Самид Агаев - Правила одиночества

— Когда же ты успел, — завистливо спросил Ислам, — только вчера приехал, врешь, наверное?

— Ну, я же утром приехал, на поезде, а целовался вечером.

— Ну ты ходок, — только и сказал Ислам.

— Мы можем опоздать, — произнес Гара, внимательно слушавший их разговор.

— А вы куда? — спросил Виталик?

— На танцы, — ответил Ислам.

— Какие сейчас танцы, скоро одиннадцать, — удивился Виталик.

— Сапогу одному мозги надо вправить.

— Так я с вами, — горячо сказал Виталик.

Ислам насыпал в блюдце пятьдесят копеек мелочью, и компания покинула чайхану. На площади перед Домом офицеров продолжали тусоваться редеющие группы молодых людей. Однако в окнах танцзала горел лишь дежурный свет.

— Опоздали, — сказал Гара, — долго сидели.

— Эх, черт, а я-то думал, разомнусь сейчас, — сказал Виталик и выстрелил в воздух серией быстрых ударов.

Гара насмешливо смотрел на него.

— Главное, ему под свинг не попасть, — заметил Ислам Гара, — сразу нокаут.

Гара хмыкнул.

— Да-а, — протянул Ислам, — с танцами у нас сегодня незадача.

Со стороны вокзала донесся гудок паровоза, и площадь стала пустеть. После отправления поезда жизнь в городе быстро замирала. Постояли еще немного, выкурили по сигарете, договорились о встрече и разошлись. Пройдя несколько шагов, Ислам обернулся и вдруг заметил стоящую за колонной девичью фигурку.

— По-моему, это она, — сказал Ислам.

— Как это ты с такого расстояния разглядел? — спросил Гара.

— Спинным мозгом чувствую, пойду подойду к ней, подожди пять минут. Если я сразу не вернусь, иди домой.

— Давай двигай, а то я уже спать хочу, мне в шесть вставать.

Если бы автор писал любовный роман, то сейчас следовало бы сказать — пылкое сердце не обмануло влюбленного юношу. Но поскольку он скупо излагает события, то лишь заметит, что Ислам не ошибся, это была действительно та самая девушка, которую ему не удалось пригласить на танец. Она стояла в тени античной колонны и с опаской смотрела на приближающегося парня.

— Привет, — сказал Ислам, подойдя к ней.

— Здрасьте, — ответила девушка.

— Почему ты не идешь домой? — спросил он. Русская речь, приветливые интонации успокоили девушку, и она не таясь ответила:

— Жду, когда эти вот разойдутся, — она кивнула на последнюю группу молодых людей, оставшихся на площади.

— Я могу проводить тебя, если хочешь…

Девушка колебалась недолго.

— Через площадь проведи, а дальше я добегу как-нибудь.

— Да я до дома могу проводить, — самоотверженно сказал Ислам.

— До дома не надо, — быстро ответила девушка. Мать увидит, потом из дома не выпустит.

— Ну ладно, как скажешь.

Спустились со ступеней и пошли рядышком, то есть не совсем рядом, на комсомольском расстоянии. Гара, увидев эту идиллическую картину, поднял руку и пошел домой. Он не был большим охотником до амурных дел, вот морду кому-нибудь набить — это было по его части.

— Тебя как зовут? — спросил Ислам.

— Лана, — ответила девушка.

— Очень красивое имя, а меня Ислам.

— Ничего себе, разве это имя, это же религия.

— Христианство тоже религия, а Христиан — имя, — пояснил Ислам.

— А меня вообще зовут Светлана, но мама зовет Ланой.

В этот момент они шли мимо группы молодых людей, которые замолчали при их появлении, но даже в их молчании чувствовалась агрессия. Ислам внутренне подобрался, однако все обошлось.

— Вроде ты не одна была? — спросил Ислам, когда они миновали площадь.

— Вроде, — вздохнув, ответила Лана, — с братом была и с подругой.

— Что же они тебя одну здесь бросили?

— Так вот брат-подлюка и пошел провожать подругу, змею подколодную, а я осталась горемычная, одна-одинешенька, — дурашливо запричитала Лана, — но ничего, я с ним дома поговорю, с этим козлом.

— Сколько тебе лет? — спросил Ислам.

— Четырнадцать, почти пятнадцать. А тебе?

— А мне почти восемнадцать, осенью в армию пойду. Ты в четвертой школе учишься?

— А где же еще, тут одна русская школа.

— В каком классе?

— В девятый перешла. А я, между прочим, тебя помню, я в пятом училась, а ты в восьмом. Ваша англичанка нашей классной была, один раз ей девать нас было некуда, и она провела совместный урок, мест всем не хватило, и некоторым пришлось сесть по трое, я с тобой села.

— Вот это да, — изумился Ислам. Он почему-то сразу вспомнил тот совместный урок и пугливую девочку, сидевшую рядом, но чтобы с ней за три года случилось такое превращение! — Слушай, так это же судьба!

Лана засмеялась. На ней была белая гипюровая блузка и черная плиссированная юбка ниже колен.

— А куда же делся этот лейтенант, с которым ты танцевала? — спросил Ислам.

Лана быстро с любопытством бросила на него взгляд.

— Да ну его, дурак пьяный, пристал как банный лист, я от него спряталась потом. А я видела, как ты шел ко мне, — лукаво сообщила Лана.

— Шел, да не дошел, — подтвердил Ислам, — зачем же ты с ним танцевала, если он пьяный дурак?

Лана пожала плечами.

— Не знаю, неудобно как-то было отказывать, взрослый дядька.

— А ты где живешь? — спросил Ислам.

— На Второй площадке, — ответила Лана, — я отсюда уже могу добежать, можешь не провожать меня.

— Я вовсе не поэтому спросил, — сказал Ислам.

Второй площадкой назывался один из четырех военных городков. Была еще Третья площадка. Два оставшихся назывались, соответственно, Танковый полк (он находился напротив вокзала, на берегу моря — именно там произошла стычка с теннисистами) и Батальон связи, где жил Ислам. Их именовали по роду войсковых частей, находящихся рядом. Тот, в котором жила Лана, располагался в центре города.

— В следующую субботу придешь на танцы? — спросил Ислам.

— Не-а, в субботу мы уезжаем в Рязань к папиным родителям, вернее, папа с братом уедут в субботу, а мы с мамой во вторник. Маму с работы не отпускают, а папа неделю отпуска торчать здесь не хочет.

На повороте, ведущем вглубь военного городка, Лана остановилась.

— Дальше провожать не надо, а то родители заругают.

— Странно, на танцы они тебя отпускают, ведь наверняка кто-то проводит девушку домой.

— Какой ты умный, — иронически протянула Лана, — они же меня с братом отпустили, не могу же я брата подводить.

— Но ты же все равно одна сейчас придешь, — упорствовал Ислам.

— Ну, совру чего-нибудь, скажу, довел до дому и куда-то с мальчишками пошел.

— Может быть, завтра встретимся, погуляем, — предложил Ислам.

Лана пожала плечами.

— Не знаю.

— А кто знает, у кого я могу спросить?

Лана улыбнулась.

— Вообще-то у меня завтра экзамен.

— Что сдаем? — поинтересовался Ислам.

— Математику.

— О, это ужасно, я тебе сочувствую.

— Почему, я к математике нормально отношусь.

В ответ Ислам продекламировал:

— А математики, скажу я вам,Возьмите дозу, не больше, чем позволит ваш желудок.В чем нет услады, в том и пользы нет;Что вам по нраву, то и изучайте.

— Сам сочинил? — спросила Лана.

— Шекспир, — ответил Ислам, — но я присоединяюсь — у меня всегда была скрытая двойка по математике.

— Это как, скрытая?

— Тройка с минусом.

— Понятно. Ну, я пошла, спасибо, что проводил.

— Ты в каком корпусе сдаешь экзамен?

— Во втором.

— А во сколько?

— В десять начало.

— Я подтянусь, поболею за тебя.

Лана пожала плечами, сказала «пока» и пошла вперед. Ислам остался на месте. Через несколько шагов она обернулась и помахала ему рукой.

Самое чудесное время суток — это утро субботы. Просыпаешься от гомона птиц, галдящих в кронах деревьев, растущих под окнами. С кухни тянет сдобным запахом блинов. Героическая мама, несмотря на ревматическую ногу, стоит у керосинки, так как считает, что завтрак выходного дня должен отличаться от будничного. И самое главное, впереди два дня безделья. Собственно, всего этого уже было достаточно для хорошего настроения, но было еще вчерашнее знакомство. Ислам сел, свесив ноги с солдатской койки, оставшейся в память об отце, недолгое время служившим старшиной в войсковой части.

— Мам, сколько времени? — спросил он.

— Николай с рыбалки уже вернулся, — отозвалась мать, — значит, уже одиннадцать.

Мать часов не носила, в маленьком провинциальном городе значение имел только один временной рубеж — начало работы, все остальное было несущественно, пунктуальность не считалась правилом хорошего тона. Но были другие сигналы — утром мать просыпалась от звуков гимна, звучащего из радиоприемника. Происходило это в шесть часов, причем длилось довольно долго, сначала передавали гимн национальный, затем общенациональный, так что проспать не было никакой возможности.