Кен Кизи - Над кукушкиным гнездом
Макмерфи вышел взглянуть на список, потом вернулся и стал уговаривать записаться еще кого-нибудь из острых, ходил вдоль коек, где еще лежали некоторые, укрывшись с головой, стучал ногой в кровать, рассказывал, как это здорово побывать в пасти у шторма, когда кругом ревет океан, йо-хо-хо и бутылка рома.
Но никто не хочет. Все напуганы рассказами Большой Сестры о том, какое сейчас бурное море и сколько за последнее время потонуло лодок; все шло к тому, что мы так и останемся без последнего члена экипажа, но вот через полчаса Водяной Джордж по фамилии Соренсен подошел к Макмерфи, когда мы ждали завтрака, стоя в очереди у двери столовой.
Высокий старый, беззубый и жилистый швед, Мойдодыр, как прозвали его черные, потому что он сдвинулся на чистоте, прошаркал через весь коридор, при этом отклоняясь так далеко назад, что ноги двигались впереди головы (таким образом он старался держаться как можно дальше от своих собеседников), затем остановился перед Макмерфи и пробормотал что-то себе в кулак. Джордж был очень стеснительным. Глаз его совсем не было видно, настолько глубоко они засели под бровями, остальные части лица он почти полностью закрывал большой ладонью. На самом верху его тела, которое больше походило на мачту, словно воронье гнездо, раскачивалась голова. Он продолжал бормотать себе в руку, пока Макмерфи, чтобы хоть что-то понять, взял да и не отвел ее в сторону.
— Ну, Джордж, о чем ты там говоришь?
— Красные черви, — продолжал тот. — Они не годятся… только не для лосося.
— А? Красные черви? — переспросил Макмерфи. — Я бы, Джордж, может, что-нибудь и понял, если бы ты объяснил, что это за красные черви.
— Кажется, мне недавно послышалось, как ты сказал, что мистер Бромден копал красных червей для наживки.
— Да, папаша, точно.
— Вот я и говорю, что с червями у вас улова не будет. Как раз в этот месяц идет крупный лосось… точно. Сельдь вам нужна… точно. Несколько селедок для наживки — и будет отличный улов.
В конце каждого предложения интонация у него шла вверх, как будто он сомневался и спрашивал. Его большой подбородок, уже столько раз за утро скоблившийся, что даже кожа стерлась, пару раз кивнул Макмерфи, потом развернул все тело и потянул его за собой по коридору в конец очереди. Макмерфи дернулся:
— Слушай, Джордж, погоди; ты говоришь так, будто смыслишь в рыбной ловле.
Джордж повернулся и зашаркал обратно к Макмерфи, снова так сильно отклоняясь назад, что казалось, ноги сейчас уплывут из-под него.
— Еще бы, точно. Двадцать пять лет ходил на траулере за лососем, от залива Хаф-Мун аж до Пьюджит Саунд. Двадцать пять лет рыбачил… и вот каким стал грязным.
Он вытянул руки вперед, показать, сколько грязи на них. Все наклонились, я тоже. Но вместо грязи я увидел глубокие шрамы на белых ладонях. Они вытянули из моря не одну тысячу миль рыболовного трала. С минуту он дал нам посмотреть, потом сжал руки в кулаки и спрятал в своей пижамной рубашке, как будто мы своим взглядом могли их загрязнить еще больше, и так стоял, улыбаясь Макмерфи своими деснами цвета вымоченной в рассоле свинины.
— У меня был хороший траулер, всего сорок футов, с осадкой двенадцать из настоящего крепкого дуба и тика. — Джордж покачивался взад-вперед, что казалось: он стоит не на полу, а на самой настоящей палубе. — Ей-Богу, это был хороший траулер!
Он начал было поворачиваться, чтобы уйти, но Макмерфи снова удержал его.
— Черт возьми, Джордж, почему же ты молчал, что был рыбаком? Я тут наплел всякого, строю из себя морского волка, но если между нами и этой стенкой, то единственный корабль, на котором я побывал, это линкор «Миссури», а о рыбе могу сказать только, что люблю ее есть больше, чем чистить.
— Чистить легко, этому быстро можно научиться.
— Ей-Богу, Джордж, давай будешь нашим капитаном, а мы — твоей командой.
Джордж отстранился и отрицательно покачал головой.
— Все лодки страшно грязные… все грязное.
— Джордж, послушай. У нас катер специально полностью стерилизованный, отдраенный, как клык у собаки. Ты не измажешься, ты же будешь капитаном, тебе даже не придется надевать наживку на крючок. Только стань на капитанский мостик и командуй нами, зелеными салагами. Как ты смотришь на это?
По тому, как зашевелились под рубашкой руки Джорджа, я понял, что это предложение для него очень соблазнительно, и все же он отказался: мол, страшно, вдруг испачкается. Макмерфи старался изо всех сил, но тот мотал головой так же упорно, пока в замке наконец не щелкнул ключ; в коридоре возникла Большая Сестра со своей корзинкой, полной сюрпризов, прошла вдоль очереди, автоматически раздавая каждому по улыбке и «доброму утру». Джордж отстранился от нее, нахмурился, Макмерфи заметил это и, когда она прошла, чуть наклонив голову на бок, лукаво посмотрел на Джорджа.
— Джордж, сестра говорила, что море неспокойное и нам опасно пускаться в дорогу. Это правда? Ты тоже так считаешь?
— Океан может быть ужасным, точно… ужасно неспокойным.
Макмерфи глянул вслед сестре, скрывшейся в дежурном посту, потом опять на Джорджа. Руки Джорджа под пижамой ходили ходуном, он видел, что все молча наблюдают за ним и ждут его ответа.
— Черт побери! — воскликнул он неожиданно. — Ты думаешь, она меня испугала этими своими сказками? Ты это подумал?
— Э-э, да нет, Джордж. Я только подумал, если ты не пойдешь с нами и шторм нас все-таки накроет, нам точно не выбраться самим, ты это понимаешь? Я же сказал, что ничего не смыслю в морском деле, так вот, добавлю еще: те две женщины, что едут за нами и о которых я сказал доктору, будто они мои тетки и вдовы рыбаков, совсем никакие не вдовы и если плавали куда, то разве что по бетонке. В передряге от них пользы не больше, чем от меня. Ты очень нужен нам, Джордж. — Макмерфи затянулся сигаретой и добавил: — Кстати, десять долларов у тебя найдется?
Джордж отрицательно покачал головой.
— Нет? Я так и думал. Что ж, черт с ним, я уже давно отказался от мысли разбогатеть. На, держи. — Из кармана пижамной рубашки Макмерфи достал карандаш, вытер о рубашку и протянул Джорджу. — Будешь нашим капитаном — пойдешь за пятерку.
Джордж снова обвел нас всех взглядом, задвигал своими большими бровями, обдумывая ситуацию. Но вот его обесцветившиеся десны обнажились в улыбке, и он протянул руку за карандашом.
— Ей-Богу! — сказал он, взял карандаш и пошел записываться, заполнив последнюю строчку.
После завтрака, проходя по коридору, Макмерфи задержался у списка и печатными буквами после фамилии Джорджа вывел: КАП.
Шлюхи запаздывали. Все думали, они уже не приедут, как вдруг Макмерфи, ожидавший у окна, издал радостный вопль, и мы все бросились смотреть. Он сказал, что это они, но мы увидели одну машину, хотя рассчитывали на две, и всего одну женщину. Когда она припарковалась, Макмерфи через сетку окликнул ее, и она прямиком по газону пошагала к нашему отделению.
Она была моложе и красивее, чем мы ожидали. Все уже знали, что вместо теток приедут шлюхи, и думали невесть что. Кое-кто из религиозно настроенных пациентов даже огорчился. Но, глядя, как она легкой походкой идет по траве, глядя на ее зеленые глаза, которыми она смотрела прямо на нас, на ее длинные перевязанные на затылке волосы, которые подпрыгивали при каждом ее шаге, словно медные пружинки, все мы только об одном и думали, что это женщина и она не одета в белое с ног до головы, будто инеем окутана, и то, как она зарабатывает деньги, не имеет значения.
Она подбежала прямо к сетке, за которой стоял Макмерфи, просунула пальцы в отверстия, уцепилась за сетку и прижалась к ней грудью. Она запыхалась от бега, и при каждом ее вдохе казалось, что ее грудь сейчас продавит сетку внутрь. Девушка всхлипывала.
— Макмерфи, черт эдакий, Макмерфи…
— Не обращай внимания. Где Сандра?
— Она занята, не может освободиться. Но ты-то, черт возьми, ты в порядке?
— Она, видите ли, занята!
— По правде говоря… — девушка шмыгнула носом и хихикнула, — наша Сэнди вышла замуж. Помнишь Арти Джилфилиана из Бивертона? Вечно являлся на вечеринки с чем-нибудь ужасным — со змеей, белой мышью или еще какой-нибудь гадостью в кармане? Какой-то ненормальный..
— Боже милостивый! — застонал Макмерфи, — Кэнди, радость моя, ну как я посажу десятерых в один вшивый «фордик»? Неужели Сандра и ее красавец из Бивертона рассчитывали, что мне и это раз плюнуть?
Девушка задумалась, скорчила серьезную рожицу, но вдруг в потолке щелкнул динамик и голосом Большой Сестры сообщил Макмерфи, что, если он хочет поговорить со своей приятельницей, пусть она по всем правилам отметится и пройдет через главный вход, а не беспокоит всю больницу. Девушка отошла от сетки, направилась к главному входу, Макмерфи же плюхнулся в кресло в углу и повесил голову.
— Черт знает что такое, — проронил он.
