Наталья Нестерова - Целую ручки

Неожиданно для себя Игнат начал с упреков:

— Ай-ай-ай! Как мы плохо себя ведем! Цветик, любимая! Плохие люди, враги написали пасквиль на меня и, чтобы сделать мне больней, прислали книжонку тебе. И что дальше? В момент, когда я нуждаюсь в твоей поддержке, внимании, ты убегаешь. Поверив вранью, которое прочла? Только не говори мне, что хоть на секунду допустила возможность того, что я способен на чудовищные преступления в отношении Мурлыки. Нужно быть полной, извини, дурой, чтобы поверить в такое. А ты у меня умница.

Света понимала, что разговор этот наиважнейший, момент истины, перелома, выбора дороги. Она волновалась, и прежние страхи, аргументы и контраргументы — все передуманное — теснилось в голове, лезло, как многолюдная толпа в узкий проем, просилось на язык. Однако нужно было держать себя в руках, не удариться в стенания и обвинения.

— Все написанное в этой книге неправда? — уточнила Света.

— От первого до последнего слова, — подтвердил Игнат.

— И у тебя не было первой жены по имени Оксана, спортсменки?

— Была. — Игнат не мог этого отрицать. — Но рассказ о нашем браке — полная чушь.

— А потом другая женщина, Лена, родила от тебя больного ребенка?

— Дела давно забытых дней.

— Поэтому ты волновался, что и мой ребенок окажется нездоровым?

— Естественно волновался.

— Однако мне ничего не сказал.

— Послушай, Цветик! Не вижу никакой необходимости ворошить мое прошлое…

Света его не слушала и продолжала допрос:

— Ты женился на Юле и переехал в Москву?

— Допустим. — Игнату все больше и больше не нравился этот разговор.

— И выращивал картошку?

— Я никогда не выращивал картошку! — взорвался Игнат. — Я понятия не имею, как она растет, я ее видел только на тарелке. Тебе русским языком было сказано — в книжке все вранье!

— Кроме твоего богатого брачного пути. Твою нынешнюю жену зовут не Юля, а Полина, верно?

— Верно. Кстати, мне хотелось бы знать, откуда у Полины взялись наши с тобой фотографии?

— Понятия не имею. Полина знает обо мне?

— Теперь знает. Она и прислала тебе чертову книгу.

— Ты говорил, что книгу состряпали твои враги. Полина — твой враг?

— Я приехал сюда, к черту на кулички, не Полину обсуждать, а помириться с тобой, вернуть вас с Мурлыкой домой.

— Игнат, я очень тебя любила. Очень!

— В прошедшем времени?

— Не придирайся к словам, мне их трудно находить. Ты никогда полностью не принадлежал мне, как я принадлежала тебе. Это не мешало, даже, напротив, придавало моему чувству остроту. Ты был немного чужой и потому загадочный. Я никогда не подсчитывала, сколько тебя там, на стороне, и сколько со мной. Если в процентном соотношении? Девяносто там и десять со мной? Наоборот? Там десять, тут девяносто? Поровну? Повторяю: меня это не мучило и не волновало. Пока мне не открылось очевидное — у тебя есть другая жизнь. Там — корни, со мной — зеленые побеги. Старые корни держат крепче худых росточков. Ты говоришь, что в книге все вранье, но от фактов никуда не деться. Я совсем не знаю тебя. Можно ли тебе верить?

— Обидно это слышать. Разве до недавнего времени какой-нибудь мой поступок, фраза, слово навели тебя на мысль, что мне нельзя доверять? Я много раз повторял: с тобой я начал новую жизнь, с чистого листа.

— Но при этом не порвал со старой.

— Есть обстоятельства, о которых я не хочу и не буду сейчас распространяться.

— Но я должна знать, Игнат!

Она никогда не видела его таким — нетерпимым, раздражительным. В нем было что-то от начальника, преклонных лет начальника, который распекал нерадивую секретаршу.

— Мне тоже хотелось бы кое-что знать, — с недоброй усмешкой сказал Игнат. — В конце так называемого романа появляется некий рыцарь, спасающий тебя от хулиганов. Потом ты приводишь его в дом, кокетничаешь с ним, чаевничаешь. Было такое?

— Было. Только без кокетства.

— Ага! Стоило мне уехать, как ты принялась ухажеров коллекционировать.

— Не перекладывай с больной головы на здоровую!

— Еще вопрос, чья голова здесь больная. Мне надоел этот бестолковый разговор, и времени на него нет. Собирай вещи, мы едем в Москву.

— А что в Москве?

— В каком смысле?

— В прямом. Ты женишься на мне и мы станем жить как нормальная семья? Без секретов и процентного соотношения?

— Посмотрим. Но одно я тебе могу пообещать твердо, поклявшись самым святым: ты и Мурлыка ни в чем нуждаться не будете.

— Но мы нуждаемся только в тебе! А ты? Еще в чем-то?

— Поговорим об этом дома.

— Нет, сейчас!

Игнат прекрасно знал, что ультиматумы — самое последнее и чаще всего бесполезное оружие. Но, как лис, загнанный в угол, он позабыл о хитростях, не торговался, а выдвигал ультиматумы.

— Или ты едешь со мной, или между нами все кончено! — зло выкрикнул он.

Света молчала. Ей было страшно видеть Игната в гневе, страшно потерять любимого, страшно за свое будущее. Она уже хотела пойти на попятную, сдаться. Но тут из Игната посыпались упреки один обиднее другого:

— После того, что я для тебя сделал! Как сыр в масле каталась! Пылинки сдувал! И что получил в ответ? Ты просто неблагодарная идиотка!

Все Светины страхи мгновенно улетучились.

— Я идиотка? А ты умный, благородный, честный? Столько для меня сделал? Ой ли, для меня? Ты для себя старался в первую очередь. Чем плохо? Дома жена-соратница, на стороне молодая любовница. Для меня старался! — не могла простить этой фразы Света. — А про сына ты забыл? Не хочешь, кстати, на него посмотреть?

— Не хочу!

Игнат ответил быстро, не думая, но поймал себя на том, что действительно не горит желанием прижать сына к груди. Неподходящий момент. Да и вообще он несколько отвык от малыша.

— Ты пожалеешь, очень пожалеешь, — твердил Игнат по пути к выходу. — И, когда ты ко мне приползешь с извинениями, я еще подумаю, прощать тебя или нет.

— Не приползу, — услышал он, прежде чем хлопнуть дверью.

Спускаясь по лестнице, Игнат мысленно клокотал.

Мчался сюда, несмотря на больное сердце, бросил все дела, а она нос воротит, претензии выдвигает. Принцесса из Мухосранска, королева красоты районной свинофермы. Он неделю назад подыхал в больнице. Где Цветик была? Под крылышком у мамочки нежилась. Цветик? Сорняк! Их в базарный день на рубль пучок.

У Игната и раньше так бывало: любовь проходила в одночасье, как будто стоп-кран рванули. Скорость локомотива любви могла быть высокой, но вдруг резкое торможение — все, конечная станция, выходим и пересаживаемся на другое средство передвижения, возможно, он не слышал предупреждающих звонков, не обращал внимания на короткие остановки в пути. Выйдя на свободу, легко расставался с прежней привязанностью, выбрасывал ее из головы.

У подъезда Игната поджидала Анна Юрьевна:

— Мне нужно с вами поговорить!

— В чем дело? — он нехотя остановился.

— Вы прекрасно знаете, что я только приветствую ваш разрыв со Светланой.

— Хоть лопните от своих приветствий, — буркнул Игнат.

Ему хотелось грубить направо и налево. Его оскорбили, ему наплевали в душу. После оскорблений человек либо хнычет, либо грубит. Игнат был не из нытиков, хотя грубил крайне редко.

— Вы обязаны материально помогать нам растить Илюшу!

— Вам лично я ничего не обязан. А Света получит вот!

Он сложил кукиш и ткнул Анне Юрьевне в нос. Чуть не ударил, она отшатнулась.

— Ни ко-пей-ки! — по слогам произнес Игнат и направился к своей машине. Оглянулся и издевательски добавил: — Целую ручки!

Полина не отличалась развитой интуицией и наблюдательностью. Чтобы обладать этими качествами, нужно быть внимательной к людям, а они интересовали ее не больше, чем звери в зоопарке. И все-таки Полина почувствовала что-то неладное. Последнее время она изображала трепетную нежную супругу, отодвинув на задний план рабочие дела. Но во время немногочисленных деловых встреч, наездов в офис она отметила, что отношение к ней изменилось. Это был не комплиментарный мужской интерес партнеров по бизнесу, не замаскированное желание что-нибудь выторговать, а — глупо представить — подспудная насмешка, едва ли не презрение. Ее обеспокоили странные ухмылочки, когда она заметила их третий, четвертый раз. Откуда ветер дует и что он надул? Насторожившись, Полина разглядела перемены и в поведении офисного планктона. Косые взгляды, улыбочки в сторону, шушуканье. Она заставала своих клерков за горячим обсуждением каких-то тем, но при появлении Полины Геннадьевны они замолкали и хватались за бумаги. Боятся — правильно, начальство надо бояться, и нечего лясы точить в рабочее время. Однако градус подобострастия заметно снизился. Что за черт?

Глаза ей открыла финансовый директор — женщина, с которой Полина не приятельствовала, но была на «ты» и поддерживала ровные отношения. Они слишком зависели друг от друга, чтобы поддаваться настроению и ссориться.