже кота за яйца тянуть! – рявкнула она на своего подопечного. – Хорош ныть и заговаривать девке зубы, ты не для этого ее сюда притащил! Давай действуй! Помни, что у тебя времени только до полуночи!
Художник испуганно оглянулся на нее, при этом у него был вид собаки, которая боится, что ее пнут или ударят. Апрель пожалел, что Настя этого не видела, – она все еще рассматривала эскиз своего портрета.
– Ладно, не будем об этом, – торопливо сказал Комов. – Пойдем-ка в гостиную. По-моему, самое время проводить старый год и выпить шампанского. У меня на этот случай припасена бутылочка «Дом Периньон».
– Настоящее французское шампанское? Значит, сухое. Настоящее шампанское всегда бывает сухим. – Настя удобно устроилась в одном из глубоких кресел. Ангел пошел за ней.
– И откуда же у юной леди такие обширные познания? – Иннокентий, пройдя в отгороженный барной стойкой кухонный отсек, вынул из холодильника запотевшую темную бутылку, запечатанную черной фольгой. – Будь добра, похозяйничай, пожалуйста, возьми вон в том шкафу бокалы. А я пока достану икру. Надеюсь, у тебя нет аллергии на черную икру?
– Нет, что ты! Где, ты сказал, бокалы?
– Вон там, на верхней полке. Запоминай, где что лежит…
Ангел надеялся, что хотя бы в этот момент его протеже вспомнит о нем – ведь именно о шампанском и икре они разговаривали с ней ночью в ресторане. У девушки действительно мелькнуло какое-то смутное воспоминание – но сейчас ее больше взволновали слова художника. Как это он сказал… «Похозяйничай, пожалуйста», «Запоминай, где что лежит». Неужели он действительно хочет, чтобы она часто бывала здесь и знала, где что хранится? Неужели она и правда может стать хозяйкой в этой шикарной квартире? Настя просто не верила своему счастью.
– Давай сядем тут, здесь удобнее. – Художник придвинул к дивану журнальный столик. Поставил бутылку и серебряную креманку в форме двух раковин – в бóльшей был колотый лед, в меньшей, находящейся сверху, – горкой лежала черная икра. Он нажал кнопку пульта управления музыкального центра, и в комнате зазвучала негромкая музыка. – Прошу, мадемуазель, ваш бокал!
Настя осторожно поднесла к лицу наполненный фужер.
– Пахнет лимоном, – сообщила она. – И еще чем-то… очень душистым.
– Цитрусовые и цветущий миндаль. – Иннокентий тоже поднял свой бокал. – У меня есть тост.
– Я слушаю. – Девушка развернулась к нему.
– Хочу выпить за последний день старого года, – глядя ей в глаза, проговорил Иннокентий. – За день, который, как мне кажется, станет началом моей новой жизни. Знаешь, едва только началась эта зима и выпал снег, у меня вдруг появилось предчувствие, что под Новый год со мной произойдет нечто особенное, совершенно необычное… Может быть, даже чудо. Это как в детстве… Ты, наверное, еще помнишь это предновогоднее чувство, ожидание праздника и волшебства. Елка, запах хвои и мандаринов, искрящийся в свете фонарей снег…
– И вечер накануне, когда тебя укладывают спать попозже, и ты стараешься не уснуть и подстеречь приход Деда Мороза! – подхватила девушка. – Взрослые в соседней комнате шумят и веселятся, а ты крепишься изо всех, чтобы не спать, и гадаешь, что же такое получишь в подарок… А потом не выдерживаешь и сама не замечаешь, как отрубаешься!
– Да-да, я рад, что ты так хорошо меня понимаешь! – свободной рукой Комов нежно пожал ладонь девушки. – Знаешь, Настя, мне казалось, что я уже давно вырос, что это чудесное ощущение никогда больше не вернется. Я уже не молод, я повидал жизнь, я, что греха таить, очерствел душой… Но сейчас я почему-то чувствую себя маленьким мальчиком, который утром встал раньше всех, тихонько прокрался к елке и нашел под ней свой подарок – большую золотую коробку, перевязанную красной лентой. И я тихонько, замирая от счастья и даже боясь дышать, развязываю пышный бант, потянув за концы, снимаю ленту, берусь за крышку коробки…
Дама, от нетерпения бродившая туда-сюда по квартире, в этот момент снова появилась в гостиной и, услыхав последние слова своего подопечного, громко хмыкнула.
«А ведь он сейчас не врет! – с удивлением отметил ангел. – Впервые за все это время он абсолютно искренен. Он действительно чувствует все то, о чем рассказывает. У него скверно на душе, он устал от той жизни, которую ведет под покровительством своей хранительницы, он хотел бы все изменить и искренне мечтает о чуде, которое перевернет всю его судьбу… В конечном счете, его даже жаль!»
– Так что же там в коробке? – Девушка чуть не прыгала на диване от нетерпения. – Говори скорее, не томи!
– Еще не знаю, – с улыбкой отвечал Комов. – Я ведь еще не успел снять крышку. Быть может, там спряталась ты?
Услышав именно то, что хотела, Настя довольно потупилась.
– Что-то я затянул с тостом, – опомнился художник. – Так у нас все согреется – и икра, и шампанское. Словом, пьем за последний день старого года. День, которому я бесконечно благодарен за то, что он подарил мне встречу с тобой.
Бокалы соприкоснулись с нежным хрустальным звоном, мужчина и девушка улыбнулись друг другу.
