Тимоте де Фомбель - Между небом и землей
24
Выживший
Сочи, спустя несколько дней, август 1935 г.
— Сетанка, я больше не хочу играть.
Сетанка не ответила. Она взобралась на самый большой пригорок и спряталась в высокой траве.
Мальчик искал ее почти час и уже чуть не плакал.
— Ну где же ты?
Почему Сетанка все меньше и меньше любила эти летние пикники на черноморском берегу? Без устали играя с двоюродным братиком, она пряталась так ловко, что он проходил совсем рядом, почти касался ее, но не видел.
— Сетанка, Сетаночка…
Девочка грезила, лежа в траве и чувствуя, как по ней прыгают кузнечики. Отсюда ей были видны люди, сидевшие небольшими группами поодаль, — вернее, их силуэты в ярком солнечном свете.
Как и прежде, здесь было много народу. Дедушка, бабушка, дядя Павлуша, супруги Реденс с детьми, дядя Алеша Сванидзе и тетя Маруся — оперная певица… Сетанке надо было лишь повернуть голову, чтобы увидеть отца, который полулежал на траве, прислонившись спиной к стволу упавшего дерева, и разговаривал с каким-то незнакомцем. И со всех сторон — в зарослях камыша, прямо в воде — стояли телохранители, сторожившие их маленький мирок.
До шестилетнего возраста, пока еще была жива мама Сетанки, эти пикники были для девочки настоящим праздником. Песни звучали веселее, солнце светило ярче, а в ласковых словах, которые дядя Павлуша шептал ей на ушко, опустившись на колени, она не замечала грусти. Но в конце августа приходилось возвращаться в Москву к началу школьных занятий, и как же ей не хотелось уезжать с сочинской дачи.
А теперь, несмотря на безудержный смех, сопровождающий вечные споры бабушки с дедушкой, несмотря на серенады тети Маруси, в летнем воздухе повис страх, который ничем нельзя было развеять.
Сетанке только-только исполнилось девять лет, и она не понимала, откуда берется этот страх, но он окутывал ее постоянно, лип к ней сильнее, чем платье к вспотевшей спине.
Иногда она думала о тех, кто вдруг переставал появляться у них дома и о ком больше никогда не вспоминали. Куда они исчезли — красавец Киров и другие? Куда?
Она не подозревала, что ее отец, Иосиф Сталин, устроивший террор по всей стране и голод на Украине, в скором времени не пощадит и ее родных. Через несколько месяцев Алешу и Марусю арестуют, дядя Павлуша умрет в собственном кабинете от загадочного сердечного приступа, еще год спустя расстреляют дядю Реденса, а его жену отправят в ссылку.
— Почему ты не вышла, я тебя уже целый час ищу!
Малыш наконец отыскал Сетанку. Он надеялся, что его слезы уже высохли и она их не заметит.
Сетанка потянула его за руку. Он присел рядом на корточки.
— Ты храбрый мальчик? — спросила она шепотом.
— Да, — ответил тот, слегка смутившись.
— Тогда пошли со мной, — сказала Сетанка.
Они поползли в высокой траве, Сетанка впереди. Она была старшей. Никто не обратил внимания на две фигурки, словно змейки скользившие по склону. Коленки и локти мальчика стали зелеными от травы.
— Я не поспеваю, — заныл он.
— Тсс, тише… Уже близко.
Дети подобрались к поваленному дереву. За ним звучали голоса.
Они подползли к верхушке с высохшей кроной, у которой сидел отец Сетанки, и прислушались.
Незнакомец говорил о «хорошей новости», и почти сразу Сетанка услышала долгожданное слово:
— Птенец…
Ее сердце взволнованно забилось.
— Птенец объявился в Париже, — рассказывал мужчина. — Он прислал письмо в полицию.
Сетанка уткнулась лицом в траву. Отец произнес несколько слов, но она их не поняла.
— Нет, ответил собеседник. — Они его не поймали.
Повисло тяжелое молчание.
— Это и есть ваша хорошая новость, товарищ?
— В письме беглец объясняет полиции, что его преследуют, но он не знает, кто и почему…
Снова молчание. Тетя Маруся пела, стоя у кромки воды.
Сетанка изо всех сил вжалась в землю, слыша в голосе отца холодную ярость:
— Ну что, будете ждать, пока он снова не обыграет вас?
Человек пробормотал:
— Товарищ Сталин, мне удалось прочитать письмо целиком.
— Дурак, это письмо — сплошное вранье!
— Но…
— Идите.
Услышав шелест одежды, Сетанка съежилась еще сильнее и ткнула брата лицом в траву.
— Найдите его.
Гость встал.
— Извините, товарищ Сталин, что побеспокоил вас.
Сталин дал ему отойти. Потом свистом вернул обратно.
— Вы рассказывали мне о женщине, которая его воспитала. Как вы ее зовете?
— Птица. Она не опасна. Там, в Италии, все говорят, что она ничего не помнит…
— Уберите ее куда-нибудь, где она не сможет нам навредить.
— Вы хотите, чтобы ее…
— Да, хочу.
— Вы…
— Увезите ее! И глядите в оба! Может, тогда-то Птенец себя и обнаружит. К таким женщинам сильно привязываются.
Сетанка подумала о своей ласковой, бесконечно доброй нянюшке Александре Андреевне, которая растила ее с самого рождения. Когда мать Сетанки умерла, именно Александра спасла девочку своей материнской нежностью.
— Такая сложная операция, да еще за границей… — робко возразил собеседник.
— Действуйте аккуратно.
— Я полагал…
— Займитесь этой женщиной и больше не беспокойте меня по воскресеньям.
Сетанка с братом еще несколько минут лежали молча, уткнувшись в землю. Их одолела дремота, они глядели на траву, сонно мигая, как вдруг над ними нависла огромная тень, и раздалось страшное медвежье рычание.
Дети с криками откатились в сторону.
От медведя пахло табаком. И у него были карие глаза дяди Павлуши. А еще у него были длинные ноги, песочного цвета костюм, пошитый искусным берлинским портным, и грустная улыбка.
И хотя дядя их сильно напугал, дети тут же бросились ему на шею.
Но игра длилась недолго. Это была всего лишь безнадежная попытка Павлуши оживить в детях воспоминания о прежних каникулах, когда дедушка изображал медведя, а он весело сталкивал мать Сетанки в воду.
Из-за поваленного дерева товарищ Сталин наблюдал за Павлушей и детьми, валявшимися на земле.
Через несколько часов приказ поступит по назначению, и няню Ванго увезут, чтобы на всю жизнь упрятать в надежное место.
Салина, Эоловы острова, в это же время
Мадемуазель вошла в дом и сразу же поняла, что здесь кто-то побывал. Когда живешь в одиночестве, все вещи приобретают особое значение. Глаз привыкает к ним. Они всегда находятся на тех местах, где их поставили, и любое, даже самое незначительное их смещение ошеломляет так же, как восход солнца на западе.
Чашку, стоявшую на столе, сдвинули с места по меньшей мере на ширину пальца. И не просто сдвинули, а еще и повернули вокруг оси. Именно это потрясло Мадемуазель больше всего. В сущности пустяковый поворот чашки заставил ее вздрогнуть так, будто посреди островной тишины вдруг протрубили сигнал тревоги.
Но самым невероятным было то, что единственная ручка чашки теперь смотрела вправо. Казалось бы, мелочь, — но перед Мадемуазель словно разверзлась земля. Она была левшой и никогда не бралась за чашку всей рукой, а значит, в таком положении чашка могла оказаться лишь при одном условии — если к ней прикоснулся кто-то чужой. Чужой-правша или, что еще хуже, неотесанный левша, который хватает кофейную чашку всей пятерней вместо того чтобы взять ее за ручку.
Из осторожности она ничем не выдала своего удивления. И просто подошла с корзиной только что собранных каперсов к каменной раковине.
Мадемуазель знала, что когда-нибудь они вернутся. В прошлый раз они не нашли того, что искали. Во второй раз ей уже так не повезет.
Она начала перебирать каперсы. Более крупные оставляла для еды, а мелкие откладывала в сторону, за них хорошо платили.
Каперсы — это цветочные бутоны кустарника каперсника. Мадемуазель разложила обе кучки на доске, добела оттертой солью. Сбор урожая подходил к концу. Она всегда оставляла нетронутыми несколько кустов на холме, чтобы видеть, как на них распускаются крупные белые цветы. Они цвели всего лишь день. И один из них сегодня украшал ее волосы.
Мадемуазель повернулась к спальне спиной. Ей не хотелось убегать.
Еще подходя к дому, она обратила внимание, что Мацетта пока не вернулся в свое логово. Она даже ускорила шаг из опасения, что случайно встретится с ним на дороге и он увидит кокетливый цветок в ее волосах.
Доктор Базилио часто предлагал ей переехать к нему, если она опасается непрошеных гостей. Она отвечала, что ничего не боится.
Это правда, Мадемуазель всегда боялась только за Ванго. И теперь, когда он исчез, у нее на душе было печально, но спокойно.
Загадочное исчезновение Ванго, его молчание иногда не давали ей заснуть. Тогда она разговаривала с ним, словно он все еще лежал в кроватке в углу спальни. Она рассказывала ему разные истории. О сверкающем огнями белом корабле, бороздящем моря. О дельфинах, сопровождающих его целыми стаями, точно свита.
