Сантьяго Гамбоа - Проигрыш — дело техники
Купив новую одежду, они выехали со стоянки, когда почти стемнело. Силанпа посмотрел на часы и подумал о Монике. Уже шесть. Надо бы позвонить, но он не знал нового номера ее телефона. Куда теперь?
— Ко мне домой нельзя, — сказала Сусан. — Там уже наверняка сидят отморозки Тифлиса.
— Придется ночевать в гостинице, других вариантов нет.
Они подъехали к «Ресиденсьяль Нуэва-Йорк» рядом с площадью Лоурдес и сняли номер на имя Эступиньяна. Комната оказалась огромная, с тремя кроватями и прилегающей к ней маленькой гостиной. Сусан сразу направилась в ванную.
— Ей что, не понравилось платье в цветочек, хефе? — Эступиньян разочарованно прикусил нижнюю губу. — Да через него угадывались все ее прелести! Признаюсь вам, эта женщина лишает меня дара речи! Как говорят у нас в конторе, ее задний участок годен под застройку, имеется водоем и зона отдыха.
— Это та самая, из турецкой бани. Нам предстоит серьезный разговор, она обещала мне все рассказать. Так что вам лучше уйти.
Эступиньян дошел до двери, но вернулся.
— Если понадобится ее охранять, вы меня позовете? Ну, не жадничайте.
Когда Сусан вышла из ванной и села на кровать, Силанпа сразу перешел к делу.
— А теперь давайте поговорим!
— Послушайте, Виктор, не хотелось бы обманывать ваши ожидания, но я знаю об убитом только то, что рассказал мне сам Тифлис. Это действительно Перейра Антунес, что, похоже, уже ни для кого не секрет; никому не известно только, кто посадил его на кол на берегу Сисги. Тифлис держал его взаперти в каком-то сарае в Боготе, но он оттуда пропал — либо сбежал, либо его кто-то увез, а что было потом, никто не знает.
— Значит, Тифлис похитил его?
— Да, Перейра Антунес подарил Тифлису свое землевладение на Сисге, а тот побоялся, как бы он не передумал, и решил на время посадить его под замок. У Тифлиса такая манера, любит попугать тех, с кем имеет дело, чтоб были покладистей.
— А кто мог его оттуда вытащить?
— Например, Варгас Викунья, застройщик. Или коррумпированный советник Марко Тулио Эскилаче, который занимается незаконными сделками с муниципальными землями и имуществом, перешедшим в собственность столичного округа. Вам должно быть известно, Виктор, что в Боготе строительный бизнес — настоящая золотая жила.
— А что Тифлис намеревался сделать с землей?
— Продать, только не знаю кому.
— А как же вы, «Дети Солнца»?
— Мы с самого начала хотели сохранить за собой этот участок. Директор клуба собирался уговорить Перейру Антунеса, но не успел, так как тот исчез.
— А вы, Сусан, на чьей стороне?
— Теперь уже не знаю… Мне страшно.
— Вы сотрудничали с Тифлисом. Я видел вас в гостинице «Эсмеральда».
— Он угрожал нам, и я пыталась наладить с ним отношения. Но с таким непредсказуемым человеком очень тяжело иметь дело.
— Мне ли не знать! Почему разгромили мой автомобиль?
— Его встревожила ваша статья в «Обсервадоре», и он решил отбить у вас охоту писать на эту тему — но только постращать, не причиняя вреда.
— Я не хочу брать на себя лишнего, Сусан, но положение ваше незавидное. Если вы поможете мне, я сделаю все от меня зависящее, чтобы вам это зачлось. На сегодняшний день имеется по меньшей мере одно убийство и довольно грязная сделка. Полиция идет по следу и в любую минуту может до всего докопаться. В ваших интересах оставаться на стороне хороших парней.
— А кто у нас хорошие парни?
— Еще не знаю, но уж точно не Тифлис и не советник, о котором вы мне рассказали.
— Можно задать вам один вопрос? — Сусан встала, чтобы закурить.
— Конечно.
— Это вы украли у Тифлиса документы на землевладение?
— «Украл» — неправильное слово, поскольку они сейчас в руках полиции, — соврал Силанпа, вспомнив, что спрятал документы дома у Кики, и надо бы перевезти их к Монике — в более надежное место.
— Если вы действительно передали бумаги полиции, то совершили ошибку. Вы могли бы заработать на них большие деньги.
— Я не занимаюсь подобными сделками, Сусан, я журналист!
— Последний дурак — вот вы кто! Самый обыкновенный дурак! Человек не должен упускать возможности, подаренные ему судьбой! Вы знаете, сколько найдется желающих заплатить за эти документы баснословные суммы?
— Могу себе представить.
Силанпа подошел к окну и выглянул наружу. На улице не было ни одной машины. Хилое деревце будто материализовалось из мусора на тротуаре. За крышами ближних домов виднелись шпили церкви Богоматери Лурдской. Он думал о Монике как о близком человеке. Вера ему сейчас просто необходима.
— Расскажите, что у вас произошло с Тифлисом, — попросил он Сусан. — Почему он преследует вас?
От страха Сусан не осталась и следа. Она выглядела совершенно безмятежной.
— Он думает, что это я украла документы. Запер меня в гостиничном номере, но сегодня утром мне удалось сбежать.
— Почему вы решили поехать в клуб?
— Да я просто не знала, куда податься. Времени на раздумья не было, вот я и выбрала первое место, какое посчитала безопасным. И ошиблась.
— Можете еще раз назвать полное имя того советника?
— Марко Тулио Эскилаче.
Силанпа записал в блокнот и решил, что завтра пригласит с собой Эступиньяна. Потом надел свитер и шагнул к двери.
— Не открывайте никому до моего прихода. Заберу вас отсюда завтра.
— Уходите? А я думала, вы будете охранять меня…
— Не могу.
— Я бы предпочла, чтоб вы остались…
Силанпа посмотрел на нее и тут же спохватился. Его ждала Моника.
— До завтра, — сказал он и вышел.
К дому Моники Силанпа прибыл, чувствуя себя в отличной форме; новая одежда придавала уверенность. Хорошо, когда есть куда ехать по завершении долгого дня, подумал он, радуясь тому, что для многих в этой жизни превратилось в скучную и тягостную рутину.
Моника встретила его с улыбкой.
— Я ждала тебя пораньше.
— Дело очень запутанное, каждый день начинаешь будто с нуля.
— Проходи, нам надо поговорить.
Она посмотрела ему в глаза и прочла в них страх.
— Виктор, мы не можем вести себя так, будто ничего не произошло.
— Боюсь твоего ответа на вопрос — ты с Оскаром?
— Об этом еще успеем.
— Я хочу знать.
Монику закурила, с силой выдохнула дым и сказала, не отводя глаз:
— Да!
В наступившем молчании Силанпа ощутил, как тошнотворной судорогой сдавило желудок. Он ничего не понимал.
— Зачем же ты вчера поехала за мной, бросила гостей, привезла меня сюда?
— Потому что неправильно оставлять незаконченные дела. — Она нервно курила и одновременно терзала в пальцах какую-то бумажку. — Мне хочется, чтобы наши отношения закончились иначе. Мы взрослые люди, прожили вместе кусок нашей жизни. Ты так не думаешь?
Боль пробуждает самолюбие. Тот, кто страдает, ставит себя особняком и ждет от мира возвращения несуществующего долга. Но Силанпе сейчас хотелось очутиться вдали от всех, наедине с тем, что он сам для себя надумал.
— А я было решил, что мы опять вместе. Ошибка вышла.
— Нет, это не ошибка. Я люблю тебя, но мы уже убедились, что не сможем…
— Не говори ничего.
Силанпа тяжело поднялся на ноги и побрел к выходу — на этот раз уж точно навсегда, подумал он.
— Не уходи, Виктор. Вот так не уходи! Я надеялась побыть с тобой, сколько необходимо, чтобы все улеглось.
— Хочешь сказать, чтобы мы расстались друзьями.
— Да!
— Это невозможно.
Глаза Моники повлажнели. Виктор достал сигареты и некоторое время молча курил у окна. Потом спросил:
— Что ты сказала Оскару?
— Что нам с тобой надо поговорить.
— Он знает, что прошлой ночью мы спали вместе?
— Нет.
— Тогда мне лучше уйти. Ты не станешь обманывать его из-за меня.
— Опять ты кокетничаешь! Сядь лучше. Ты прекрасно понимаешь, что речь сейчас не об Оскаре.
— Нет, об Оскаре! Ты бросила меня из-за него.
— Я тебя не бросила, просто у нас ничего не получилось! И Оскар здесь ни при чем!
— В последний раз, когда я видел вас вдвоем, мне почудилось, что он очень даже при чем.
Моника покраснела. Силанпа отвел от нее взгляд.
— Ты не должен был видеть, я потом чувствовала себя так…
— Я себя чувствовал хуже!
Моника обняла его, обливаясь слезами, а ему показалось, что огромное расстояние отделяет его от нее и от того, что они прожили вместе.
— Прости меня, я вела себя, как сучка!
— Не надо! — Силанпа почувствовал себя увереннее. — Скажи, я правильно понимаю: мы здесь для того, чтобы поговорить, выяснить отношения, и ты тогда сможешь жить со спокойной совестью, так?
— Не будь циничным. Если я сейчас с тобой, это что-то значит, правда?
— И что же это «что-то»?
