Питер Мейл - Год в Провансе
По дороге домой я услышал несколько выстрелов и мысленно пожелал Дюфуру промахнуться. Наверное, мне никогда не стать настоящим деревенским жителем. Да и настоящим французом тоже, раз я предпочитаю видеть дикую свинью в лесу, а не на тарелке. Они готовы на все ради своих желудков, но я никогда не стану участником того непрерывного кровопролития, что творится вокруг.
Моего благородства хватило до обеда. Анриетта принесла нам дикого кролика, и жена пожарила его с горчицей и травами. Я съел все, что было на тарелке, и попросил добавку. Особенно вкусна была подливка из загустевшей крови.
Мадам Солива, восьмидесятилетняя шеф-повар с творческим псевдонимом «тетушка Ивонн», первой рассказала нам, где надо покупать лучшее в Провансе оливковое масло. Ее мнению мы доверяли безоговорочно. Уж если кто-то и разбирался в оливковом масле, так это она. Мадам Солива испробовала все: от «Альзиари» из Ниццы до «Объединенных производителей» из Ньона, и, по ее мнению, лучшее масло следовало искать в долине Лe-Бо. Она посоветовала нам заехать на маленькую фабрику в Моссан-лез-Альпий.
Когда мы жили в Англии, оливковое масло считалось почти что предметом роскоши и шло только на заправку салатов и приготовление домашнего майонеза. В Провансе мы покупали его пятилитровыми бидонами и использовали постоянно: на нем жарили, в нем мариновали козий сыр и красные перцы и хранили трюфели. Мы макали в него хлеб, поливали им зеленые листья салата и даже использовали его для профилактики похмелья (одна столовая ложка оливкового масла, принятая перед употреблением алкоголя, обволакивает желудок и спасает его от разъедания чересчур большим количеством молодого розового вина). Мы пропитались оливковым маслом, будто губки, и постепенно научились разбираться в сортах и оттенках вкуса. Мы стали капризными и придирчивыми и никогда больше не покупали масло в магазинах, а только на фабрике, непосредственно у производителя. Поэтому в экспедицию за маслом я отправился с таким же энтузиазмом, как в набег на очередной виноградник.
Важнейшей частью любой поездки является ланч, поэтому перед отъездом вы внимательно изучили карту и гид Го-Мийо. Выяснилось, что Моссан-лез-Альпий находится в опасной близости к ресторану «Боманьер» в Ле-Бо, цены в котором остаются в памяти так же надолго, как и еда. От искушения нас спасла все та же мадам Солива.
— Поезжайте в Лe-Параду, — посоветовала она, — и поешьте там в кафе. Только не опаздывайте, приходите ровно к двенадцати.
День был солнечным и холодным, что способствует хорошему аппетиту, и за несколько минут до полудня мы вошли в «Бистро дю Параду» уже очень голодными. Внутри горел камин, пахло чесноком и дымом, отчего есть захотелось еще больше. В вытянутом в длину зале стояли старомодные столики с мраморным верхом, с кухни доносился приятный шум — словом, там было все, чего только можно пожелать. Кроме свободных мест, как с сожалением объяснил нам patron.
Пока еще в зале было пусто, но он, виновато пожав плечами, сказал, что через пятнадцать минут все столики будут заняты. Моя жена никак не могла поверить, что ланч, который был так близок, вдруг оказался так далеко. Patron заглянул в ее полные горя глаза, его сердце дрогнуло, и он усадил нас за столик у самого камина и поставил на него стеклянный кувшин с красным вином.
В кафе шумными группами стали прибывать постоянные посетители. Они садились за свои постоянные столики, и к половине первого в зале действительно не осталось ни одного свободного места, а хозяин, он же единственный официант, каждую секунду проносился мимо нас, как беспокойное приведение, нагруженный тарелками.
Ресторан не обременял своих клиентов проблемой выбора. Как и в вокзальном кафе в Боньё, посетители здесь ели и пили то, что им давали. Нам принесли хрустящий, политый маслом зеленый салат и кусочки розовой деревенской колбасы, улиток в соусе и треску, крутые яйца с чесночным майонезом, мягкий сыр из Фонтевиля и домашний фруктовый пирог. Это был один из тех ланчей, которые французы принимают как должное, а туристы потом вспоминают годами. Мы находились где-то посредине между первыми и вторыми, и для нас он означал еще одно приятное открытие, еще одно место, куда зимой можно будет приехать замерзшими и голодными, а уехать согревшимися и сытыми.
Как выяснилось, на фабрику, производящую оливковое масло, мы приехали на два месяца раньше, чем следовало. Новый урожай оливок соберут только в январе, и именно тогда надо покупать самое свежее масло. К счастью, сказал нам менеджер, прошлогодний урожай был очень хорошим и кое-что от него еще осталось. Он нальет нам литров десять, а мы можем пока погулять и оглядеться.
Официальное название фабрики — «Кооператив производителей оливкового масла долины Лe-Бо» — с трудом помещалось на фасаде скромного здания, к которому вела узкая полоска асфальта. Внутри все поверхности покрывал тончайший слой масла: пол и стены были скользкими на ощупь, и ноги разъезжались на ступенях, ведущих к возвышению, где сидели упаковщики: несколько мужчин, наклеивающих золотистые красивые этикетки кооператива на бутылки с желто-зеленым маслом — чистым, натуральным, только холодного отжима, как гласил рекламный плакат на стене.
Мы зашли в офис, чтобы забрать шесть двухлитровых банок, уже упакованных в коробку, а вдобавок менеджер презентовал нам два кусочка оливкового мыла.
— Нет ничего лучше для кожи, — уверенно заявил он и ласково потрепал себя по щеке. — А наше масло — это просто шедевр. Сами увидите.
Мы попробовали масло перед обедом, опуская в него куски хлеба, натертые мякотью помидора. Казалось, мы едим солнечный свет.
Гости, одетые в легкие платья и шорты, все продолжали прибывать и, как правило, бывали неприятно удивлены, застав нас в свитерах у горящего камина с бокалом зимнего вина в руках или за обедом, состоящим из зимних блюд.
Неужели здесь всегда так холодно в ноябре? А разве жара стоит не круглый год? Услышав о сугробах, ледяных ветрах и минусовой температуре, они смотрели на нас как на предателей. Можно было подумать, что вместо тропиков мы обманом заманили их на Северный полюс.
Прованс совершенно справедливо называют холодным краем с большим количеством ясных дней. Последние дни ноября были солнечными, яркими и праздничными, как в мае, и, по мнению Фосгена, не сулили нам ничего хорошего. Он предсказывал суровую зиму, такую холодную, что опять, как в семьдесят шестом году, погибнут все оливковые деревья. С мрачным удовольствием он описывал замерзающих на бегу куриц и посиневших в своих постелях стариков. Он посулил нам частые перебои с электричеством и посоветовал прочистить каминную трубу.
— Вы будете жечь камин днем и ночью, а от этого и начинаются пожары, — каркал он. — А когда pompiers[202] приедут его тушить, они сдерут с вас кругленькую сумму, если вы не предъявите им сертификат от трубочиста.
А может быть и того хуже. Если из-за камина сгорит весь дом, страховая компания ничего вам не заплатит, если у вас нет того же сертификата. Фостен мрачно кивал, а я представил себя голодным, холодным, бездомным и вконец разорившимся — и все из-за невычищенной вовремя трубы.
А что же будет, спросил я его, если вместе с домом сгорит и сертификат? Об этом Фостен не подумал и, кажется, был благодарен мне за то, что я подсказал ему новый вариант несчастья. Любителям неприятностей время от времени нужны свежие горести, иначе они могут расслабиться и начать радоваться жизни.
Я пригласил к нам в дом месье Бельтрамо, самого известного в Кавайоне трубочиста, с его метлами, щетками и специальным пылесосом. Этот высокий человек с изысканными манерами и орлиным, слегка измазанным сажей профилем служил трубочистом уже двадцать лет. Он сообщил мне, что ни один вычищенный им камин ни разу не загорелся. Закончив работу, он выписал сертификат, помеченный даже черными отпечатками его пальцев, и пожелал нам приятной зимы.
— В этом году не будет слишком холодно, — пообещал месье Бельтрамо. — У нас были три холодные зимы подряд, четвертая должна быть мягче.
Я спросил, собирается ли он к Фостену.
— Нет, я туда никогда не хожу. Его жена сама чистит трубы.
ДЕКАБРЬ
Фургон почтальона на опасной скорости влетел на стоянку за нашим домом, лихо развернулся, сдал назад и о стену гаража разбил задние фары. Сам почтальон, не обратив на это ни малейшего внимания, вылез из кабины, широко улыбнулся и помахал большим конвертом, после чего направился прямо к бару, водрузил на него оба локтя и вопросительно посмотрел на меня.
— Bonjour, jeune homme!
Уже много лет никто не называл меня молодым человеком, да и почтальон никогда не приносил почту прямо в дом. В недоумении я предложил ему выпить. Он подмигнул мне:
