Михаил Балбачан - Шахта
– Что же, товарищ главный механик, пожалуйте в помойницу, – любезно предложил начальник шахты и, не оглядываясь, зашагал вперед. Сам он успел заменить кирзовые сапоги на резиновые. Шевцов, приняв невозмутимый вид, зашлепал следом.
– Андрей Сергеич, а тебе не кажется, что мы идем по воде? – не выдержал Слепко.
– Вы могли бы знать, товарищ начальник, что в шахте всегда сыро. Просто пол здесь неровный, и вода не может стекать.
– То есть ты хочешь сказать, она всегда тут стоит?
– Конечно!
Евгений только головой покрутил, Шевцов же был в отчаянии – ему ужасно жалко было ботинок. Он не понимал, за что Слепко так мучает его. Они дошли до помойницы и начали спускаться по пологому уклону. Когда жидкая грязь дошла до колен, Евгений остановился.
– Ты продолжаешь утверждать, что здесь сухо?
– Более или менее, – глупо упрямился Шевцов. Они сделали еще несколько шагов. Вода дошла до краев высоких сапог начальника шахты.
– И здесь сухо?
– И здесь…
– Тогда покажи мне отремонтированный клапан, пожалуйста.
Шевцов побрел куда-то во тьму. Фонаря у него при себе не было. Вдруг он оступился и шумно упал, с головой погрузившись в жижу. Поднявшись на ноги, он сдавленно закашлял, стоя спиной к ненавистному тирану. Плечи его постыдно тряслись. В уморительной фигуре, от макушки до обшлагов отутюженных брюк покрытой вонючей грязью, было что-то до того жалкое, что Евгений внутренне содрогнулся.
– С меня достаточно, – сказал он, – ты еще, чего доброго, утонешь, а мне потом отвечать. Помоешься, зайди ко мне. – Ему было больно и противно.
Андрей целый час стоял под горячим душем, как был – в костюме и галстуке, и плакал. Бессильная злость на «всех этих хамов и их вонючую яму» ломала и корежила его тело. Наконец его стошнило, и тогда немного полегчало. Уже в самом конце смены, не без успеха посвященной спасению штиблет и костюма, Шевцов, в новенькой, идеально чистой спецовке и с обычной своей ироничной улыбочкой, постучал в дверь начальника. Того, естественно, на рабочем месте не оказалось. Пожилая машинистка Антонина Ивановна, бывшая у Слепко чем-то вроде секретарши, подала ему листок, на котором значилось:
«За систематическое невыполнение приказов начальника шахты, в результате чего возникла угроза аварии на рудничном дворе, объявить главному механику шахты № 23-бис тов. Шевцову А. С. строгий выговор.
Начальник шахты № 23-бис Слепко Е. С. Подпись. Печать».
– Вы тоже должны расписаться, Андрюшенька, – сказала Антонина Ивановна.
Шевцов приписал снизу: «Прочел с удовольствием», размашисто подписался и гордо вышел. «Сейчас первым делом, чайку погорячее, – думал он, – а между прочим, имеет смысл впредь на службе переодеваться в спецовку. Со свиньями жить…»
Лежа вечером в постели и слушая пьяные вопли за запертой дверью своей комнаты, Андрей совершенно расклеился. Ему в голову пришла ужасная мысль, что когда он наконец завершит свой проект и явится в Наркомат путей сообщения, его там встретят такие же злобные придурки, как этот Слепко или та сволочь, что приезжала на шахту с инспекцией прошедшей осенью. Жутко скрипя зубами, он вымочил слезами всю подушку, долго и сладко думал о самоубийстве и наконец уснул, чтобы на следующий день проснуться лишь к полудню.
На горный факультет Шевцов поступил по настоянию матери, полагавшей, что «горный инженер – это очень солидно». Сама она преподавала сольфеджио в вечернем музыкальном училище, отца красные расстреляли еще в девятнадцатом. Факт, который им удалось успешно скрыть. После распределения Андрей целых три года избегал работы под землей. При возникновении малейшей опасности такого рода он немедленно увольнялся. На этой шахте ему повезло, удалось устроиться в контору. Он начал уже надеяться, что его оставили в покое, когда старый гриб Зощенко взялся чуть ли не ежедневно гонять его под землю. Один раз его подняли ночью с постели и, еще сонного, ничего не соображающего, назначили в комиссию по случаю очередной аварии. Это было ужасно, он вообще не выносил вида человеческих страданий. Заранее предвидя что-нибудь гадкое, едва по дороге не заблудившись, он приплелся на место происшествия – транспортный уклон Северного участка. Оказалось, убило сцепщика. Он там цеплял груженые вагонетки к тросу специальными крюками – «баранами». Одна вагонетка сорвалась и, круша все на своем пути, понеслась вниз. За считаные мгновения нужно было спрятаться в нише, вырубленной по борту на такой случай. Его напарник успел, а убитый споткнулся и был размазан по шпалам.
Андрею пришлось смотреть на окровавленные лохмотья, потом еще участвовать в составлении акта. Он, кажется, падал в обморок. Его трясли, может быть, даже били по щекам. В тот момент он особенно ясно осознал, что просто не может существовать среди этих диких, бесчувственных людей, деловито соскребавших лопатами кишки своего товарища в обыкновенные, покрытые угольной грязью носилки. Стоило только представить, как эти выдыхающие перегар субъекты так же деловито сгребают его самого своими убогими лопатами! Словно прозрев, он увидел вдруг гнилую, покосившуюся крепь, проржавевшие рельсы, поврежденную изоляцию электрокабелей, размахрившийся канат откатки. Они, отупевшие от пьянства и бесконечного ползанья в этих жутких норах, могли гробить друг друга сколько угодно. Ему же, Андрею Шевцову, там было не место.
Итак, проснувшись на следующий день после купанья в помойнице, Андрей решил на работу вообще не выходить. Прежде всего, он не желал больше встречаться со Слепко, которого презирал и ненавидел всеми силами души. Его заставили бы, наверное, разбираться с обманщиком Ивановым и, чего доброго, лезть опять в ту же грязь. Он сходил за костюмом, прекрасно вычищенным и выглаженным, протер еще раз керосином, набил мятыми газетами и начистил любимые штиблеты, полюбовался на них и аккуратно поставил в шкаф. Покончив, таким образом, с неотложными делами и немного поев, Андрей разделся и завалился с книжкой в постель. «Будь что будет, – решил он, – пускай себе орут, увольняют, прыгают, кувыркаются, вообще делают что хотят!»
Между тем Зощенко еще накануне распорядился откачать воду и отремонтировать клапан. Иванову же, находившемуся в глубоком запое, уже несколько дней писались прогулы.
Под вечер, когда Шевцову, наскучило чтение и он немного задремал, в дверь его комнаты настоятельно постучали. Он, щурясь, пошлепал отпирать. На пороге стоял Слепко в своей засаленной робе и заляпанных сапожищах.
– Что это с тобой, Андрей Сергеич?
– Болею!
– А чего фельдшер сказал? Ты в больницу ходил?
– Не ходил. Я и без фельдшера прекрасно знаю, что болен.
– Хоть убей, не могу понять! Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя по статье уволил?
– Да ради бога!
– Вот, значит, как. Ты знаешь, что по закону я могу тебя сейчас посадить? Не желаешь своим делом заниматься, будешь две недели курам на смех метлой махать.
– Делайте, что вам угодно.
– Объяснись все же.
– Все равно не поймете.
– Ну, это еще, положим… Кстати, ты какую книгу читаешь? Показывай давай, вон корешок торчит из-под подушки. Ага, «Виконт де Бражелон». А позволь узнать, кто из героев тебе особенно нравится?
– Ну Атос…
– Странно, мне казалось, тебе там ближе… черт, теперь уж и не знаю кто. Слабак ты, Шевцов. Правильно мне вчера про тебя сказали.
– Вы в этом уверены? Чего вы вообще обо мне знаете? Я, между прочим, Политехнический институт с отличием закончил! Я высококвалифицированный инженер! А вы меня помойницы откачивать заставляете! – сам того не замечая, Андрей почти кричал, его уши сильно покраснели.
– Ну а Зощенко, Левицкая, я, наконец? Как насчет нашей квалификации? Почему мы должны всем этим заниматься?
– Это ваши личные проблемы. Что же до вашей квалификации то, как бы помягче выразиться? Судя по всем этим штурмам…
– Что за чертеж у тебя на кульмане? Какой-то редуктор. Ого! Вот это так передаточное число! Не лебедка, явно. Расскажи!
– Да это я так, для себя занимаюсь, вам неинтересно будет.
– А ты попробуй.
И Шевцов, сначала нехотя, но, чем дальше, тем больше увлекаясь, выложил ненавистному начальнику свои задушевные мысли, идеи, изобретения, показал все чертежи и наброски. Слепко слушал уважительно, не перебивал. Когда Андрей выговорился, он задумчиво постучал ногтем по краю ватмана.
– Огромное ты дело затеял. Боюсь только, одному тебе не справиться.
– Я сам это прекрасно понимаю и свою задачу вижу лишь в заложении основ, чтобы до всех дошло, что это возможно сделать, – пошел наводить тень на плетень Шевцов. – Поймите наконец, будущее за скоростными электровозами!
– Наверное, ты прав. Знаешь, давай так договоримся. Я тебе помогу представить эти материалы железнодорожникам, у меня имеются кое-какие знакомства в Москве, а ты помоги переоборудовать наш электровозный транспорт. Кстати, этот вопрос и так в твоей сфере как главного механика. Но учти, следить за исполнением своих приказов тебе придется самому. Не знаю уж, с суетой или без, но – придется.
