Серж Резвани - Любовь напротив
Однако, довольно! Литература уже давно избавилась от пустых фраз, навязанных сюжетами столь же старыми, сколь и эти игровые залы, существовавшие еще во времена Второй Империи. Но что делать? Мы находились в Виши, в городе, где ничего не изменилось с прошлого века, если не считать обилия негодяев, наводнивших его во время войны… о чем в пятидесятые годы старались помалкивать, ибо нужно было поскорее забыть о тех позорных деяниях, начало которым было положено в том самом дворце, где мы снимали роскошные апартаменты. Но какое отношение к Истории имеем мы? От прошлого нам ничего не нужно. Вся наша жизнь, все наши желания — в настоящем. Поэтому не станем перегружать эти любовные хроники всякими описаниями и рассуждениями, которые лишь отвлекают меня от единственной, всепоглощающей, навязчивой идеи — секса вдвоем… втроем… если уж не получается вчетвером…
Наконец, Алекс «сорвала банк» — так называется момент в игре, когда администрация казино принимает решение положить конец везению чересчур удачливого игрока, — и мы покинули казино, унося в карманах, дамских сумочках и холщовых инкассаторских сумках, предоставленных заведением, огромное количество банкнот, которые кассиры выдали нам в обмен на сотни фишек самого разного достоинства. Со смехом, но уже не столь беззаботным, как накануне, мы прошли через сад, обойдясь на сей раз без купания в фонтане. Сгорая от любопытства и желания пересчитать «огромную сумму, которую удача принесла Алекс в знак своего особого расположения, плененная ее красотой», как пошутил я голосом балаганного шута, мы вернулись в свои апартаменты и немедленно заказали море шампанского, «чтобы отметить это событие». Деньги мы вывалили на кровать Алекс и Шама — получилась весьма впечатляющая гора банкнот, и я горстями начал швырять их к потолку, не в силах сдержать смех, который благодаря шампанскому очень скоро стал почти истерическим… а потом мрачным, когда я заметил, что ни Алекс, ни Шам, ни даже Мариетта не собираются следовать моему примеру. И тут я испытал чувство невероятного унижения, только теперь осознав, что я, всегда стремившийся выглядеть этаким толстокожим денди фонсторхаймовского типа, привыкшим держать в узде свои эмоции, именно я проявил тупой щенячий восторг перед грудой денег, которые заработала Алекс. Это чувство живет во мне и поныне, хотя с тех памятных событий прошло почти пятьдесят лет; и сейчас, когда я пишу эти строки, я краснею от стыда и досады за свою глупую, ребяческую радость, которую не разделяли ни Алекс, ни Шам, ни Мариетта.
Алекс и Шам выглядели… как бы это сказать… заметно смущенными моим поведением, и вместе с тем растерянными и озадаченными, не зная, что делать с горой денег, которые даже пересчитать казалось задачей почти невыполнимой. Что касается Мариетты, то теперь, когда прошел приступ непомерной, почти театрализованной радости, и мы остались в своем узком кругу, она вдруг повела себя холодно, почти агрессивно как по отношению к Алекс, так и к Шаму… но больше всего досталось мне. Неужели она ревновала к «успеху» Алекс, со злостью думал я. Если бы Алекс повезло всего раз-другой, Мари не завидовала бы ей… но того, что удача обернулась такой невероятной «прухой», моя женушка перенести уже не могла. И то, что удача сопутствовала Алекс весь вечер, она — я уверен — воспринимала как нечто оскорбительное для Маридоны, которая при любых обстоятельствах жаждала оставаться звездой.
— Я так рада за тебя, дорогая, — сказала она, наконец, и, заключив Алекс в объятия, по-мужски опрокинула на кровать, засыпанную толстым слоем банкнот. Она громко хохотала, валяясь на новеньких банковских билетах, которые хрустели, как опавшие листья под ногами гуляющих в осеннем парке. Неожиданно Мари потянулась к Алекс и попыталась поцеловать ее в губы, изображая порыв бурной страсти. По лицу Алекс было видно, что она не знала, как себя вести, как избежать поцелуев, наигранных актрисой и потому тормозивших принятие правильного решения. Оттолкнуть Мариетту означало бы воспринять всерьез то, что было не более чем сексуальным розыгрышем. На самом деле Мариетта «играла» меня; да, она была мной, мужчиной, который так хотел бы оказаться на ее месте.
— Везет в игре, везет и в любви, — произнесла Мариетта, продолжая свою игру. — Алекс, дорогая, будь я мужчиной, я не устояла бы… Если бы я была Дени, я… я не смогла бы сдержаться… я бы уже давно наставила рога Шаму. Я уверена, что он по уши влюбился в тебя с того самого дня, когда впервые увидел…
— Нет, Мари! Нет! — крикнул я.
Но она не унималась:
— Смотри, Шам, разве тебя не настораживает такое везение в игре? У твоей женушки есть секрет, который она держит в тайне. Без секрета так крупно не выигрывают… Ну же, Алекс, милая, признайся… расскажи нам все… Чем вы занимались с Дени в моем «Бьюике»?..
Я едва сдержался, чтобы не броситься к кровати и не ударить Мариетту. Она безжалостно ставила крест на моих планах. На этот раз окончательно и бесповоротно… Меня словно парализовало. Шам так же неподвижно застыл рядом со мной. Я чувствовал его напряженность и растерянность: он не понимал, что означает эта безумная, опасная игра. Несколько раз я ловил на себе его взгляд, словно он хотел без слов сказать мне, что им с Алекс совершенно непонятно странное поведение Мариетты.
— Как бы там ни было, — продолжала она, — с такими деньжищами ты сможешь купить своему Шаму мастерскую, и еще останется достаточно, чтоб какое-то время жить припеваючи… Кстати, с твоей красотой ты уже давно могла бы заработать на мастерскую… заработать без особых проблем… и не только на мастерскую для мужа… Если б только ты видела, какая ты сейчас красивая!.. Но ко всему прочему тебе еще фан-тас-ти-чес-ки везет!
Алекс освободилась, наконец, из объятий Мариетты и вскочила на ноги. Я впервые видел ее в гневе, и она показалась мне еще более желанной и обворожительной.
— Мне не нужны эти деньги! Они принадлежат тебе, Мари, это ваши деньги… Я играла на твои деньги… Это твои деньги… Это ваши деньги… Я оказалась там случайно… Мне просто повезло… Я не хочу этих денег, мы не хотим их!
— Ну, довольно, Алекс, милая… прости, извини меня, я вела себя глупо, но ты должна простить меня… Я так люблю вас обоих…
Ничто не раздражало меня больше, чем подобные признания из уст Мариетты. Я знал ее, как облупленную, и мне не составляло труда увидеть ее истинные чувства, которые она умело скрывала под шелухой милейших улыбок и приятных слов. И чем больше было ее недовольство, тем любезней она выглядела, хотя внутри исходила ядом и злобой. Ученые-ботаники говорят, что цветы некоторых ядовитых растений выглядят красивее и, следовательно, они более привлекательны, чем другие. К их числу можно было смело причислить и Мариетту. Я знал, как опасна бывает она в моменты кажущегося великодушия, особенно когда речь шла о другой женщине… и если она к ней ревновала. До сих пор она никогда не проявляла ревности по отношению к Алекс и потому ей нечего было скрывать. Они были слишком разными людьми, и то, что каждая из них ожидала от жизни, никоим образом не могло совпасть или пересечься. И я знал, что, если бы мне все же удалось довести до конца авантюру с Алекс, Мариетту это не очень бы разозлило, скорее наоборот — успокоило бы, поскольку женщина, которую трахают, это всего лишь женщина, которую трахают или трахали, тогда как женщина, которая не знает своего обожателя, несет в себе, по мнению Мариетты, потенциальную угрозу. Вот почему до сих пор Мариетта видела в Алекс всего лишь женщину, которую трахают либо трахнут в ближайшее время. В этом и заключался, как она полагала, смысл существования Алекс. И это была еще одна причина, по которой она пообещала мне помочь затащить Алекс в постель, чтобы раз и навсегда перевести ее в разряд «трахнутых».
Теперь понятно, что невероятные выигрыши в казино внезапно изменили статус Алекс, превратив ее из женщины для любовных утех в женщину-которой-фантастически-везет. И этот каприз судьбы поставил ее вровень с Мариеттой. Она не только отказалась превращать в деньги свою красоту — за что Мариетта бессознательно злилась на нее, — нет, сама Фортуна выбрала ее, наградив при этом с невиданной щедростью. Что ж, браво! Пусть забирает свои деньги, потому что теперь она уже не Алекс, принадлежащая Шаму. Пусть забирает свои деньги и кичится удачей. Пусть считает себя «добытчицей». Так нет же! Она презрительно отворачивается от такой кучи денег! Она отказывается от них. Она не желает брать их, рискуя всерьез рассориться с Мариеттой, с нами. К тому же, Шам полностью на ее стороне. Он тоже считает, что эти деньги принадлежат нам — Мари и мне. Он ни за что не возьмет их… В итоге обстановка накалилась настолько, что мы холодно пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам! Двери закрылись… и мои надежды на «дважды два равно одному» почти наверняка приказали долго жить.
