Владимир Маканин - Испуг
– По движущейся машине не попадут.
– Неужели?
А я, если порассуждать, был, конечно, на стороне Алены: не хотел, чтобы Даша уезжала. Если дадут ей машину – финиш. Уедет – я ее потерял! (Ах, ах, старичок! Влюблен-с.)
– …Дашка! Сидишь ты дохлая какая!.. Расслабленная, вялая, ленивая! Салата поутру себе сделать не можешь! Трудно ли нащипать с грядки?
– Поди и нащипай!
Но сестра Алена сбить праведный тон не дала. Увещевала сестру Дашу медленно и умно – а вот она дома, представь себе, так и сделала, она себе с утра нащипала, она красиво позавтракала! Это ж не в труд!
– Хозяйничать нас с тобой отец не зря учил – это как игра. Это для самой себя. Это как удовольствие… Или, скажем, полить деревья по пять ведер под корень. Изнывающие в жару от жажды… А кстати, как яблони?! Ты смотрела на листья? На самый кончик ветки, Даша, смотрела? Представь, что у тебя вот так же скрючены кисти рук. Ссохшиеся пальцы! Представь, что жажда…
– Что?! – И Даша вдруг значаще хмыкнула. Сестринское слово не промах! Жажда.
И дернулась загорелой рукой вперед:
– Хочу позвонить.
– Кому?
– Да кому угодно…
Алена оставалась спокойной:
– Ах, Дашка!.. В Доме их уже отлично знают. Кого ты обманываешь. Твой Славик – парикмахер в хозчасти… Блондинчик, а носит берет. Разве блондины носят берет?
– Тебе какое дело?
– А Стасик и того попроще, да и поржавее – водопроводчик. Но воду он, твой слесарек, как раз почему-то не пьет, а?..
– С кем хочу, с тем вожусь.
Даша водилась с молодыми людьми в Доме, где меня бы и ко входу близко не подпустили. И где работал (судя по разным намекам, совсем-совсем недавно) их, Даши и Алены, супервлиятельный отец.
– Дай хоть мужа вызову. Муж он или не муж? Он звонил?
– Нет.
– Тогда Стасика-Славика дерну.
– Да кто в такой день к тебе приедет!
– А кто бы ни приехал – я рада. Поговорит со мной. Кофе сварит. А там, ха-ха-ха, и пять ведер под корень яблонькам нальет! Сама сказала – жажда!
Даша сильно, вкусно произнесла это слово.
А я, чуть в сторонке, уже скорбел о потерянном сегодняшнем шансе. Уедет! Сейчас вот и уедет! Молодых парикмахеров и слесарьков в Москве не счесть. (Примчавшаяся Алена словно разбудила ее!) А ведь Даша и я – мы были здесь в Подмосковье как в ссылке. Как на острове. Чай с жасмином. Староватый Адам и молоденькая Ева. Яблоки на каждом шагу… Даша почти сразу стала говорить мне «ты» и «дед» – дистанции ни малейшей. И плюс скучала. И одна-одинешенька на огромной даче…
– Дай отцов мобильник. Дай!.. Я же при тебе буду звонить!
Сестра Алена едва прикасалась губами к чашке. Кофе мелкими глотками. Протянула Даше трубку, а та – так и выхватила своей рукой. (Я первый раз в жизни увидел на столе мобильный. В 93-м это был весомый агрегат. В 93-м это было нечто.)
Надо признать, и сестра Алена переменилась лицом – открылась, подобрела к младшей. Даже губку нижнюю прикусила, как бы молча каясь… Но какие обе красотки!
А Даша названивала. Звонок в звонок, она просила позвать ей Славика, а если нет Славика, если курит, – Стасика. Это просто. Это ж ее приятели. Ей им только свистнуть!.. А вы делайте, делайте, что вас просят, – просят позвать, зовите!
Ей отвечали (как я понял), что и Славик, и тем более Стасик сильно заняты, и разве она не знает, куда она звонит? И Мишка-компьютерщик тоже занят. Не знает она разве, что и как у них? Не знает, что сейчас у них шагает сама История! – сказали ей с нажимом (я расслышал). На что Даша ругнулась, это она мастерски. И добавила, что на шагающую Историю ей еще со школы плевать… А на их Дом плевать еще больше! А Славик ей обязан, он мудозвон, но для Даши он свой и, если что, расшибется в лепешку, – а тем более расшибется в лепешку Стасик!
Переговорив, Даша стала менее красивой, но зато лаконичной:
– Ну, суки!
И рванула в ванную комнату. Прямо-таки влетела туда! Впрыгнула – принять душ и переодеться.
Я-то смекнул (в отличие от сестры) – но как было Дашу остановить? Что и как сказать?.. А что, если молодая женщина любит в жару принять прохладный душ? Ванная у них отменная! С душевой кабинкой. А льющуюся воду у них никто не жалеет, не считает…
Конечно, глядел во все глаза, когда она, дыша прохладой, вышла из ванной. Одежды на ней только и было – летнее безрукавное платьице. Под ним слегка просвечивали крохотные трусики, набедренная повязка. Но опять же нигде ничто не топорщилось и не выпирало… Я ждал, будет ли хихикать.
Нет, не хихикала. Но зато как-то ловко и умело отворачивала лицо, зрачков не углядеть.
– Молодец! Классно выглядишь! – похвалила Алена и вдруг, засмеявшись, тоже подхватилась: – Приму-ка и я свежей струи!
А я всё недоумевал: где же оно, если не на Даше… и если в ванной комнате я тоже ничего не нашел?
Сестра Алена, направляясь душ, словно бы на меня наткнулась. Только-только вроде заметила… И спросила с улыбкой – а это, мол, кто такой? И откуда? – на что я, неожиданно для себя, этак по-домашнему ворчнул в ее сторону. Глухо, но ворчнул:
– Птичка.
Ничуть не меняясь, с той же улыбкой на красивом лице она переспросила Дашу:
– Откуда этот старый филин?
2
– Ты почему вырубился – почему смолк, дед? Ты же влюбленный… Не расспрашиваешь, не интересуешься женщиной. Нехорошо. Некрасиво!.. А ты давно трахался? Скажи честно. Давно ли? Сколько лет назад? Я же должна знать. – И засмеялась. – Или ты уже не помнишь?
– Я помню.
Машина шла быстро, лихо.
– А хотел бы ты быть… м-м… м-м… сутенером, дед?
Я тоже засмеялся:
– Конечно.
– Трахался бы вволю. С любой и разной… И денег бы внавал, а?
– Деньги бы не помешали.
Ей нравился такой треп. (Эти их нынешние, девичьи, манеры!)
– Молодец, дед… Я ведь только любопытствую. Люблю поспрашивать…
Ей бы не спрашивать, а рулить. Дорога вся в колдобинах, в ямах – машина рычала, мы прыгали и скакали… А Даша, знай, наращивала скорость.
– Что там? – Я напрягся.
– Не бойсь, не бойсь!
Прямо на пути (проезжали Осиновку) вырос громадный битый стол… И сразу под колесами… Два выброшенных стула. Даша так рванула руль, что я приложился виском.
– Держись, дед, – если уж сел!
Она еще и засмеялась:
– А тебя дрючили в зад?
Я даже крякнул:
– Бог миловал.
Она еще заливистее. Ну, смех! Смех ее разбирает:
– Разок-другой?.. Неужели не дрючили, дед?
– Нет.
– Везучий ты.
Это чтобы сбить мужика с колеи. Ну и для понта. Кр-рутая. (Я, мол, все про вас, в брюках, знаю.)
– Значит, ничего занятного с тобой не было – а, дед?.. Или лучше тебя называть Петр Петрович?
– Как угодно.
– Ты, дед, конечно, мудак… Почему?.. Да это же видно сразу.
Просто болтает. Я особо и не слушал. Это для нее всякие словечки еще горячи, еще обжигают.
– Но хоть какой-то завлекательный опыт у тебя есть?
– Не. Я отсталый.
– Ну да, я слышала: у тебя всё только лунная ночь… Луна, луна!..
При этом Даша все прибавляла по колдобам. Тряска доставала меня куда больше, чем ее треп. Желудок взмывал вверх. И урчал… Я тихо молил – скорей бы шоссе.
– А зачем в постели луна, дед?
Я не ответил. Она засмеялась:
– Де-еед! Зачем?.. Зачем луна, спрашиваю.
– С луной легче.
– Почему?
– Не знаю… Я отсталый. Я, Даша, дремучий. Я где-то на уровне дедушки Фрейда.
– Это как?
Она чуть тормознула. И переспросила:
– При чем здесь Фрейд?
– Ну-у, это… Это – чтоб лунный свет… Чтобы постель. И чтобы все красиво. – Я вдруг засмеялся. – Это чтобы в постели ты не показалась мне моей дочкой.
– Дочкой?
– Ну да.
– Только и всего!.. Фи! Над твоим Фрейдом скоро будут смеяться.
– Почему?
– Груб… В новом веке над ним будут потешаться. По полной программе!.. Как мы потешаемся, когда лечат кровопусканием.
Какие, однако, мы умные!..
Конечно, я мог ощетиниться. Так запросто, меня мудаком… Болтунья! Но с другой стороны…
– Держись крепче… Сейчас тряхнет!
Но с другой стороны, кем я вижусь ей после моей ночной лунной атаки?
– Как теперь, дед, дорога – нормалёк?
С таким трудом мы (мое поколение) пробились в свободу языка. С таким скрежетом!.. С таким запозданием… А ей – нормалёк. А ей – всё задаром… да она же наследует нам! – вдруг дошло до меня.
Но на колдобах ей бы лучше не газовать.
В каких-то ста метрах от шоссе заминка – объезд из-за ремонта. Резко рванув руль влево (меня опять бросило), Даша рассказывает анекдот о Чапаеве – о том, как знаменитый Василий Иваныч написал наконец свои мемуары. Воспоминания о войне. Первая фраза далась рубаке с трудом: «Я вскочил на коня, пришпорил и отправился в штаб дивизии, не зная зачем…»
Я помнил анекдот, но смолчал. Иногда интересно сначала услышать хохот рассказчика. Вдруг вырвавшийся его собственный смех.
– Книга, дед, триста страниц. Представляешь! Триста!.. А последняя фраза в этой его книге такая: «И вот я приехал в штаб дивизии».
