Самид Агаев - Правила одиночества
— Не связывайся с ними, иди лучше домой.
— Хорошо, — сказал Ислам.
И двинулся за компанией, за ним увязались мальцы, торгующие вразнос семечками и сигаретами. Парни, что-то живо обсуждая, неторопливо шли в сторону выхода из парка. Ислам нагнал их, набросился на крайнего и нанес несколько быстрых ударов и, не дожидаясь, пока вся группа опомнится, отскочил назад. За ним никто не погнался, парни видимо сообразили, что тактика противника изменилась, и решили не преследовать бегуна на короткие дистанции. Кроме того неподалеку, в бильярдной, многие игроки прервали игру и наблюдали за развитием событий, у одиночки могли появиться защитники. Развернулись и пошли. Ислам за ними. Число зевак увеличилось. Уличная драка в Ленкорани — народное развлечение.
Теперь школяры ускорили шаг, были напряжены, то и дело кто-нибудь оглядывался, желая удостовериться, продолжают ли их преследовать. Выйдя из парка, компания повернула налево по центральной улице. Ислам нырнул в простенок между оградой и будкой тира, проскочил между мангалами закусочной, на которых жарились шашлыки, окутывая близлежащее пространство умопомрачительным запахом. Пригнувшись, пробежал между столиками, подождал несколько минут, пока в проеме выхода появятся школяры, и выскочил наружу, вновь застав их врасплох. Два сильных удара достались ближайшему парню, а третий — стоящему рядом с ним. Не давая противникам опомниться, Ислам вновь отбежал. На этот раз парни бросились за ним. Ислам, легко одолев стометровку, неожиданно повернул обратно. Сбил с ног самого ретивого преследователя и, перепрыгнув через низкую ограду, вновь оказался в парке. Прыгнуть за ним никто не рискнул.
В некотором замешательстве компания повернула обратно. Ислам влез на парапет и пошел за ними. Пацанва свистела и улюлюкала, выражая одобрение. Противники шли теперь точно посередине улицы, благо улица была почти пешеходная, не оставляя никакой возможности для внезапного нападения. Но Ислам все равно преследовал их, вооружившись лозунгом времен Второй мировой, — «Гнать врага до самого логова». Он шел по тротуару, то и дело скрываясь за стволами пальм и нестриженых лавровых кустарников. Вдруг он увидел Гара, ведущего велосипед. Одной рукой он держал велосипед за рога, другой — лузгал семечки. С удивлением возрившись на Ислама и его свиту, он спросил:
— Что случилось, ала, что это за вид, фасон у тебя?
— Как ты вовремя, брат, — воскликнул Ислам, — у меня тут небольшая заварушка, иди за мной.
Получив подкрепление, Ислам не стал дожидаться удобного момента. Компания в этот момент пересекала перекресток у здания драмтеатра. Пока Гара разворачивал велосипед, он выскочил на дорогу и, совершив быструю пробежку, в прыжке ударил ногой в спину самого рослого парня, отчего тот, растопырив руки, полетел на землю. Приземлившись, Ислам устоял на ногах и тут же нанес две оглушительные затрещины тому самому теннисисту. Оставшаяся тройка обступила Ислама со всех сторон, но в этот момент подоспел Гара и пустил в ход свои кулаки. Через минуту Ислам отступил и потащил за собой Гара. Проходившая мимо пожилая женщина набросилась с упреками на Ислама, назвав его дикарем и выродком. Школяры, утратив боевой пыл, быстрыми шагами двинулись к центру города, где находилась автобусная остановка.
— Пошли, — сказал Ислам и направился за ними.
— Сейчас, — крикнул Гара и подбежал к валявшемуся на земле велосипеду, возле которого уже крутилась пара сорванцов.
Подняв машину, он прыгнул в седло и быстро доехал до приятеля.
— Может, догоним? — предложил он.
— Не надо, они сейчас сами остановятся, автобус ждать будут.
Но компания не решилась больше испытывать судьбу и подвергаться опасности еще одного нападения. Они остановили такси и быстро укатили. Такого поворота Ислам не ожидал.
— Говорил я тебе, давай догоним, — разочарованно сказал Гара, — только я во вкус вошел.
— Ничего, — сказал Ислам, — вечером пойдем в теннис играть.
Мать сидела во дворе, в тени дамирагача — железного дерева. Увидев Ислама, она насмешливо произнесла:
— Салам алейкум, где это вас носит? Обед давно остыл.
— Дела у меня были, — бросил Ислам, прошел к умывальнику и стал умываться.
Когда он повернулся за полотенцем, мать, разглядев его лицо, ахнула:
— Бисмиллах, что это у тебя с лицом?
— Упал, — сказал Ислам, трогая ссадины.
— Ты что же упал сразу на обе стороны? — с иронией поинтересовалась мать.
— А что, бывает, — сказал Ислам, разглядывая кровоподтек в маленьком облупившемся зеркальце, висевшем над умывальником, — земля же круглая.
— Действительно, — согласилась мать, — я как-то сразу не подумала, да и голова тоже круглая.
Ислам с подозрением посмотрел на мать, пытаясь понять, серьезно она говорит или подыгрывает ему, затем, мучительно пытаясь осознать эту заданную им самим бессмыслицу, вошел в дом.
На обед мать приготовила овощное рагу из баклажанов, картофеля, помидоров и чеснока. Ислам ел во дворе, в тени пресловутого дамирагача, раскинувшегося огромным зонтом над головой. Мать очень любила это дерево, шутливо называя его своим приданым, — она посадила его в год, когда переехала в этот дом. Дерево очень быстро принялось и потянулось вверх. Мать его слегка подрезала, чтобы ветви росли в нужном направлении, а крона стала более пышной и тенистой. Дамирагач, теперь словно обидевшись, в отместку, в затянувшемся приступе самоунижения, рос натурально в форме зонтика. Ислам ел руками, подбирая хлебом овощную мякоть. Мать глядела на него, мелко кивая головой в такт своим мыслям.
— Что ты так смотришь на меня? — спросил Ислам, разделавшись с рагу и принимаясь за холодный компот из красной алычи.
— Тебе в армию скоро, — сказала мать, — вот я и думаю, что ты там есть будешь, на тебя ведь не угодишь. Наверное, я с тобой пойду в армию, буду тебе там отдельно готовить.
— Это было бы здорово, но ты, мама, по возрасту призыву не подлежишь, — заметил Ислам.
— Спасибо тебе, сыночек, за напоминание, — сказала мать.
— Извини, мам, я сказал бестактность, — покаялся Ислам, — ты еще молодая женщина.
— Ничего, — весело произнесла мать, она не умела долго дуться на него, — в пятьдесят лет жизнь только начинается — осмысленная. Если бы не нога, я вообще бы горы свернула. Иди полежи немного.
— Слушаюсь, джанаб Фархад,[24] — шутливо сказал Ислам. Он вошел в дом, лег на солдатскую койку и через некоторое время, думая о Лане, уснул.
Вечер выдался неожиданно прохладным, сумеречное небо затянуло облаками. С моря дул сильный ветер и доносил гул прибоя. Ислам с Гара битый час прогуливались по улочкам военного городка, но тех парней до сих пор не встретили. Теннисный корт был пуст, а сам стол сложен и находился под навесом, в ближайшем дворе.
— Кто же в такую погоду играть будет? — наконец сказал Гара, — шарик улетит, ветер.
— Какой ты умный, ала, — восхитился Ислам, — а на улицу они тоже не выйдут? Дома будут отсиживаться? Пошли еще круг сделаем, а потом по пляжу пройдем.
Друзья еще раз обошли военный городок по периметру, на углу постояли немного у открытой двери женского общежития. Вожделенно покрутили головами, надеясь в сумрачной перспективе коридора увидеть обнаженную фигуру солдатки.
— Эх, полжизни отдал бы за шапку-невидимку, — мечтательно сказал Гара.
— Пошли, страдалец, — потянул его Ислам, — этого добра еще много будет в твоей жизни.
— Пусть Аллах услышит твои слова, — набожно сказал Гара и провел руками по лицу.
Вдоль высокого каменного забора, отделявшего городок от воинской части, они вышли на берег моря. Пляж был малолюден, почти пуст и большей частью залит водой. Море было темно-зеленого цвета, повсюду пенились гребни зарождающихся волн, которые с неудержимостью рока совершали движение к земле, чтобы обрушить на нее свою мощь. Под свинцовым небом парили чайки и бакланы, то и дело какая-нибудь бесстрашная птица камнем падала в беснующуюся воду, чтобы выхватить рыбешку, оказавшуюся на поверхности.
— Штормит однако, — сказал Ислам, — может, искупаемся?
— Делать мне больше нечего, — ответил Гара, — я в хорошую-то погоду редко купаюсь. Осталось только в такую волну плавать. Шарахнет о какую-нибудь сваю — будешь знать.
— Шарахнуть может, — согласился Ислам.
Каспийское море долго мелело, затем какой-то умник додумался перегородить пролив Кара-Богаз-Гол с другой стороны Каспия. С тех пор вода неудержимо прибывала. В штормовую погоду волны уже лизали фундамент домов первой линии. Бетонные блоки, разрушенный пирс, толстенные арматурные прутья, к которым рыбаки цепляли сети, вся береговая инфраструктура оказались под водой, и теперь без опасения водные процедуры можно было принимать только у берега, там, где вода была прозрачной. Более глубоководный спорт был сродни русской рулетке — чреват если не смертельным исходом, то серьезным членовредительством. Увязая в песке, друзья прошли сотню метров по пляжу, затем, не сговариваясь, взяли левее и вышли на твердую почву, сняли сандалии, вытрясли песок и двинулись в сторону вокзала. Они засели в привокзальной чайхане, устроив здесь дозорный пункт. До прибытия поезда было еще далеко, в этот ранний час перрон был пуст, и редкие прохожие, пересекавшие его, были хорошо видны, дорога из военного городка в центр вела как раз через вокзальный перрон. Дозорные выдули второй чайник, когда на перроне появилась тощая до безобразия фигура. Виталик, радостно улыбаясь, пожал обоим руки и сел рядом.
