Нил Гейман - Дым и зеркала (сборник)
— Простите?
— Очень хрупкие. Венерические болезни. Только подумайте. Вы можете подхватить простуду или грипп, просто находясь в комнате с носителем инфекции. А для венерических болезней необходимы тепло и влажность, и интимный контакт.
Не для моей, подумал Саймон, но ничего не сказал.
— Знаете, чего я боюсь? — спросил человек из Южной Африки.
Саймон покачал головой.
— Что жена узнает, — сам себе ответил мужчина и замолчал.
Пришла сестра, очень молодая и хорошенькая, и увела Саймона, который проследовал за ней в процедурную. Она взяла у него синий листок.
— Снимите пиджак и закатайте правый рукав.
— Пиджак?
Она вздохнула.
— Я возьму у вас кровь на анализ.
— А.
Эту процедуру можно было назвать почти приятной, особенно в сравнении с тем, что последовало за ней.
— Теперь спустите брюки, — велела она.
У нее был заметный австралийский акцент. Член у него сжался и втянулся; он был серым и сморщенным. Саймон поймал себя на том, что хочет сказать ей, что обычно член у него много больше, но тут она достала металлический инструмент с проволочной петлей на конце, и ему захотелось, чтобы член стал еще меньше.
— Сожмите его у основания и несколько раз проведите рукой.
Он так и сделал. Она просунула петлю в головку члена и несколько раз там повернула. Саймон содрогнулся от боли. Сестра растерла мазок по стеклышку, затем указала на стеклянную баночку на полке:
— Не могли бы вы помочиться туда для меня?
— Как, прямо отсюда?
Она скривила губы. Саймон догадался, что она, должно быть, слышит эту шутку раз тридцать на дню с тех пор как здесь работает.
Сестра вышла из процедурной, оставив его писать одного.
Ему и в лучшие времена сложно было это делать в общественном месте, так что приходилось дожидаться, покуда все выйдут. Он завидовал мужчинам, которые могли спокойно войти в туалет, расстегнуть ширинку и вести оживленную беседу с теми, кто стоял по соседству, поливая белый фаянс своей желтой мочой. У него же часто вообще ничего не получалось.
Вот как теперь.
Наконец сестра вернулась.
— Не вышло? Ничего страшного. Посидите в приемной, доктор скоро вас вызовет.
— Ну, — сказал доктор Бенхэм, — у вас НСУ, неспецифический уретрит.
Саймон сначала кивнул, потом спросил:
— И что это значит?
— Это значит, что у вас не гонорея, мистер Пауэрс.
— Но у меня не было секса с… ни с кем, кроме…
— О, тут не о чем беспокоиться! Эта болезнь появляется неожиданно, что никак не связано с… хм, со всяким баловством. — Бенхэм открыл ящик стола и достал из него пузырек с таблетками. — Принимайте четыре раза в день до еды. Воздерживайтесь от употребления алкоголя. Никакого секса. И не пейте молоко в течение двух часов после приема лекарства. Понятно?
Саймон нервно усмехнулся.
— Увидимся через неделю. Запишитесь на прием внизу, у администратора.
Там ему выдали красную карточку, на которой значились его имя и время приема. И еще на ней стоял номер: 90/00666.L.
Возвращаясь домой под дождем, Саймон остановился у турагентства. На постере в окне три бронзовых девушки в бикини пили через соломинки коктейль на залитом солнцем пляже.
Саймон еще никогда не ездил за границу.
Он испытывал беспокойство при одной мысли о дальних странах.
По мере того как приближалась встреча с врачом, неприятные ощущения уходили; а спустя четыре дня Саймон мог уже мочиться, не передергиваясь от боли.
Правда, с ним происходило что-то еще.
Все началось с крохотного зернышка, проросшего у него в мозгу и разраставшегося с каждым днем. Он сказал об этом доктору Бенхэму при следующей встрече.
Тот был озадачен.
— Вы утверждаете, что больше не ощущаете ваш член своим, мистер Пауэрс?
— Именно, доктор.
— Боюсь, я не совсем вас понял. Может быть, вы утратили чувствительность?
Саймон чувствовал свой член, ощущал, как в промежности ткань соприкасается с плотью. Он даже ощутил, как член шевельнулся.
— Не совсем. Я все чувствую как обычно. Просто ощущения… изменились, что ли. Словно он больше не является частью меня самого. Словно… словно он принадлежит кому-то еще.
Доктор Бенхэм покачал головой.
— Отвечая на ваш вопрос, мистер Пауэрс, могу сказать, что ваши ощущения не являются симптомом НСУ, хотя и представляют собой абсолютно естественную психологическую реакцию на заражение. А, хм, отвращение к самому себе, возможно, вызвано экстернализацией[82], вылившейся в отрицание гениталий вообще.
Звучит как будто верно, подумал доктор Бенхэм. Он надеялся, что к месту употребил эту тарабарщину. Доктор никогда особо не заморачивался лекциями по психологии и учебниками, чем, возможно, и объяснялось, во всяком случае так считала его жена, то, что он отрабатывал положенный после окончания срок в лондонской венерологической клинике.
Пауэрс как будто успокоился.
— Я просто немного волновался, доктор, вот и все. — Он пожевал нижнюю губу. — Э, скажите, а от чего бывает НСУ?
Бенхэм успокаивающе улыбнулся.
— Эту болезнь может вызывать множество разных причин. НСУ — еще один повод признать, что нам известно отнюдь не все. Это не гонорея. Не хламидиоз. Неспецифический, сами понимаете. Но это инфекция, и она поддается лечению антибиотиками. Кстати о лечении… — Он выдвинул ящик стола и извлек из него очередную порцию лекарства. — Запишитесь на прием на следующей неделе. Никакого секса. Никакого алкоголя.
Никакого секса? — подумал Саймон. — Дался мне этот секс!
Но когда проходил по коридору мимо хорошенькой сестры-австралийки, он вновь почувствовал, как член шевельнулся и стал наливаться теплом.
У Бенхэма Саймон появился через неделю. Результаты анализа были ненамного лучше.
Бенхэм пожал плечами.
— Нет ничего необычного в том, что болезнь лечится так долго. Вы говорите, не чувствуете дискомфорта?
— Да, совершенно никакого. И выделений больше не было.
Бенхэм устал, и в левой глазнице у него пульсировала тупая боль. Он мельком глянул на результаты анализов.
— Боюсь, вы еще не вылечились.
Саймон Пауэрс заерзал на стуле. У него были большие водянистые голубые глаза и бледное несчастное лицо.
— А как насчет другого, доктор?
Доктор потряс головой:
— Что вы имеете в виду?
— Я же сказал вам . На прошлой неделе. Я вам все сказал ! Ощущение, что, э, мой член больше не мой.
Ну конечно, подумал Бенхэм, это же тот самый пациент . Он никак не мог привыкнуть запоминать все эти имена, и лица, и члены, и их неловкость, и бахвальство, и вызванный беспокойством запах пота, и их нелепые грустные болезни.
— Ммм. Так что же?
— Ощущение распространяется, доктор. Всю нижнюю часть тела я ощущаю как принадлежащую кому-то другому. Мои ноги и все остальное. Да, я их чувствую и могу идти куда захочу, но иногда мне кажется, что если бы им захотелось пойти куда-то еще, если бы им захотелось прогуляться по миру, они бы это сделали и взяли бы с собой меня. И я был бы не в силах им помешать.
Бенхэм покачал головой. В сущности, он и не слушал.
— Я назначу другой антибиотик. Раз прежние еще не побороли болезнь, этот с ней справится. И возможно, он избавит вас от ощущения, которое, я не исключаю, является побочным действием других антибиотиков.
Молодой человек молча смотрел на доктора.
Тот решил, что должен сказать что-то еще:
— Возможно, вам следует больше гулять, — сказал он.
Молодой человек поднялся.
— Жду вас на следующей неделе в это же время. Никакого секса, никакой выпивки и не пейте молоко после таблеток, — затянул свою песню доктор.
Молодой человек ушел. Бенхэм внимательно посмотрел ему вслед, но не заметил ничего странного в его походке.
В субботу вечером доктор Джереми Бенхэм с женой Селией ужинал у одного коллеги. Рядом с Бенхэмом оказался приезжий психиатр.
За закуской они разговорились.
— Проблема в том, что когда говоришь людям, что ты психиатр, — говорил психиатр, который оказался американцем, огромным, с бычьей головой, похожим на торговый флот, — весь остаток вечера приходится наблюдать, как они пытаются вести себя нормально, — и он тихо и противно засмеялся.
Бенхэм тоже засмеялся, и поскольку сидел рядом с психиатром, постарался остаток вечера вести себя нормально.
За ужином он выпил слишком много вина.
После кофе, когда уже не мог придумать, о чем говорить, он поведал психиатру (фамилия которого была Маршалл, хоть он и велел Бенхэму называть его Майком) о мании Саймона Пауэрса.
Майк засмеялся.
— Звучит забавно. Может, немножко странно. Но беспокоиться не о чем. Возможно, это галлюцинации, связанные с приемом антибиотиков. Хотя немного смахивает на синдром Капграса. Слыхали о таком?
