Пора домой (сборник) - Жемойтелите Яна
Нахлобучив шапку, он выскочил за дверь. Назад, в школу, тянуло еще по какой-то неясной причине, как будто там за недолгое его отсутствие успело случиться что-то очень важное. Что? Сумерки уже начинали сгущаться, был один из тех моментов, когда темнеет прямо на глазах, воздух сперва становится сиреневым, потом наполняется чернилами…. Бледно-розовое солнце, недолго повисев над дальней кромкой леса и еще как бы покручиваясь вокруг себя, скрылось за горизонтом, но тени еще проступали на земле. В школе светились окна на первом этаже и в кабинете директора. Школа выглядела обитаемой, что вообще казалось странным. Мимо, натянув платок на глаза и что-то бормоча на ходу, проскочила Мария Петровна. Ленька даже остановился и поглядел ей вслед. В том, как спешно она ковыляла по снегу прочь, было что-то отчаянное. Странное по крайней мере. Возле школьного крыльца стояли ребята, не собираясь расходиться. Именно что просто стояли. Приблизившись, Ленька разглядел среди них Давлета и Гульджан, и также несколько ее братьев. Сколько братьев у Гульджан было всего, Ленька давно сбился со счета, целая дюжина, не меньше. И вообще он не понимал, как это Гульджан могла так просто общаться с Давлетом, если только осенью тот ущипнул ее за задницу.
У самых ворот какой-то татарчонок проскочил мимо и, задев Леньку плечом, выпалил:
– Сталина порезали! Слышал?
– Что-о?
– Сталина порезали, вот так, – татарчонок два раза чиркнул по горлу ребром ладони.
– Как? Насмерть?
– А то! – зло хихикнув, татарчонок покатился своей дорогой в сторону рабочих бараков, а Ленька, едва дыша от ужаса, устремился к Давлету и Гульджан.
– Вы знаете? Вы все знаете и стоите? Что же такое делается! Что теперь будет?
Смоляные горячие глаза Гульджан, казалось, прожгли самые чернильные сумерки. Лицо ее в опушке инея на платке и выбившемся ежике чуть отросшей челки было не просто злым. Гульджан походила на кобру, раздувшую капюшон перед броском, и точно: губы ее разверзлись, и изо рта показалось черное раздвоенное жало:
– Это все ты! Ты Сталина порезал! – Она с силой толкнула Леньку в плечо, так что он едва устоял на ногах.
– Я-а? Ты что говоришь?
– Кроме тебя некому. Ты – сын врага. Это всем известно.
– Немцев ждешь со своей мамашей, – вставил Давлет, и братья Гульджан от мала до велика сомкнулись вокруг Леньки плотным кольцом.
– Да как я мог Сталина порезать? – произнес растерянно Ленька и будто уже оправдываясь. Нелепое обвинение просто не умещалось у него в голове. – Я же все время… в школе был.
– Мы все в школе были. Ну и что? – наступала Гульджан.
– Немцы придут, ему будет что предъявить: вот, смотрите, как я разделался с ним! – подначивал Давлет.
Мир покачнулся. Перед глазами поплыла школа, старые яблони во дворе, заиндевевший бюст Ленина посереди заснеженной клумбы. Ленька невольно отметил, что Владимир Ильич отрастил пушистую бороду и стал похож на Деда Мороза… Потом Ленька догадался, что все это – просто дурной сон. Нет, в самом деле, как такое могло в голову прийти, что он разделался с товарищем Сталиным? Ножом перерезал горло, как барану, что ли? Товарищ Сталин – он же в Москве, отсюда его никак не достать, неужели они не понимают? Вот, стоит только закрыть глаза и громко крикнуть, как сон исчезнет и он очнется в своем флигельке на кушетке возле плиты. Наверное, он просто заснул, раскочегарив эту чертову плиту, и слегка угорел… Мама! Сейчас придет мама, и сон развеется, и Гульджан снова станет розой души, а не злобной коброй.
Ленька так и сделал: крепко зажмурился, но вместо «Мама!» заорал что есть мочи: «Кит кюттэ!» Давлет опрокинул его в сугроб, сверху злыми сгустками тьмы обрушились братья Гульджан, посыпались удары:
– Сын врага народа! Получай!
– Кит кюттэ! Кит Кюттэ! – Ленька, поджав под себя коленки и накрыв голову руками, уже не пытался защищаться. Особенно больной удар пришелся в ухо, и Ленька опять вскрикнул…
– Эй, стойте! – сквозь плотный белый морок прорвался новый, низкий голос. – Что вы делаете?
Мучители мигом брызнули по сторонам, Леньку перевернули на спину и усадили на ступеньки крыльца.
Перед ним на корточках сидел Вениамин Андреевич в съехавшей набекрень ушанке, а рядом маячил высокий незнакомый военный, то есть Ленька сперва так решил, что военный. У него еще сильно скрипели сапоги, когда он прохаживался взад-вперед. Очнувшись и переведя дух, Ленька понял, что офицер – сотрудник НКВД.
– Дяденька, – выдохнул Ленька. – Это не я Сталина порезал, честное пионерское слово!
– Ну-ка, вставай, пострел. – Вениамин Андреевич помог Леньке подняться. – Пойдем-ка в кабинете поговорим.
Коленки еще дрожали. Проходя длинным коридором к кабинету директора в сопровождении офицера НКВД, Ленька думал, что бояться ему ну совершенно нечего! Пусть хоть целый взвод НКВД будет его допрашивать. Потому что у него и в мыслях не было ничего плохого. А что касается товарища Сталина… Нет, не могли же так просто средь бела дня порезать товарища Сталина. И где? В Москве. В Кремле! Что такое говорят эти дети? Это не просто неправда, это, это… И вдруг его поразила внезапная догадка: а что если существует несколько Иосифов Виссарионовичей? И одного из них сегодня убили. Ну, того, который направлялся по Волге в город своего имени?..
– Давай-ка обсохни для начала, – директор помог Леньке стянуть изгвазданную снегом тужурку и тут же по-домашнему уютно пристроил ее на стуле возле «буржуйки». – Садись, погрейся.
Придвинувшись вплотную к горячей печкиной пасти, Ленька уселся, поджав ноги под табурет и втянув голову в плечи.
Офицер НКВД тем временем устроился за директорским столом, распластал перед собой чистый лист бумаги… И тут Ленька наконец заметил портрет товарища Сталина, который давеча висел в зале на фоне красного задника. Теперь этот портрет, полунебрежно оставленный в уголке, был крест-накрест порезан острым ножом или даже бритвой! Так вон оно что! Ленька почти слышно облегченно вздохнул.
– Не детская это шалость – вождя кромсать, – уловив его взгляд, произнес Вениамин Андреевич. – Можешь даже не оправдываться. Я знаю, что мои пионеры тут ни при чем!
Последняя фраза явно предназначалась офицеру НКВД. Вениамин Андреевич даже рубанул воздух ладонью.
– А как насчет наступления немцев? Тоже не пионерское дело?
– Ну, по глупости ляпнул кто-то. Каждого опрашивать не станешь, да ведь еще и не каждый скажет…
Следователь, прикрыв глаза, неторопливо кивнул, то ли соглашаясь с директором, то ли обдумывая что-то свое, потом неожиданно обратился к Леньке:
– Вот ты, например, мальчик, что имеешь сказать по поводу?.. Тебя как зовут?
– Л-ле… Леонард… – выдавил Ленька.
– Откуда такой? Из ссыльных? – оживился следователь.
– Нет, я тут родился.
– Ладно, – следователь вернулся к интересовавшему ему эпизоду. – Итак, что тебе известно… об испорченном портрете вождя?
– Ничего. Я только сейчас понял, в чем дело. Шел в школу, а мне говорят: Сталина порезали… – на последних словах Ленька проглотил комок страха, застрявший в горле еще при встрече с Марьей Петровной.
– Сталина порезали, – недовольно подхватил следователь. – Чтобы я этого больше не слышал. Враги нанесли ущерб школьному имуществу. И этих врагов нужно вывести на чистую воду! Ясно?
– Ясно, – сказали одновременно Ленька и Вениамин Андреевич.
– Кстати, зачем ты под вечер отправился в школу? Уроки ведь уже кончились.
– Краску попросить.
– Краску? – в голосе следователя сквозанул искренний интерес. – Зачем тебе краска? Плакат хотел нарисовать?
– Н-ну, да… То есть надпись на ленте: «Все для фронта». Маскарадный костюм…
– Маскировочный костюм? – на ходу переиначил следователь.
– Маскарадный! – вмешался Вениамин Андреевич. – Мы конкурс объявили на лучший маскарадный костюм. Должна же радость хоть какая-то у детей быть, господи!
– Еще кого помянете? – строго перебил следователь.
– Да это так, всуе… Новый год отпраздновать вместе со всей страной, чтобы, значится, не падать духом…
