Алексей Мальцев - Призрачно всё...
— И не вздумай сбегать… — прохрипел напоследок, сверкнув зелеными глазами. — Из-под земли достану! Ты — мой, Самоделкин! Заруби это на носу! Готовься к встрече Изместьева как следует!
Звон разбившегося стекла отрезвил Павла. Он поднялся, шатаясь, подошел к разбитому окну, сквозь стекло которого только что «выпрыгнула» девочка, сорвав без труда темно-синие занавески с гардины.
Марины Гачеговой нигде не было.
У торгового комплекса «Метро» работали киоски, возле которых толпились несколько человек. Рогатые троллейбусы томно ползли по Шоссе Космонавтов. Никто, кроме психотерапевта Ворзонина, не слышал звона битого стекла, никто не видел девочки…
Дрожащими пальцами он кое-как достал из пачки сигарету. Закурив с третьего раза, глубоко затянулся и выпустил в воздух струю синеватого дыма.
В кабинете никого, кроме него, не было.
Что происходит? Куда делась Марина? Туда же, куда и Изместьев? Вздор! Кроме шуток. Что он скажет ее матери? Как-то надо разруливать ситуацию. Но как? Он не представлял.
Даешь продовольственную программу!
В эту ночь супруги спали порознь: Акулина постелила себе на узком деревянном сундуке за печкой. Муж, как ни странно, не протестовал.
Зато на следующее утро разбудил не выспавшуюся, с синяками на тощих бедрах жену в половине пятого, велел быстро одеваться. Кое-как «продрав» глаза и опрокинув без аппетита в желудок крынку молока, Акулина выскочила на мороз и поплелась в сторону коровника. Ледяной ветер прохватил ее с ног до головы, тотчас зазнобило.
Возле конторы она увидела почти забытую модель «Москвич-408», за рулем которого сидел приличного вида очкарик с симпатичной бородкой. Мотор «москвича» не был заглушен. Не раздумывая, она рванула переднюю правую дверцу и рухнула без сил рядом с водителем. Через секунду поняла, что поступила опрометчиво:
— Замерзла, Акулинушка? — произнес нараспев водитель, даже не посмотрев на пассажирку. — И не боишься ничего? Садишься прямо так, при всех? Полсела в курсе.
— А чего я должна бояться? — собрался было возмутиться доктор, которому надоело приспосабливаться, чего-то опасаться. — Поехали, давай? В город, срочно! Жми на газ, родимый!
— Куды? — очки бородатого сами сползли с переносицы. — Какой город? Да твой Федюня всю деревню поднимет на дыбы. Как год назад. Забыла, что ли? Что б я с тобой после всего этого связывался! Жить хочется еще. Ты что, из ума выжила? Вылазий, пока нас не застукали!
Изместьев почувствовал, как из глубины у него поднимается почти медвежий рев. Все вокруг — дома, огороды, сараи, — все было против, все объединились против него, врача из будущего. Где спрятаться? Кто поможет? Кто на его стороне?
В какое же дерьмо он вляпался с разбега! Обложили по самое «не хочу», не рыпнешься. Ничего другого не оставалось, как выйти из «Москвича» на мороз и продолжать путь до коровника.
«Ничего, док. Когда ты еще коров доить научишься, как не сегодня? — утешал он себя. — Зато потом будет, что вспомнить».
Коровы шарахались от нее, словно она пришла не доить их, а с топором по их душу. Бабы потешались над ее неумелыми попытками подключить аппарат. Конец мучениям Акулины положила бригадир Эмилия Филимоновна. Взяв под руку незадачливую доярку, полнеющая губастая женщина шепнула:
— После родов женщина должна как бы сама рождаться заново…
— Я и родилась заново, — всячески пытаясь скрыть смущение, отвечала свекольно-красная Акулина Доскина. — Я все забыла, у меня была клиническая смерть во время родов… Так чего ж вы хотите?
— Людям всего этого не объяснишь. Они помнят тебя сноровистую, по двадцать коров зараз доила… Теперича тебя словно подменили. Честно скажу, сама теряюсь в догадках.
— Я ничего не помню из прошлого, понимаете?
— Пытаюсь понять.
То ли она почувствовала в бригадирше родственную душу, то ли просто накатило отчаяние, но Акулину внезапно понесло:
— Я ничего не помню, ни имени вашего, ни мужа, ни то, как коров доить. Я вообще не знаю, кто я такая. Я чуть не умерла, Эмми… Эмми… Эмилия Филиппо… моновна…
— И говорить ты совсем по-другому стала, словно другой человек.
— Я же говорю вам, я и так другой человек.
— А ежели так, то я быстренько введу тебя в курс дела, — улыбнулась бригадирша, оглянувшись, не подслушивает ли кто. — Хоть что-то ты должна помнить! Разве не так? Истинная доярка всегда мечтает о большом молоке. Высокие удои зависят от таких факторов, как обильное кормление животных, полноценные рационы. Огромное значение имеют и заботливое обращение с животными, содержание их в чистоте, в добротных сухих помещениях и… ежедневных прогулок.
Интонация, с которой Эмилия Филимоновна «доводила» до него прописные молочные истины, зародила в подсознании доктора чувство стыда: да как он посмел выбрать еще какую-то профессию кроме как сразу же после окончания школы пойти в доярки! Он даже опустил глаза.
— Но центральное место занимает доение. Операторам машинного доения поручена заключительная операция в производстве молочной продукции. Доить коров надо уметь. Способ извлечения молока из молочной железы влияет на уровень ее секреторной активности: при сосании продуктивность выше, чем при доении, при ручном доении выше, чем при машинном.
— Так если при ручном выше, чем при машинном, — зачем-то ухватился за последние слова бригадирши Изместьев, сам прекрасно понимая свою неправоту, — зачем тогда все эти машины? На кой ляд?
— Вот теперича я вижу прежнюю Акулины: любознательную, болтливую, работящую, — похлопала доярку по плечу Эмилия Филимоновна. — Затем, что принятая в мае 1982 года Продовольственная программа предусматривает интенсивное развитие агропромышленного комплекса страны и, как следствие, обеспечение растущих внутренних потребностей в продовольствии, в том числе и в молочке, в нем, родимом!
— Это понятно. А кто обеспечит мое дитя молоком? — решила Акулина нанести сокрушительный удар по партийной подкованности бригадирши. — Мою Клавочку, кровиночку мою… Я ж кормящая! Такая же корова, как и эти.
Акулина сделала широкий жест рукой, уловив, что в глазах Эмилии Филимоновны застыло сочувствие.
— Да кто ж тебя сюда определил-то? Сердешная?
— Как кто? — почувствовав, что еще немного, и слезы хлынут через край, развела она обиженно руками. — Понятное дело, муж. Федор, чтоб его… Ничего святого для него нет.
— Ну, я с ним поговорю… А ты сейчас ступай домой. Корми дитя и ни о чем не беспокойся. Я знаю, как твоего Федунка приструнить. Он у меня знаешь, где?
При этих словах бригадирша сжала хрупкие пальцы в кулак так, что они захрустели.
Крик дочери Акулина услышала задолго до входа в калитку. Несмотря на дневное кормление, Клавдии явно чего-то недоставало. Нина сидела на печке и плакала. По-видимому, ей досталось от отца за неумение справиться с младшей сестренкой. Перепеленав дочурку и накормив, Акулина вышла к подвыпившему супругу.
— Привет советским дояркам! — Федунок держал в дрожавшей руке стакан с мутным пойлом. — Как там на продовольственном фронте?
— Федь, на дворе скоро декабрь, — не обратив никакого внимания на его приветствие, жена пошла в наступление. — Нинке семь лет, а она не в школе. Девчонка учиться должна!
— А я чо, супротив? — неожиданно смягчился Федор. — Пусть идет и учится. Я не возражаю. Мне вона и мужики говорят, мол, не дело это. Отстаешь, мол, от жизни. Вона, как! А жизня, она, вперед, значитца, летит.
Не ожидавшая такого поворота разговора, Акулина вначале немного растерялась, но потом продолжила тему:
— Как же она пойдет? У нее ни учебников, ни школьной формы, ни портфеля, ни тетрадей. Ни читать девочка, ни писать не умеет. Это ж стыд — позор! В семь-то лет!
— Дык возьми и научи, — начал выходить из себя муж. — Чо ты меня-то шинкуешь? У меня других забот хватат.
— Мне надо съездить в город и купить ей все необходимое, — не унималась Акулина. — Пособишь?
— Съездий, раз надо. Денег я дам. Только дочь накорми, молоко приготовь, чтоб, значит, только разогреть оставалось. Нинке четкие инструкции дай, а то сегодня она не знала, чо с Клавкой делать.
Обрадованная Нина завертелась на стуле, захлопала в ладоши. Когда к ней подошла мать и обняла ее, девочка прошептала ей на ухо:
— Я, правда, пойду в школу?
Сердце Акулины сжалось: как напуган ребенок, что не может даже во весь голос порадоваться. Она прижала дочь к себе:
— Конечно, пойдешь, родная моя. Это я тебе обещаю, слово даю.
Вербовка с Запада
На следующее утро Акулина покормила младшую дочь, поцеловала спящую старшую, собрала нехитрый «багаж» и через полчаса покачивалась в битком набитом автобусе. Разумеется, приобретение школьных принадлежностей планировалось, но главной целью поездки был разговор с десятиклассником Аркашей Изместьевым.
