Бахыт Кенжеев - Плато
Студенты уважительно спрашивали, пишет ли он, но в ответ Коган только смеялся.
Пренебрегал он и чтением. Однажды вечером торжествующая Сюзанна принесла из библиотеки кипу сравнительно свежих журналов из Отечества и уронила ее на зашатавшийся стол с алюминиевыми ножками. При виде этого богатства Коган вдруг поморщился и отвернулся обратно к окну, едва не расплескав свой густой, с кружащимися хлопьями заварки чай в толстой глиняной кружке (он не признавал американских пакетиков, и повсюду возил с собой запас рассыпного).
"Я думала..." - начала обиженная Сюзанна.
"Зря," - сказал Коган, уставившись в дождливое окно, "зря."
Они, бывало, почти до рассвета шептались, выходили из себя из-за дождя, несъедобных грибов, какой-нибудь строчки двухсотлетней давности или сравнительной смехотворности студенческих сочинений - но о возвращении Когана в Отечество не вспоминали ни разу. Стопка журналов на голубой расцарапанной пластмассе общепитовского столика нарушала этот молчаливый уговор, отвратить ли Сюзанна хотела Когана от его бестолковой затеи, или наоборот, решив (после бесплодных уговоров в Городе), что он человек конченый, порадовать его, как алкоголика на бесполезном излечении - плоской, тайно пронесенной в больницу фляжкой джина. Он попросил отнести все журналы обратно, не раскрыв, а несколько дней спустя обмолвился: придуманный мир летней славянской школы на Зеленых Холмах, с дождем и твердыми окатышами незрелой малины на колючих кустах, серым речным песком и просеками для грядущих лыжников на склонах слишком благодатен для мечтаний об иной жизни, и пускай этой благодати сроку заведомо семь недель, так даже лучше, не успеет приесться, зато настоящая и под рукой, а никаких других проектов жизни, ни прошлой, ни будущей, пускать в Северопольск не след - слишком он хрупок, слишком привередлив, слишком сильно пахнет свежескошенной травой после грозы, отсырелым лоскутным одеялом и бензиновым дымком с главной улицы.
И когда он все это сказал, и когда Сюзанна, вполне поняв его путаную речь, покраснела, и подошла к нему сзади, скорчившемуся на соломенном стуле, и обняла его голову, и прислонилась щекой к его седой шевелюре, - в окно веранды постучали, и из едва зародившейся после дождя звездной тьмы выступил прижатый к стеклу лик господина с бородкой, украшенный неуместной улыбкой от уха до уха. Оба они вздрогнули, и сначала Сюзанна не хотела открывать, но потом пожала плечами и пугливо пошла к дверям. Господин с бородкой сделал всего один шаг за порог, скептически втянул узкими ноздрями возмутительно домашний запах жареных грибов, остановился, не снимая серого плаща с поднятым воротником, не закрыв за собой непрочной двери, разделенной на застекленные квадраты.
- Мы с вами воспитанные люди, Коган, - сказал он, снимая шляпу, - и в ваше семейное счастье я влезать не намерен. Мне хочется, однако, задать несколько вопросов предмету, так сказать, спора. Вы позволите нам уединиться?
- Мне с тобой говорить не о чем, - сказала Сюзанна.
- Сердцу не прикажешь, - изрек господин с бородкой. - Хорошо, этот пункт программы отменяется, хотя я дорого бы дал за то, чтобы понять тебя, Сюзанна. Только на алименты, пожалуйста, не рассчитывай. Есть предел всякому благородству.
- Да что мне в твоем благородстве! - вскрикнула Сюзанна неприятным голосом. - Дай мне только развод, чтобы я могла скорее забыть весь этот семилетний кошмар. Я не враг тебе, мне ничего, ровным счетом ничего от тебя не нужно, только оставь нас в покое. Исчезни. Ты со своими капиталами любую живую душу можешь купить. Она будет на тебя молиться, ходить на приемы к твоим дельцам, одеваться, как куколка, духами обливаться. Ну?
- Хорошего ты обо мне мнения, - он вздохнул. - Как бы то ни было, даю тебе на размышление два месяца. До конца лета еще можешь вернуться, отпереть дверь своим ключом, войти в свою спальню, словно ничего не было. Если не передумаешь, то развод я тебе дам - и быстро, не беспокойся. Коган, вы намерены жениться на этой женщине? Впрочем, можете не отвечать. Вы же писатель. Вопросы быта, квартиры, гражданства, автомобиля, страховки и многого иного - слишком презренная для вас материя, тем более, что рука дающего еще не оскудела на социальное пособие.
- Вы унизить меня пришли, Хозяин?
- Помилуйте! Как я, сомнительный мелкий делец, могу унизить надежду отечественной словесности? Нет, не за этим я пришел, Коган. Я выполнил свое обещание.
- Не помню, - хрипло сказал Коган, вставая.
- Держите, - господин с бородкой протянул ему большой белый конверт, из тех, в каких бывают рождественские открытки. - И позвольте поздравить вас с осуществлением заветной мечты. Счастливого пути к поклонникам и поклонницам. Прощайте, Коган. До свидания, Сюзанна.
Хлопнув дверью так, что затряслась вся дощатая веранда, господин с бородкой вышел на улицу, где Гость ждал его в автомобиле. Истошного плача Сюзанны, не сразу увидавшей в уголке конверта золотой герб Отечества, он уже не услыхал - да и вряд ли был настолько злораден, чтобы им насладиться.
Глава седьмая
"Ну не простейшая ли тут арифметика, - уверенно говорил господин с бородкой своему клюющему носом пассажиру, - с одной стороны, не слишком милый я, а с другой - старый шут, к которому со вчерашнего вечера в виде довеска прилагаются все прелести Отечества, за которые она возненавидела меня. Я даже доволен. Интрижка рассосется, и женушка моя опомнится. Конечно, милуются, но ведь из-за чего? Зеленые холмы, понимаешь ли, всеобщее обожание, романтика, стишки..."
"Да," - рассеянно сказал Гость.
"Правильно я поступил?"
"Бог знает."
"По-моему, правильно. Поймал старого идиота на слове, а? Не надо забывать, что мы артисты жизни. Осточертело мне корчить из себя предпринимателя. Помнишь, как ты меня учил в свое время?"
"Ничто в жизни не должно быть самоцелью," - усмехнулся Гость.
"Включая и сам этот принцип", - закончил за него Хозяин. - "Кончим нынешнее дельце - это у самой границы - выправим тебе визы, и полетишь со мной в Европу. Париж, Женева, Рим. А? У меня ведь уже четыре года порядочного отпуска не было. Прогуляемся по берегу Сены, покопаешься в книжных развалах - забудешь все на свете. А хочешь - возьмем этот автомобиль и махнем по Федерации. Ты ведь даже в Новом Амстердаме не был, Господи помилуй.. Арифметика, - повторил он, - была у тебя одна шестая часть света, стало пять шестых. Мне тебя не хватало во всех этих местах. В Столице нельзя делиться странноведческими восторгами - завидуют, да и сам, признаться, чувствуешь неудобство, они-то в тюрьме, а ты на свободе. Ну и что? Каждому свое. Мы же с тобой не сиамские крестьяне. Мы родились для того, чтобы мир завоевывать. Покатаемся месяца три-четыре - ты себя не узнаешь. Конечно, Елизавету не вернуть, но и Сюзанна не вернется, - вдруг сказал он с неожиданной печалью, - может быть, пора отпустить ее. Иногда вся эта штука, которая называется любовью, кажется мне жуткой глупостью и издевкой."
Горы сошли на нет. Размылись позади очертания гранитных и мраморных разломов. Заблестели на горизонте ртутные лужи озер. Идущая лесом боковая дорога была уже, чем шоссе, но такая же ровная, свежевымытая, змеящаяся, с кирпичиками домов-фургонов по обочинам, где сосны и дубы отступали в сторону. Метрах в ста за ними на той же скорости катил угловатый серебристый "Плимут" с двумя седоками.
"Ничего не умеют строить в этой Федерации, - хмыкнул Хозяин. - Едет этот крайслеришка и думает, что он нам ровня. И не ведает, что нам от него оторваться - секундное дело." - Он нажал на газ, и автомобиль, вдавив Гостя в кожаное сиденье, рванулся вперед так, что засвистело в ушах. - "То-то же. Видишь? Тоже скорость набавляют. Как бы не так. Терпеть не могу, когда за мной тянется хвост. Потому и машина такая дорогая - чтобы в любой момент оторваться. Ты уже понял, что по аркадским законам я преступник? Не вздрагивай, ничего страшного. Мои заработки почти легальные, никакого шпионажа. Но с них же надо налог платить. Верно? Был такой случай в Городе, - он говорил быстро, с судорожным оживлением, - судили одного типа за контрабанду наркотиков. Ввез он их миллионов на пять, чтобы не соврать, ну и жил соответственно. Судили красавца, судили - и оправдали за недостатком улик. Само собой, кто же на него будет показывать. Пулю в живот получать никому не хочется. Вышел он из Дворца Юстиции ликующий, тут же его с розами встречают. Кстати, видишь еще один "Крайслер"? Точно такой же, того же года. Сейчас мы и его обойдем. Усаживается он в свой "Ламборгини", как положено. И тут сквозь толпу протискивается к нашему герою эдакий сморчок в синтетическом пиджачке и сует ему бумажонку. Так мол и так, вы, дескать, по суду оправданы, само собой. Однако вот у нас справочка из банка о ваших доходах. Столько-то и столько-то миллионов за четыре года. Так не потрудитесь ли все-таки заполнить декларацию, источник можете не указывать, нам все равно, а должок правительству, уж пожалуйста, заплатите, с процентами. По нашим оценкам, шепелявит, миллиона два с половиной. Обошли, - засмеялся он, - куда им до Европы. Ты не соскучился? Сейчас свернем на лесную дорогу - и в гостиницу. Господа ученые проводят семинар по электронной технике. Секретный, между прочим, семинар, а мы с тобой - случайные проезжие, заехали отобедать, и в ресторане за нехитрым бифштексом разговориться с одним давним моим знакомцем. И домой, в Аркадию нашу ненаглядную."
