Александр Клюге - Хроника чувств

В пятидесятые годы, после введения положения об участии рабочих в управлении предприятиями, Вольцоген был включен в состав правления крупной фирмы. Условия жизни Вольцогена были по совету его новых коллег изменены согласно его статусу рабочего директора: дом, служебная машина. В середине пятидесятых Ингрид утратила всякое влияние на мужа. Ее помощь была ему больше не нужна. Она полагала, что он — по-прежнему ее копилка, в которой собраны ее безвозмездный труд домашней хозяйки и исполнение супружеского долга за прошедшее время, поэтому она попыталась, подавив в себе множество противоречивых чувств, наладить с Вольцогеном деловые отношения. Дороги, по которым шло отступление в 1944-м, послевоенные годы, когда приходилось начинать с нуля, — ее собственная жизнь и жизнь Вольцогена были для нее неразделимы. Попытка установления новых отношений привела в конце концов к тому, что она согласилась, чтобы развод был оформлен как происходящий по обоюдному согласию. Вольцоген женился на более молодой женщине.

Десять лет спустя ненависть Ингрид к Вольцогену созрела. После развода у нее уже не было шансов. В новогоднюю ночь 1966 года она маленьким молоточком слупила лакировку с автомобиля БМВ ее бывшего супруга; машина находилась перед виллой с двумя круглыми окнами, за которыми располагались ванная и два туалета. Автомобиль стоял в снегу, как непокрашенная жестянка. Вольцогену не удалось доказать страховой компании, что речь шла о попытке взлома машины. Мстительность Ингрид не была удовлетворена совершенным. «Не сила, а продолжительность высоких чувств — вот что делает человека возвышенным».

С 1952 года Ф. Юшке работал на небольшом химическом предприятии Франкфурта. Заводской врач, госпожа Ломанн, замещала коллегу во время отпуска. Она увидела по чертам лица Юшке, что тот «человек конченный». Над городом висела удушающая жара. Холодные воздушные массы на большой высоте прижимали индустриальные выбросы к земле. Город был вынужден существовать словно под парниковым стеклом. Из-за мутных облаков, сквозь которые пробивалось солнце, вредные выбросы были неразличимы.

Врач разрабатывает план: Юшке включают в диспансеризацию следующей недели. Она договаривается по телефону с университетской клиникой. Все обеспечено: обследование желудка, кишечного тракта, кровообращения, все, что осталось от телесного существа Юшке, будет на предстоящей неделе подвергнуто исследованию компетентными врачами. Врач дает Юшке таблетки, чтобы заглушить головные боли и желудочные рези во время выходных. Врач Ломанн: Вы должны принимать таблетки каждые два часа до полудня в воскресенье, затем обязательно прекратить. Иначе это скажется на результатах исследований. Когда я получу результаты диспансеризации, мы составим план лечения. После лечения — отпуск[51].

Юшке в принципе благодарен ей. Уже хотя бы за то, что никто раньше не расспрашивал его так долго и не занимался тем, что осталось от его тела. Однако ему трудно приноровиться к этой ситуации. Она возникла совершенно неожиданно. Он чувствует: ему бы надо поподробнее рассказать о своих физических ощущениях. Это его последний шанс. Однако воспоминания об этом разбиты по годам. Он никак не может с этим справиться, хотя врач не торопит его и разговор идет уже 40 минут, ему никак не удается собрать вместе все, что он может сказать о хорошем и плохом самочувствии. Он в неимоверном напряжении. Врач дает понять, что она готова слушать его и дальше[52].

Юшке сидит бледный и описывает цех жидкой химии, куда никто не хочет идти на работу. После 1945 года он помогал восстанавливать производство из руин. Юшке, не в состоянии больше выдержать допрос, усталый, но в высшей степени «вдохновленный», настоятельно просит отпустить его. Он сердечно прощается с врачом.

Юшке: «Я всю жизнь отдал цеху жидкой химии, а взамен мне достались вот эти таблетки».

На следующей неделе врач узнает, что Юшке умер. Возможно, слова, которые она от него услышала, были его последними словами. Ее муж, которому она тут же рассказала о происшедшем, считает эти последние слова чрезвычайно существенными. Госпожа Ломанн и ее муж хотят отомстить руководству этого предприятия, вообще всем руководствам предприятий за разрушение здоровья Юшке[53].

После завершения временной работы на посту заводского врача госпожа Ломанн собирается добиться возмездия за «страдания Юшке» на любом, однако достижимом месте. Но с этим пока придется подождать. Пока же она заканчивает в университетской клинике ординатуру.

Ф. Шмидт и Д. Кельпе, сварщики из Флорштадта, в пятницу, в 17.46 садятся в поезд, едущий во Франкфурт. Приехав туда, они отправляются в «Эльдорадо», после этого в «Вайнштадель», «У Марио» — спагетти болонезе за 8 марок и по пиву. Около одиннадцати вечера они добираются до скотобойни. Они перелезают через стену, ограждающую практически не охраняемую скотобойню. Они проникают в здание администрации, в приемной директора взламывают сейф, забирают 420 марок 30 пфеннигов. Открыв гаражный замок, они обнаруживают грузовик, в баке которого остался бензин. Они прошибают ворота гаража, которые они, обладая соответствующими профессиональными навыками, могли бы открыть и так, если бы у них еще были силы для инициативы. Машина с работающим мотором стоит во дворе перед высокой кирпичной стеной. После четверти часа вялых размышлений — присущая Шмидту и Кельпе сила осталась во Флорштадте, во множестве сварочных работ, которые они выполнили за прошедшую неделю и все предыдущие недели, — они двинули машину на стену. Раз восемь машина врезалась в стену. Спокойное звучание мотора в ходе этих «опытов» исказилось. Они оставили разбитую машину «влипшей в стену» и удалились так же, как и явились.

Ночным поездом они добрались до Пфунгштадта. Отсюда они двинулись по автомагистрали в направлении Флорштадта. Появляется автобус бундесвера. Шмидт и Кельпе бросают в машину железный прут, который подобрали за несколько минут до того. Возможно, они просто хотели, чтобы их подвезли. Испуганный водитель в ближайшем населенном пункте сообщил о происшедшем в полицию. Подразделения бундесвера и полиции прочесали местность. Шмидта и Кельпе, свернувших на проселок, схватили, когда они пытались спрятаться в кустах.

На допрос их доставили в Пфунгштадт.

Комиссар полиции: Что вы себе думали, когда швыряли эту железяку?

Кельпе: До того мы были во Франкфурте.

Комиссар: И что вы там делали?

Шмидт: Мы были там на бойне.

Кельпе: До того в «Эльдорадо», «Вайнштаделе» и «У Марио».

Комиссар: Меня интересует только ваша железяка.

Шмидт: Но на бойне мы добыли эти 420 марок.

Комиссар: Давайте сюда.

Кельпе: И грузовик, который мы расшибли о стену, — тоже наша работа.

Комиссар: Это интересно. Это надо записать. Ну-ка, повторите еще раз.

Шмидт: Мы пробрались на бойню, увидели грузовик и расшибли его.

Кельпе: Там стена. Кирпичная.

Комиссар: Все с начала. Вас зовут?

Шмидт: Ф. Шмидт.

Кельпе: Д. Кельпе.

Комиссар: Профессия?

Шмидт и Кельпе: Сварщики во Флорштадте.

Комиссар: А теперь все как было.

Шмидт: Ну поехали мы на поезде в 17.46…

После допроса Шмидт и Кельпе спокойно спят в своих камерах. Наказание: каждому по одному году исправительных работ. Они знали, что во Флорштадте без них не обойтись. Их места у них никто не отнимет, даже при том, что теперь у них была судимость, потому что они первоклассные сварщики и обходились, если считать по их выработке, совсем дешево.

Для изобретений нужны изобретатели; монтажница Элизабет Денеке, паявшая полупроводники на предприятии электронной индустрии, была предназначена для рутинной работы. От неодолимого стремления прийти домой пораньше она научилась паять свою дневную норму полупроводников изобретенным ею самой ускоренным способом. Предприятие, уволившее ее, но взявшее при этом на вооружение ее способ, в какой-то мере потеряло свое лицо: оно было вынуждено оплатить Элизабет Денеке (известную среди друзей как Бетти-Кушетка) эквивалентную стоимость изобретения без учета добавочной стоимости, что ни с какой стороны не соответствовало намерениям фирмы.

Сама по себе Бетти не была склонна к мести; если обстановка ее не устраивала, она меняла ее. Все попытки похудеть, ни разу не доведенные до конца, не могли уменьшить объем ее аппетитного тела. Чувствительные груди наполняли верхнюю часть ее комбинезона. Словно губка впитывало это тело впечатления от окружения (в нем было достаточно места для неприятностей) и переваривало их. Эта «внештатная работа» монтажницы не ускользнула ни от одного из экспертов по организации труда, как и от неусыпного ока заводского мастера.