Роже Гренье - Зеркало вод
Дорога сбегала почти отвесно. Навстречу ей по-прежнему попадались огромные грузовики, с ревом преодолевавшие подъем. Раз на шоссе столько груженых машин, значит, забастовка кончилась? Наконец она спустилась в долину — достигла цели своего путешествия. Был уже седьмой час вечера.
Въезжая в город, Ирен обнаружила, что позабыт он не всеми. На каждой улице, на каждом тротуаре полицейские патрули — одни в серой форме, другие в зеленой. Медленно разъезжали джипы. Весь город был разделен на равные квадраты.
Молодая женщина попыталась сориентироваться, и это оказалось совсем нетрудно. Сотка городских кварталов соответствовала местной иерархии: в одном квартале находились виллы, где жили инженеры, работавшие на рудниках, в другом — выстроились в ряд домики мастеров, окруженные палисадниками. Дальше тянулись улицы, застроенные четырехэтажными кирпичными домами для рабочих. Тридцать тысяч человек жили тут в полной, изоляции друг от друга — точно касты в Индии. Ирен решила отыскать главную торговую улицу, где можно было бы оставить машину. Улицы, по которым она проезжала, были пустынны, и, если бы она поставила машину там, это сразу бросилось бы в глаза. Отель, где жил один из тех, кого она должна была повидать, находился, очевидно, неподалеку от центра. И в самом деле, Ирен вскоре его нашла.
Этот отель с деревянными балконами напоминал старый постоялый двор. Ирен живо представила себе номера с дощатым полом, покрытым линолеумом, с выцветшими обоями, высоченными потолками и большими окнами, где ежедневно за табльдотом собираются несколько пенсионеров — старых холостяков, поселившихся тут с незапамятных времен. Вход был темный, Ирен прошла в вестибюль, так и не встретив ни души. Она поднялась по деревянной лестнице на второй этаж и только тут, в кухне, увидела толстую седую женщину — то ли хозяйку гостиницы, то ли старую служанку. Ирен назвала имя мужчины, которого ей нужно было повидать.
— Его нет, — ответила женщина.
— Вы не знаете, где он?
Женщина объяснила, что он уехал в центр провинции.
— Вы не знаете, когда он вернется?
По лицу собеседницы можно было понять, что спрашивать ее о чем-либо бесполезно, но, поскольку Ирен осаждала ее вопросами, она наконец выдавила из себя:
— Detenido[34].
Его арестовали два дня назад. Схватили ночью и увели в тюрьму. Разрешили взять с собой чемодан — очевидно, он просидит там долго.
Ирен распростилась с немногословной содержательницей отеля. Невозможно было понять, то ли она заодно с арестованным, то ли просто недовольна тем, что такая неприятность произошла у нее в доме. Ирен спустилась с лестницы. При всех условиях не стоит оставаться здесь дольше. В конце концов, сказала она себе, есть ведь и другой адрес.
Двое полицейских удалялись по тротуару. На каждом перекрестке, на каждой улице она видела мужчин в униформе — и так по всему городу. Они расхаживали по двое, с карабинами наперевес, обходя кварталы.
Это круговое движение по городу производило тягостное впечатление еще и оттого, что все улицы пересекались здесь под прямым углом.
Второй адрес, возле городского сада, привел ее к домику мастера. Это тоже было неподалеку от центра, и Ирен отправилась туда пешком. Она позвонила у дверей и уже подумала, что в доме никого нет, — так долго ей не открывали. Она посмотрела в оба конца улицы: не идет ли патруль. Наконец послышались шаги, поворот ключа — и дверь отворилась. Она едва не закричала. Перед ней стоял идиотик — безумец, сошедший с картины Гойи. Он бессмысленно хохотал, уставившись на нее своими глазами навыкате, с красными воспаленными ободками и широко раскрывая слюнявый, беззубый рот. Сколько же ему лет? Двадцать? Тридцать? Она спросила, дома ли sen or Франко Сольберто, но идиот только смеялся в ответ. И тогда она тоже начала смеяться, говоря себе, что только в этой стране может случиться что-либо подобное. И еще у нее мелькнула мысль, что, если этому сумасшедшему разрешают открывать дверь и оставляют дома одного, значит, он безобиден. В самом деле, чем мог он ей угрожать? Все это сплошные предрассудки. Здоровые, нормальные люди, в общем-то, причиняют зла куда больше, чем безумцы. Но хоть бы он пустил ее в дом!
Когда оба они вдоволь нахохотались, откуда-то из глубины дома появился старик. Он отослал дурачка, и Ирен наконец получила ответ на все свои вопросы. Выяснилось, что Франко Сольберто ушел и вернется только в девять вечера. Она не знала, можно ли сообщить этому старику о цели своего прихода, и попросила, чтобы он разрешил ей подождать здесь возвращения Франко Сольберто. Старик еще несколько раз повторил, что тот явится не раньше девяти, и, убедившись, что иностранка поняла его, захлопнул перед нею дверь.
Было семь часов, и Ирен спрашивала себя, сумеет ли она провести здесь два часа и не угодить в полицию. Она вернулась к машине, понимая, что ей остается только одно — сесть за руль и отправиться за город. Она решила никуда не сворачивать с дороги, спускавшейся в долину. Выезжая за черту города, Ирен наткнулась на казарму, очевидно служившую полиции штаб-квартирой, и часовой велел ей остановиться, чтобы пропустить выезжавшую из двора колонну грузовиков. Она дрожала от страха, пока часовой не подал ей знак проезжать, но не успела она проехать и каких-нибудь двух километров, как ей повстречался полицейский джип, затем второй и третий. Очевидно, дорога тоже усиленно охранялась, так же как и город. Машину с номерным знаком столицы могли в любую минуту остановить и спросить Ирен, что она тут делает. Поэтому на первом же перекрестке она развернулась и поехала обратно. Вновь миновала казарму, стараясь глядеть только вперед, и вернулась на главную улицу, чтобы поставить машину там. Настал час paseo — вечернего гулянья, и на улицах стало многолюдно. Были тут и полицейские, и, хотя они держали ружья наперевес, казалось, что они тоже прогуливаются. Слившись с толпой, Ирен брела от витрины к витрине. Постепенно гуляющих становилось все меньше. Она хотела было пойти в кафе, но, не заметив там ни одной женщины, не осмелилась. Солнце давно уже скрылось за горами. Близился вечер. Ирен решила поискать пристанища в городском саду. Сад был молодой, с невысокими деревьями, искусственными ручейком и бассейном, вдоль дорожек стояли скамейки — красные, голубые, желтые, зеленые. Ирен увидела двух целующихся влюбленных. Она прошла вперед и села на голубую скамейку, надеясь немного отдохнуть. Если ее заметят, подумают, будто она ждет возлюбленного. Это навело ее на горькие размышления. Она приехала сюда, потому что почувствовала себя лишней в жизни актера, и это путешествие было отчаянной попыткой войти в его мир. Но результат превзошел все, что могло подсказать ей воображение, даже при том, что от природы она склонна к пессимизму. Она оказалась одна на краю света и вынуждена прятаться в этом сквере после того, как ей не удалось увидеть нужного человека, так как он угодил в тюрьму, и после этой встречи с идиотом и стариком, который оказался не лучше. Стемнело, на улицах зажглись фонари. Она видела, как в сад вошли несколько парочек и сразу же исчезли в темных аллеях. Наверное, среди них есть и такие, которые предаются любви в этом саду.
В девять часов Ирен поднялась и направилась к знакомому дому. На этот раз, похоже, ей открыл человек, которого она и хотела видеть. Он был еще молод, но вьющиеся волосы у него совсем поседели. Он носил очки в металлической оправе, а его лицо с грубоватыми чертами выражало одновременно серьезность и нежность. Во всяком случае, так показалось Ирен. С первого взгляда, едва увидев его на пороге, она сразу успокоилась. Франко Сольберто говорил только по-испански, изредка вставляя английские слова, но у Ирен было впечатление, что она все понимает. Она прошла за хозяином в столовую-гостиную. Заметив там швейцарские ходики с кукушкой, Ирен подивилась, как они сюда попали. Она без лишних церемоний съела предложенный ей омлет с колбасой и, сообщив все, что знала сама, приготовилась выслушать его. Он говорил тихо, не спеша рассказал о том, как развивалась забастовка в шахтерском поселке, о ее результатах и последствиях.
Двести человек арестовано. Полиция приходила за людьми ночью и уводила их. Ничего яркого и впечатляющего. Двести шахтеров были deportados, то есть переведены на работу в отдаленные районы. Их увезли в грузовиках. Многие видели, как они уезжали.
Забастовка началась на шахте Сан-Пабло. В этой стране даже угольные шахты носят имена святых. Пятнадцать забойщиков прекратили работу, и их тут же арестовали. Но забастовка уже охватила остальные шахты и металлургические заводы. За несколько недель число бастующих достигло пятидесяти тысяч. Сейчас работа частично возобновляется, ибо можно считать, что они одержали победу. В самом деле, правительство издало декрет о повышении цены на уголь, что автоматически повлечет за собой повышение жалованья шахтеров. Однако большинство забастовщиков отказались вернуться в шахту до тех пор, пока не освободят арестованных и не вернут deportados.
