Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла
– Вот что я вам скажу, – заговорила миссис Картер. – Если бы я дотронулась до оружия в руке Лайме на, то меня запросто могли бы обвинить в убийстве – это так же точно, как то, что я стою здесь.
Глядя на хрупкое телосложение миссис Картер, любой бы усомнился в том, что она сможет поднять пистолет, не говоря уж о том, чтобы из него выстрелить.
– А вот я когда-нибудь обязательно выстрелю в мужчину! – громогласно заявила Сирена, достав из сумочки револьвер с перламутровой рукояткой и хромированным стволом. – Видит Бог, я уже пыталась это сделать! Как я упрашивала своего бывшего любовника Шелби Грея немного потерпеть. Нет, я не хотела его убивать, я намеревалась прострелить ему стопу, чтобы он помнил обо мне всю жизнь. Но он оказался трусом и не смог лежать неподвижно, когда я стреляла. В результате я пробила дыру в кондиционере.
– Вы… в него стреляли? – Глаза миссис Картер расширились от ужаса.
– Я промахнулась.
– Какое счастье.
Сирена тяжело вздохнула.
– Да, но не для дорогого Шелби. Теперь ничто не напоминает ему о моей любви. Однако, я очень боюсь, что когда-нибудь мне придется выстрелить в человека, и не в стопу. Мой муж оставил мне кучу бесценных бриллиантов – это все знают, и могут найтись любители наложить на них лапу. Я день и ночь боюсь воров и именно поэтому ни днем ни ночью не расстаюсь с этой милой игрушкой. Ложась спать, я кладу револьвер под подушку. – Она посмотрела на полковника Этвуда. – Но если я чувствую, что какие-то ублюдки пасутся рядом, то кладу пушку между буферами.
С этими словами Сирена засунула револьвер за корсаж платья и подхватила с подноса еще один бокал мартини.
Решив, что мне тоже пора выпить, я пошел навстречу официанту, который как раз направился в мою сторону. Одновременно со мной к подносу подошли еще два гостя – мужчина и женщина.
– Это было убийство в состоянии аффекта! – утверждала женщина, – поэтому, мне кажется, оно не может считаться убийством. Ты же понимаешь – ссора любовников. Такие вещи случаются. Это совсем не то же самое, что хладнокровное убийство.
– Дорогая моя, – заговорил мужчина, – возможно, это действительно преступление, совершенное в состоянии аффекта, но я знаком с тремя членами жюри. Они видели улики и считают, что Джим крепко влип.
Я повернулся к ним спиной, сделав вид, что смотрю в окно, но одновременно подвинулся поближе к собеседникам, стараясь не пропустить ни одного слова. Мужчина понизил голос.
– Во-первых, – сказал он, – криминалистическая лаборатория получила весьма неприятные результаты. На руках Дэнни Хэнсфорда не обнаружено следов пороха, а это означает, что он не стрелял, вопреки утверждениям Джима.
– Боже мой, – ахнула женщина.
– Расположение пулевых отверстий также противоречит версии самозащиты, которую отстаивает Джим. Одна пуля вошла в грудь, и это соответствует версии, но вторая пуля поразила Хэнсфорда в спину, а третья ударила его в голову, за ухом. Так что получается, что Джим первым выстрелом попал Дэнни в грудь, потом встал, обошел стол и дважды выстрелил в лежавшее тело – то есть сделал что-то вроде coup de grace.[12]
– Как это ужасно, – произнесла женщина. – Так ты считаешь, что это была не самозащита?
– Боюсь, похоже на то. Анализ отпечатков пальцев еще более удручает. На пистолете, который лежал под рукой Хэнсфорда, нет вообще никаких отпечатков, а это значит, что пистолет вытерли, а потом подложили под руку. Все выглядит так, что Джим застрелил Дэнни, потом взял второй пистолет, дважды выстрелил с того места, где стоял Хэнсфорд, а потом положил оружие под руку мертвеца, предварительно стерев с рукоятки отпечатки своих пальцев.
– Я сейчас упаду в обморок, – заволновалась женщина. – Как ты думаешь, что теперь будет с Джимом?
– Я уже говорил ему самому об этом, когда приехал. Он выкрутится.
– Но каким образом? – усомнилась женщина.
– Хороший адвокат может оспорить улики или истолковать их в пользу обвиняемого, а у Джима хорошие адвокаты. Поэтому я думаю, что он выкрутится. Кроме того, он пользуется большим влиянием и уважением в городе.
Мужчина сменил тему разговора, и я направился в холл, где нашел Уильямса, стоявшего вместе со своей матерью в кругу нескольких гостей.
Бланш Уильямс приехала на вечер из Гордона, Джорджия, где прожила всю свою жизнь. Женщине было далеко за семьдесят, но она сохранила осанку, высокий рост и стройность. Седые, завитые волосы были идеально уложены. Весь ее вид выражал смущение и застенчивость, руки она сцепила перед собой. Одна из женщин вслух восхищалась вечерним платьем Бланш.
– Большое вам спасибо, – вежливо ответила миссис Уильямс. – Это подарок Джеймса. Когда у него бывают большие вечера, он обязательно следит за тем, чтобы у меня было красивое платье, а когда я приезжаю в Саванну, меня непременно ждут здесь цветы. – Она робко взглянула на сына, словно ища одобрения своим словам.
– Мама всегда красавица бала, – искренне произнес Уильямс.
Миссис Уильямс, выслушав похвалу, осмелела и продолжила.
– Джеймс подарил мне так много украшений, что однажды я сказала ему: «Джеймс, я не знаю, как я смогу носить все эти украшения». И знаете, что он мне ответил? Он сказал: «Мама, я буду устраивать больше вечеров, чтобы ты могла почаще приезжать в Саванну и надевать разные украшения». Джеймс часто возит меня во всякие интересные места. Он пять раз возил меня в Европу и – о! – однажды он позвонил мне и сказал «Мама, через три дня мы летим в Лондон на «Конкорде» а я ответила: «Джеймс, не говори мне таких вещей. Мы никуда не полетим на «Конкорде!» А он говорит: «Мы обязательно полетим, я уже купил билеты», и я подумала: «Боже мой, сколько же они стоят?» Но я тут же поняла, что Джеймс не шутит, перестала суетиться и стала собираться. Через три дня я была готова, и мы в самом деле полетели в Лондон на «Конкорде»!
Миссис Уильямс говорила быстро, словно стесняясь злоупотреблять терпением слушателей. Прямая осанка и жесткий взгляд свидетельствовали о том, что, несмотря на видимое смирение, эта женщина обладает незаурядной волей и решимостью. Через несколько минут Джима отвлекли, и мы с миссис Уильямс остались наедине. Я выразил свое восхищение великолепным празднеством, и миссис Уильямс согласно кивнула.
– Джеймса всегда окружала толпа, – заговорила она, – даже когда он был еще совсем маленьким. Мы тогда купили ему кинопроектор, он зазывал к себе мальчишек смотреть фильмы и брал с них за это по несколько центов. Это было правильно, я же готовила на всю ораву еду и питье. Тогда ему было одиннадцать или двенадцать лет. Потом, когда ему исполнилось тринадцать, он начал ездить по округе, скупать старые вещи и перепродавать их. Обычно он ездил к неграм, покупал у них за четвертак старые ненужные керосиновые лампы, чинил их и продавал за пятьдесят центов. Так он начинал. Потом он стал скупать более крупные вещи – зеркала, мебель и все такое, устроил в доме столярную мастерскую, чинил там купленные вещи и продавал их. Он даже поместил в нашей газете объявление: «Распродажа старых вещей». И что вы думаете, к нам в Гордон стали приезжать леди из Мейкона! Они приезжали и шли за Джеймсом в школу! То были настоящие леди – жены врачей и им подобные. Суперинтендант школы был поражен. Потом Джеймс приводил их домой, и они в его спальне покупали вещи. Так мой сын пробивался наверх. Мало-помалу, и все сам. Несколько лет назад я подумала: «Как все же хороша жизнь! Дочь преподает в университете, сын процветает в Саванне. Мой долг исполнен, и теперь Господь может призвать меня к себе». Но Он молчал. Теперь-то я понимаю, что Он сберег меня затем, чтобы я была рядом с Джеймсом, когда произошла эта трагедия. Шум праздника нарастал, но миссис Уильямс и не думала повышать голос, она продолжала говорить все так же ровно и спокойно, глядя мне прямо в глаза, хотя, скорее всего, смотрела она сквозь меня. – Джеймс позвонил мне в субботу, во время обеда и сказал: «Мама, у меня неприятности, я убил Дэнни». Я застыла на месте и попросила: «Сыночек, приезжай домой». Он приехал в совершенно ужасном состоянии, ему было страшно больно, и я не стала ни о чем его спрашивать, просто дала ему выговориться. Скоро люди узнали, что он у меня, и начали звонить. Звонков было столько, что мне пришлось отключить телефон. К нам подошли два гостя, чтобы попрощаться. – Надеюсь увидеть вас на нашем вечере через год, – сказала им на прощание миссис Уильямс и снова повернулась ко мне. – Я никогда не доверяла этому парню. У него был мутный взгляд. Я ничего не говорила Джеймсу, но для меня сам этот Дэнни Хэнсфорд представлял собой самую большую неприятность. Однажды Джеймс приехал ко мне вместе с ним. Вечером Джеймс вышел во двор помыть машину, а я увидела, что парня нигде нет. Когда Джеймс вернулся, я спросила: «Джеймс, где он, я его не вижу». Но Джеймс стал меня успокаивать: «Мама, не волнуйся, он сказал, что пойдет прогуляться перед сном» Наступило время ужина, а мальчишки все еще не было. Тогда Джеймс сказал мне: «Мама, послушай. Когда Дэнни хочет куда-то пойти, он никого не предупреждает, просто идет и все». И тут я поняла, что делает Дэнни. Он просто пошел купить себе зелья. Гордон – маленький городишко, и Дэнни, видимо, заприметил что-то на бензоколонке и пошел туда купить себе травки или наркотиков. Как я это поняла, не знаю, но поняла. Потом Джеймс рассказывал мне, что Дэнни был на взводе всю обратную дорогу.
