Дмитрий Бавильский - Сделано в ССССР Роман с китайцем

Парижа, куда их, разумеется, не звали. Так вот я вас спрашиваю – на кой счет этим радетелям за дело народное та самая французская книжная ярмарка, на которой по всем правилам царствовать должны сугубые западники и либералы?

И он снова указал в сторону луноокой Татьяны Ильиничны, которая к тому времени уже покончила с семгой, хлопнула рюмку коньяку и подбиралась к фаршированной щуке, украшенной маринованными виноградинами.

– Ехали бы себе хоть в Тамбовскую губернию, хоть в Кемеровскую волость и там бы просвещали народонаселение, сеяли, так сказать, как говорится, вечное и светлое, но нет, им же, портяночникам нашим,

Парижи да Лондоны подавай. Лавры Герцена им жить мешают! И хоть бы мы действительно презирали этот самый Запад, – ловко заключил

Курапатов и дернул головой так, что его немного растрепавшаяся челка аккуратно встала на место, – но хотим-то мы жить, как на Западе, и вы, Митя, да-да, хотите, и не перебивайте меня…

Хотя Кипарисов молчал, думая о рюмке холодной водки, набирался новых полемических сил и совершенно не думал никого перебивать.

– Кроме того, – назидательно продолжил изящнейший доктор Курапатов,

– вы не только хотите жить так, "как там", но и вы, Митя, всецело зависимы от того самого Запада, который вы так ожесточенно поносите.

Ругать-то мы его ругаем, а только его мнением и дорожим, то есть, в сущности, мнением парижских лоботрясов. И к ним апеллируем, если в отечестве нашем какая-то напасть случается, проворуется кто и посадят кого… Потому что даже сама верховная власть наша, совершенно бестолково называемая вами "кровавой гебней" (на самом деле, вы гебни, вьюноша, не видели и в 37-м году живать не жили, посмотрел бы я на вас тогда), признает только авторитет Запада, французского или американского, неважно какого, так как внутри отечества нашего нет, не осталось более никаких авторитетов, вот что противно!

– И сильно противно? – вступила в спор Татьяна Ильинична, насытившаяся фаршированной щукой и приговорившая еще одну рюмку коньяку.

О чем здесь спорили, она не слышала, поглощая еду, однако "кусок упал", и ей захотелось спеть. Но петь было нельзя: высшее общество все-таки. И тогда она тоже решила поспорить.

– Так вот, милейшая Татьяна Ильинична, говорю я о том, – снова завел меланхолическую шарманку изящнейший доктор Курапатов, – что вопрос о значении и будущности России целиком и полностью зависит от западных влияний.

– Запад – это говно! – бросила Татьяна Ильинична, и лицо ее сделалось непроходимо хмурым. – Помню я, когда преподавала в американских университетах…

Она махнула рукой и картинно поплыла к белому роялю, у которого уже давно окопался ее менее говорливый коллега С-дзе. Все посмотрели ей вслед.

– Это потому, что ничего у нее в американских университетах не получилось, – громко зашипела нечесаная блондинка с очками на переносице, обращаясь к Гагарину, вероятно, единственному, кто не знал о заслугах Татьяны Ильиничны перед отечественной культурой. -

Поперли ее из этих университетов, вот она им этого до сих пор простить не может, критикует этот самый загнивающий Запад, где только может.

– И все-таки, Дмитрий, – решила не униматься Ирина Мицуоновна, о которой все успели порядком позабыть, – есть ли у вас ну хоть какой-нибудь план?

– Да уймитесь же вы, наконец, – шикнул на нее господин во втором ряду, уплетавший остывающий жульен. – Ну сколько ж можно? И кому интересны политические взгляды господина Кипарисова?

– Ну почему, – встряла обладательница нательного креста с поддельными изумрудами. – Скажем, мне, например, очень даже и интересны мировоззрения этого половозрелого декадента.

– А мне нет, – отрезал второстепенный господин и отставил чашечку в сторону. Руки его были липки после жульена, и он искал салфетку. Но салфеток уже не было.

– Вот вы и не слушайте. А я буду слушать, c'est clair?

– Je vous ai beaucoup admiree ce soir, madame, – неожиданно обратился к ней г-н С-дзе, которому тоже надоело отмалчиваться в стороне и который решительно нацепил маску светского льва. Маска эта, сочетавшая респектабельность и решительность, зело шла к его осанке и аристократическим сединам.

Однако диалог на французском никто не услышал.

– Да нет у него никаких идеалов, – буквально взорвался г-н С-дзе, чем, на свой страх и риск, привлек всеобщее внимание, – я уже давно наблюдаю эту картину со стороны и могу сказать, что у господина была масса поводов и возможностей изложить нам план, но господин

Кипарисов позорно отмалчивается, так как ему нечего сказать!

– Как вы можете так говорить, – Митя Кипарисов, опрокинувший пару рюмок водки и запивший водку теплым персиковым нектаром, выгнувший грудь наподобие боевого петуха, готового к бою. – Как же вы можете так говорить! Ведь вы же сами не даете мне и слова воткнуть, все талдычите, талдычите и талдычите про какую-то ерунду. Нагородили пошлости до неба. Я уже устал слушать, у меня же просто уши в трубочку сворачиваются…

– Ну вот и славно, вот и говорите вы, а мы же ждем. Ждем, – воскликнула Ирина Мицуоновна, на дух не переваривающая г-на Сванидзе и готовая встать поперек любого его слова.

– Действительно, необходима le resume de la question en peu de mots,

– проявила солидарность православная фундаменталистка в декольте со стразами.

– О'кей, – выдохнул Митя, – слушайте детишки, если в двух словах – то это звучит так… – Он взял паузу, словно бы раздумывая, как лучше сформулировать главное рекламное motto. – "Вперед в СССР", вот как это звучит.

– Опять в СССР? – Возмутилось благородное собрание в один голос.

– Спасибо, мы там уже были, – воскликнул второстепенный господин.

– Плавали, знаем, – выплюнула костлявая почитательница доктора

Курапатова, хотя он ничего и не сказал, лишь демонстративно передернул изящными плечами.

Недовольными оказались все – и либералы, и славянофилы, уже давно напрочь открестившиеся от советского прошлого, точно их на луне нашли.

– Вывести бы вас, Митя, на снег и хорошенечко там выпороть, – буркнул всеведущий С-в и совсем уже не по-светски перешел с

Кипарисовым на "ты", выражая крайнюю степень несогласия и возмущения: – Жизни ты не знаешь, мальчег.

– Жениться бы тебе, барин, надо! – прибавила осуждения Татьяна

Ильинична. И залпом хлопнула стакан бургундского. Гагарин в азарте показал ей большой палец, молодцом, мол, не посрамила.

А Ирина Мицуоновна только улыбнулась нежно, по-матерински, и промолчала, мол, чем бы дитя ни тешилось, только бы в национал-большевики не подавалось.

– Ну вы же меня не поняли, не поняли, – едва не плакал Митя

Кипарисов, – "Назад в СССР" – это же такая… метафора, а чем метафора хороша (но и слаба одновременно, слаба, потому что таков ее, метафоры, удел), так только тем же, что если ее продолжить до логического завершения, то она обессмыслится. Поэтому судить о моем идеале, исходя из одной только фразы, бессмысленно.

Стали появляться новые посетители: под конец вечера в банкетную залу набилось много народу. Гагарин, увлеченный спорами, совсем потерял из виду Самохина и Татьяну.

Спорщики, не обращая внимания на вновь прибывших, продолжали набирать обороты.

– У вас, Митя, был шанс изложить нам свои воззрения на будущность

России, однако же, вместо того чтобы изложить ваши воззрения соотечественникам, вы увязли в мелких позиционных боях, – отчитывал буратину изящнейший доктор Курапатов, отчего Гагарину, тяпнувшему еще пару бокалов отвращения к тусовавшейся публике, захотелось взять парня под защиту.

– Да, нет же, нет, – начал было оправдываться Митя, обращаясь непосредственно к Гагарину, словно в поисках сочувствия или же понимания, – все дело обстоит только в том, что за эти годы, прошедшие после распада империи, мы занялись несвойственными нам делами и оторвались от истоков, от своих корней. В Советском Союзе, который я застал и который тоже ведь не очень люблю, так как успел побывать в пионерах и знаю тяготы подневольной жизни… Когда нужно вставать очень рано, повязывать красный галстух и бежать на линейку, отдавать салют и даже маршировать, вместо того чтобы продолжать нежиться в кровати, пребывая в неге и размышлениях с

"Барышней-крестьянкой" в руках…

– Впрочем, я не об этом, – перебил Кипарисов сам себя, – в СССР ведь были и положительные стороны, и я без труда назову их. Как то: бесплатное медицинское обслуживание, всеобщая, поголовная грамотность, а главное, дружба народов, о которой сегодня, спустя всего какие-то несколько лет, мы окончательно забыли… Мы теперь превратились в машины для зарабатывания денег, всеобщая духовность оскудела, страшно пройтись по улицам наших городов, превратившихся в джунгли, в которых уютно только малолетним преступникам и скинхедам.