Алексей Притуляк - Первое апреля октября
— Не могу сказать, когда это началось, — ответила она. — Но заметно стало около года назад… И все хуже, хуже…
— Коварная Эвелинга, покровительница туканов! — крикнул я ей. — Так это ты, ты предала меня в руки мучителей масакеров!
За спиной богини я увидел Маргрету, испуганно глядящую то на меня, то на Эвелингу, то на бреатурийцев.
Всадники поставили меня на ноги, вывели из кабинета.
— Мама, — услышал я голос дочери, — а папа вернется?
— Вернется, девочка моя, — ответила богиня. — Он скоро вернется.
— Я боюсь, — сказала Маргрета.
— Ничего, моя маленькая, не бойся, — успокаивала ее коварная Эвелинга.
— Я боюсь того рогатого дяди…
Наступила минутная гробовая тишина.
— Какого… какого дяди? — произнесла покровительница туканов.
— Того, что прятался за спиной у папы, когда ты сидела у него на коленках.
— Маргрета! — воскликнул я. — Маргрета, ты видела его?!
— Не говори глупостей, моя милая! — зашипела богиня.
— Да, — настаивала дочь. — У него были кривые рога, и желтые глаза, и красный плащ, и палка в руке…
— Магистр! — провозгласил я. — Да, это был он — Отражение Черной Луны!
Один из всадников злобно дернул меня и толкнул к двери. Я успел услышать как Эвелинга шлепнула дочь и что-то сказала ей повелительно. А дочь заплакала, повторяя: «Он злой, злой! Он хочет убить папу!»
Бреатурийцы вытолкали меня за дверь и потащили к лифту. Впихнув мое спеленатое подобно мумии тело в кабину, они довольно рассмеялись.
— Всегда с ними так, — сказал один по-тукански.
— Ничего, — ответил второй, — теперь дело пойдет на лад.
— Девчонка тоже видела, — задумчиво вставил третий.
— Дойдет очередь и до нее в свое время, — усмехнулся второй.
Маргрета?! Моя дочка?! Нет!
Я закричал, подпрыгнул как можно выше, больно ударившись при этом о крышу кабины, и что было сил рухнул на пол лифта в надежде, что канаты не выдержат и мы сорвемся вниз, в пропасть, в бездну Огалла. И я увидел, как в руке одного из всадников мелькнул короткий, серебристый, не длиннее двух пальцев, туканский кинжал.
— Сейчас я успокою его, — сказал он, хватая меня за руку…
In the death car
Он подобрал её на объездной — маленькую, промокшую, неуютно нахохлившуюся несмышлёным воронёнком под унылой сентябрьской моросью.
— Привет, — бросил, наблюдая, как она садится рядом, пропахшая вечерним дождём и дорогой. И ещё, кажется, алкоголем немного. С её черных волос, сбившихся в обиженные пряди, стекало и капало.
— Привет, — неуверенно улыбнулась она. — Я тут тебе намочу немного?
— Только немного, — кивнул он, выезжая с обочины на дорогу. — Куда едем?
Она недолго посмотрела на дождевую сыпь в свете фар, застилающую всё впереди, отрывающую их от мира. Пожала плечами.
— Куда хочешь.
— О! — улыбнулся он. — Как редко приходится слышать такие слова от одиноких промокших девушек. Слишком редко, чтобы этот мир не казалось старым хмурым задротом, не знающим, куда и зачем он едет… Извини.
Она снова пожала плечами, всё пытаясь так пристроить свои локоны, чтобы с них не текло за воротник чёрной блузки под чёрной же джинсовой курточкой. Чёрная сумочка на плече. Чёрные джинсы. Ах!..
А она, вся, казалось бы, отдавшись своей причёске, то и дело бросала осторожные взгляды на его настойчиво равнодушный профиль, на галстук поверх белой рубашки, проглядывающей в отвороты плаща. И кажется, улыбалась одними глазами.
— Куришь? — поинтересовался он, доставая из бардачка пачку «Мальборо».
— Нет, — помотала она головой, обдав его щёку десятком мелких, колких и пахучих брызг. — Ой… прости. А ты кури, если хочешь, я нормально переношу.
Щёлкнула зажигалка. Его ноздри раздулись. С лёгким «пых-х» выпорхнул между тонких губ сизый клуб дыма. А фары выхватывали из темноты чахнущие вдоль дороги простуженные вётлы. Где-то в небе, слабым намёком на самое себя, проглядывала иногда полная луна. Скоро кончится дождь…
— Хорошая у тебя машинка, — оглядев салон, сказала она, чтобы что-нибудь сказать.
— Угу, — кивнул он. — Правда, она не моя.
— А-а… — понимающе кивнула она. — Жены…
— Угнал, — коротко пояснил он. — Полчаса назад.
— Ух ты! — неожиданно весело выдохнула она, поглядывая на него с откровенным любопытством. — Тебя, наверное, уже ищут?
Он глубоко затянулся, молча пожал плечами.
— Наверняка, — улыбнулся, повернувшись к ней. — А ты что забыла на кольцевой, одна, на ночь глядя?
— Как здорово! — произнесла она, не ответив на его вопрос. — Нас будет преследовать полиция! С сиренами и этими… маячками! Вау!
— Любишь адреналин? — кивнул он утвердительно.
— Ты, похоже, тоже не прочь.
— И не боишься?
— Чего? Не я же угнала машину, — улыбнулась она. — Тем более, что ты всё равно уйдёшь от них.
— Уйду, — согласился он.
Объездная забирала влево, уводя вокруг коробок старого квартала на юг — к речному вокзалу.
— Романтично-то как! — вздохнула она, поглядывая на него по-ребячески задорно. А чёрный и влажный локон упал вдоль виска. И глаза у неё были чёрные, влажные, с искорками, как звёздочки или брызги шампанского.
— А зачем тебе тачка? — поинтересовалась она, поглядывая на одинокий жёлтый глаз светофора впереди.
Он чуть сбавил газ перед светофором — ненужная сейчас привычка. Посмотрел на неё.
— Не могу в такую погоду сидеть дома. Когда такая… такая прелесть вокруг, когда дождь и осень и ночь, меня тянет поколесить по городу.
— Просто тянет, или конкретно на чужой машине?
— Без разницы, — усмехнулся он. — А почему ты не села назад? Отчаянная?
— Ты же открыл переднюю, — она заглянула ему в глаза. — Эй, ты что задумал, а?
— Как тебя зовут?
— Энджел. Что ты задумал?
— А меня — Марк. Не бойся, детка, не будет ничего такого, чего ты не захотела бы сама. Почитать тебе стихи?
— Кажется, я зря села в эту машину, — произнесла она то ли обречённо, то ли подзуживая его.
— Да всё нормально. Но я удивился, правда, когда тебя увидел… Ты разве не слышала про маньяка на тачке? Который подбирает голосующих девушек. Сейчас про него только и трындят по ящику.
Она покосилась на него, подтянула поближе к себе сумочку.
— А я слышала другое. Будто бы убивают водителей. Говорят, маньяк голосует на дороге, его подсаживают и… Ой, нет, нехорошая тема. Давай лучше стихи.
Он улыбнулся, вмял окурок в пепельницу, начал:
Осада горьких чувств, в порту — купцы с Востока,И шквальные ветра, и мелкий дождь с утра,И пенье водостока..
Вдруг резко обернулся, кажется, испугав её.
— Что? — спросила она встревоженно.
— Показалось, — бросил он. — К чёрту стихи.
— Ну и ладно, — вздохнула она. — К чёрту. Так куда мы едем, Марк?
— Да никуда. Поколесим ещё немного.
— А потом?
— Потом… — он потянулся за новой сигаретой.
— Прикури мне тоже, — попросила она.
Он протянул ей раскуренную сигарету. Попыхал второй, выпустил из ноздрей курчавые струйки дыма, посмотрел на неё, любуясь.
— Ты красивая, — произнёс одобрительно.
— Говорят, — кивнула она, неумело затягиваясь.
Мотор тихонько, неслышно почти, гудел. Достаточно, впрочем, громко, чтобы не слышно было шуршания дождя на крыше. Оседлал, паршивец, и едет. Он тоже, видимо, любит поколесить по городу. На чужой тачке.
Пронеслись навстречу фары очумелого странника, летящего куда-то на скорости девяносто миль в час. Самоубийца…
И снова тишина.
— Что-то полиция запаздывает, — сказала она.
— Пропажу могли ещё не обнаружить, — дёрнул он плечом. — В такую погоду немногие, мне кажется, способны думать о бренном.
— Наверное, — согласилась она.
— Так что же тебя занесло на дорогу, Энджел? Дождливой ночью, без зонта. С душою, выпившей немного.
— Совсем чуть-чуть, — улыбнулась она. — Один меланхолик высадил.
— А-а… твой парень? Поссорились?
— Мой парень? — взглянула на него чуть удивлённо. — Да нет. Подсадил один.
— Угу. А посреди дороги захотел расплаты.
— Захотел, — кивнула она.
— Не получил.
— Не-а. Так и ждёт, наверное… Ты не захочешь?
— Уже хочу. Обещаю, что не высажу тебя на дороге, если ты не платёжеспособна. Ты всё равно останешься здесь.
Усмехнулась, убирая докучливый локон за ухо. Вздохнула:
— Жаль.
— В смысле?
Не ответила. Потушила сигарету, помахала рукой, разгоняя облако дыма перед лицом.
— Всё-таки это гадость, — кашлянула. — Курево.
Проплыл мимо речной вокзал, подсвечивающий темноту унылыми сонными фонарями в ожидании странноватых путешественников, решивших вдруг, посреди позднего вечера, прокатиться по реке. А ведь наверняка такие есть! Каких только нет, чего уж там… Столбы света от фонарей падали вниз и не могли долететь до земли — разносились дождевыми каплями, влажной пылью.
