Салчак Тока - Слово арата
— Тока, — выдавил я.
— Монге… Шагдыр… Шилаа… Капшык… Седип-оол… Барылга… Достак-оол… Чамыян… Анай-оол, — повторяла она, не вдруг выговаривая непривычные имена, и записывала.
После завтрака Наталья Михайловна повела нас куда-то широкой улицей.
Поднялись по лестнице. Ступеньки сверху донизу цветными дорожками застелены. Идешь — шагов не слышно, мягко так… В коридоре стояли широкие кожаные скамейки. Наталья Михайловна показала на них:
— Посидите пока, а я доложу.
Не успели мы присесть, как она уже вернулась.
— Пожалуйте. Приглашают вас. Ступайте, ступайте!.. Скоро увидимся, не прощаюсь.
В просторной комнате, куда мы вошли по обе стороны длинного стола было расставлено много стульев. В дальнем углу за столом поменьше сидел тарга в черной гимнастерке. Еще молодой, но уже начавший лысеть, с маленькими усиками, он живо вскочил и чуть ли не бегом направился нам навстречу, подтыкая гимнастерку под узкий ремешок.
— Ну-с, здравствуйте, здравствуйте!
Всем пожал руки, пригласил садиться. Мы робко отодвинули стулья подальше от стола, чтоб не задеть его, и расселись.
Тарга убежал в свой угол, сел, посмотрел на всех нас, стал быстро-быстро задавать вопросы:
— Сколько дней в дороге были? Хорошо добрались? Как отдохнули?
Мы молчали.
Он хмыкнул, постучал пальцами по столу. Потом придвинул к себе небольшой железный ящик с ручкой на боку, покрутил ручку, взял трубку с ящика, что-то сказал в нее.
Вошла девушка.
— Слушаю вас, Борис Захарович.
— Ну-ка, Валя, спросите: нет ли в библиотеке русско-тувинского или тувинско-русского словаря. И принесите побыстрее.
Девушка убежала.
— А мы пока познакомимся.
Взял в руки листок, на котором Наталья Михайловна записала наши имена.
— Ну-с!.. Подождите, разберемся. Тока… Монге… Барылга… Правильно?
Вернулась Валя:
— Не то что словаря, Борис Захарович, письменности у них нет!
Тарга поднял обе руки.
— В самом же деле! Какого я дурака свалял!.. Конечно же. Вы свободны, Валя. — И снова начал крутить ручку у ящика.
— Да, да, — это в трубке. — Здравствуйте, Шумяцкий. Да, да. Тут к нам из Тувы десять студентов приехали. Никак я с ними разговориться не могу. Может, зайдете, поможете? А? Ну-с, хорошо, буду ждать.
Положил трубку и — к нам:
— А может быть, кто-нибудь из вас понимает по-русски?
— Есть человек, немножко знающий… — показал я на Монге.
— Тока тоже умеет, — не остался в долгу Монге.
— Вот как? — удивился тарга. — А молчите! Ну-с, много спрашивать я не стану. Буду рассказывать, а вы товарищам своим переведете.
Он вышел из-за стола, засунул одну руку под ремень, другую в карман и, расхаживая по комнате, начал:
— Вы теперь будете учиться в КУТВе — в Коммунистическом университете трудящихся Востока. Понятно?.. У нас здесь учатся студенты и студентки из многих стран. От вас — из Тувы — пока никого не было. Вы — первые. Ну-с, вот вы приехали, и это очень радостно.
Поглядывая друг на друга, мы с Монге пересказали его слова.
— Мне кажется, не стоит говорить о том, что вы должны хорошо учиться, соблюдать наши правила. Вероятно, вам все это говорили…
— Скажи, ничего нам не говорили! — громко зашептал Седип-оол.
— Не говорили! — еще громче произнес Шилаа.
— Не говорили, — перевел Монге.
— Что не говорили? — не понял тарга.
— Ничего не говорили, — смешался всегда и во всем уверенный Монге.
— Н-да… Значит, не говорили? Ну-с… О том, где вы будете заниматься, как проведете лето, где вас разместят, расскажет Мария Ивановна Дубровина…
Тарга опять вызвал Валю.
— Слушаю, Борис Захарович.
— Позовите Дубровину.
Через минуту нас познакомили с маленькой женщиной в длинном черном платье.
— А это, Мария Ивановна, новые студенты. Тувинцы. Может быть, вы объясните им подробнее, как они будут дальше жить.
— С удовольствием, Борис Захарович. Давайте, товарищи, ко мне.
Так же, табуном, мы потянулись за нею, но дорогу преградил долговязый мужчина с военной выправкой.
— Виноват, немного задержался.
— Нет, нет, Александр Адольфович, — успокоил его Шумяцкий, — как раз вовремя! Поможете Марии Ивановне.
В комнате Дубровиной на стене висел большой лист бумаги, раскрашенный в разные цвета. Мария Ивановна взяла длинную палочку и стала водить ею по листу.
— Да-а, далеко от Москвы Тува… Посмотрите.
Мы послушно взглянули на лист, но ничего не поняли.
— Так кто из вас говорит по-русски?
— Тока немножко знает, — поспешно ответил Монге.
Мария Ивановна обратилась к долговязому:
— А вы, Александр Адольфович, что-нибудь понимаете по-тувински?
— Никогда не встречался с этим народом. Сейчас попробуем выяснить. Как у вас считают? Ну, смелее! Раз, два, три.
— Бир, ийи, уш, дорт… — стал перечислять я.
— О-оо, это уже лучше. По-тувински «бир» и по-турецки «бир». У вас — «ийи», там — «ики», «уш» будет «уч». Понятно!.. А как по-вашему будет «молоко» или «нож»? Тоже как у турок, «сут» и «бичек»?
— «Сут» будет «сут», а «бичек» у нас нет слова. Есть «биче» — это значит «маленький». А ножик — «бижек».
— Вот и разговорились! — обрадовался долговязый. — Теперь, Мария Ивановна, дело у нас пойдет!
Дубровина улыбнулась.
— Давайте мы их сейчас мучить не будем. Вот что, товарищи. Учиться вы будете в одной группе с монголами. Занятия начнутся первого сентября. Жить будете под Москвой на даче. Там будете изучать русский язык. Вот такие у нас планы. Не возражаете?
Ребята молчали. Для порядка я бормотнул им по-тувински и ответил за всех:
— Очень даже нам подходит!
— Ну и чудесно. Не станем больше задерживать вас.
От канцелярии КУТВа до того дома, где ночевали, — рукой подать. Отправились одни, без провожатых.
Июльское солнце над самой макушкой. От домов пышет жаром. Мостовые и тротуары будто раскаленные — жгут ноги. А машин, машин!.. И трамваи грохочут, звенят. Люди сплошной стенкой идут.
Мы долго стояли на краю тротуара, как на берегу разбушевавшейся реки, в ожидании, пока успокоится движение. Лишь поняв бесплодность этой затеи, стали поодиночке перебегать дорогу. К счастью, все достигли противоположного берега.
Наталья Михайловна встретила, как родная мать.
— Ну, все живы-здоровы? Молодцы! Поздравляю!
Повела нас в кладовую, выдала каждому одежду, белье — целый ворох! — по куску мыла и мочалке.
— А теперь — в баню!
Как цыплята за курицей, трусили за нею. Прохожие глазели на нас, но мы уже не обращали на это внимания — привыкли.
Дворами, закоулками добрели куда-то. Вошли в дом. Наталья Михайловна весело окликнула рыжего старика:
— Принимай, Прохорович, гостей!
— Откуда такую пестроту набрала, Михайловна? — засмеялся старик.
— Это тебя не касается. — Наша провожатая могла быть, оказывается, и сердитой. — Ты, Прохорович, организуй, чтобы парней в лучший вид привели.
— Та-ак, — оглядел нас старик. — Орлы! Сначала валяйте в ту комнату, обчистите головы. Потом мыться будете.
Я перевел.
— Что значит «обчистить голову»? — забеспокоился Шилаа. — Обтесывать, что ли, будут?
Монге по своей привычке взялся объяснять:
— Не видишь, какие мы лохматые? Хотят постричь, побрить,.. Ну, что ты за человек, Шилаа!
— Зато ты все знаешь! — неожиданно рассердился Шилаа. — Смотри, зазнаешься — лопнешь.
— Хош! Замолчи! Не тебе судить, что я знаю, что не знаю!
Монге подскочил к Шилаа. Седип-оол едва оттащил его в сторону.
— Эй-эй! Успокойтесь!
— Перестаньте! — набросились и мы на спорщиков. — Что вы, как бодливые бараны…
В парикмахерской нас действительно быстро «обчистили». Срезанные косы Капшыка и Шилаа упали на пол, как убитые змеи. Парни удивленно осматривали себя в зеркало — коротко стриженные, совсем незнакомые.
Глава 3
Малая Удельная
Нам сказали, чтобы мы готовились к переезду на дачу. Собираться было недолго. Больше суеты, чем сборов, хотя за несколько дней, проведенных в Москве, «собственности» у каждого прибавилось.
Я сложил свои пожитки, и мне стало тоскливо. Потянуло домой.
«Большой город Москва, — думал я, — а на улицах народ не умещается — места не найдешь, где бы свободно походить. То ли дело у нас. Сам себе хозяин — куда захотел, туда иди. Можешь искупаться, когда захочешь, можешь в холодке полежать, можешь порыбачить…»
Но я постарался прогнать эти мысли. Как можно поддаваться таким настроениям? Меня прислали учиться в Москву от имени моего народа… Так далеко везли… Если мне, батраку Чолдак-Степана, начавшему уже говорить по-русски, привыкшему к оседлой жизни, приходит такое в голову, то как же трудно Шилаа, Барылге и другим парням? Как они тоскуют по родным кочевьям!..
