Сью Кид - Тайная жизнь пчел
— Мы сейчас же поедем в ювелирный магазин и купим кольцо, пока ты не передумала.
Июна бросила взгляд на Августу.
— Не могу же я оставить всю работу на них, — сказала она, но было видно, что это не слишком ее беспокоит.
— Иди, иди, — сказала Августа.
Когда они вышли, мы с Августой и Розалин сели за стол и принялись, пока он не остыл, поедать медовый пирог, обсуждая произошедшее. Нас еще ждала масса дел, но некоторые вещи необходимо переварить прежде, чем продолжать что-либо делать. Мы говорили: «Вы видели, как смотрел Нейл?» или «Вот это был поцелуй!» Но в основном мы просто глядели друг на друга, повторяя: «Июна выходит замуж!»
* * *Подготовка к Дню Марии была нескончаемым занятием. Для начала Августа велела мне заняться лентами. Я нарезала полосами пачки толстой бело-голубой гофрированной бумаги, пока на обеих руках у меня не появились мозоли. Я загнула бумагу по краям так, что она начала виться, а затем вытащила во двор лестницу и развесила ленты на миртовых деревьях.
Я вырубила целую грядку гладиолусов и изготовила шестифутовую гирлянду, примотав цветы к веревке проволокой. Казалось, что это у меня ни за что не получится. Когда я спросила Августу, что мне теперь с этим делать, она ответила: «Обмотай ее вокруг тележки». Ну да, конечно. Как я сама не догадалась?
Затем я перерыла весь чулан в поисках рождественских фонариков, которые должна была укрепить на кустах возле заднего крыльца, не говоря уже обо всех проводах, которые мне пришлось протянуть.
Пока я работала, Зак, сняв рубашку, косил траву газонокосилкой. Я расставила столики под миртами, чтобы ленты могли развеваться на ветру и щекотать наши лица, пока мы будем есть. Я старалась не смотреть на Зака. Его тугая кожа блестела потом на солнце, с шеи свисал медальон на цепочке, а шорты едва удерживались на бедрах, открывая пучок волос пониже пупка.
Он выполол мотыгой капустные сорняки, хотя его об этом даже не просили. Он яростно размахивал мотыгой, а я тем временем сидела на ступеньках и выковыривала воск из двух дюжин подстаканников. Я засунула туда новые свечи и расставила их повсюду: на траве, под деревьями и в маленьких ямках, где прежде росли капустные сорняки.
На заднем крыльце Августа взбивала коктейли с мороженым. На полу лежала цепь, смотанная в бухту.
— Для чего это? — спросила я.
— Увидишь, — ответила Августа.
* * *К шести вечера я была уже полностью выжата Днем Марии, а ведь главная часть еще и не начиналась. Я выполнила последний пункт в списке моих задач, и направлялась к медовому домику, чтобы переодеться, когда на подъездную дорожку въехала машина Нейла.
Июна кружилась от радости, вытянув перед собой руку, чтобы все могли восхититься ее кольцом. Я изучила его, и должна вам сказать, что Нейл превзошел самого себя. Кольцо не было таким уж большим, но оно было таким красивым! Брильянт в ажурной оправе.
— В жизни не видела такого прелестного кольца, — сказала я.
Июна поворачивала руку так и этак, позволяя брильянту играть на солнце.
— Думаю, Мае оно бы тоже понравилось, — сказала она.
Тут подъехала первая машина с Дочерьми, и Июна с важным видом направилась к ним, вытянув руку.
В медовом домике я подняла подушку, чтобы убедиться, что фото моей мамы и ее картинка с Черной Марией все еще там, где я их оставила. Праздник или не праздник, но сегодня я собиралась узнать у Августы всю правду. Эта мысль вызвала во мне нервную дрожь. Я села на кровать и почувствовала, как внутри что-то нарастает и распирает мне грудь.
Возвращаясь к розовому дому, в чистых шортах и футболке, с расчесанными волосами, я остановилась, чтобы запечатлеть картину в памяти. Августа, Зак, Нейл, Отис и все Дочери Марии стоят на постриженной лужайке возле столиков. Их смех низко вибрирует. Груды еды. Бело-голубые ленты развеваются на ветру. Рождественские фонарики горят спиралями вокруг крыльца, и все свечи зажжены, хотя солнце еще только клонится к закату. Каждая молекула воздуха источает красный огонь.
Я сказала себе: Я люблю это место всем своим сердцем.
Дочери засуетились вокруг меня — как я хорошо пахну, какие у меня исключительные волосы, если их расчесать. Люнель сказала:
— Хочешь, я сделаю тебе шляпу, Лили?
— Правда? Вы сделаете мне шляпу? — Где я смогу надеть шляпу, сделанную Люнель, было загадкой, но я все равно очень ее хотела. По крайней мере, меня смогут в ней похоронить.
— Конечно сделаю. Я сделаю тебе такую шляпу, что ты не поверишь. Какого цвета ты ее хочешь?
Августа, которая все это слышала, сказала: «Голубого» — и подмигнула мне.
Для начала мы поели. К тому времени я уже уяснила, что еда занимала одно из главных мест среди приоритетов Дочерей Марии. Когда мы закончили, день уже истек красным, и ночь утверждалась вокруг нас, охлаждая и окрашивая все вокруг в пурпурные и темно-синие цвета. Розалин вынесла блюдо с медовыми пирожками и поставила на один из столиков.
Августа знаком призвала нас встать вокруг этого столика. Программа Дня Марии набирала обороты.
— Это медовые пирожки Марии. Пирожки для Королевы Небес, — сказала Августа.
Она взяла в руку один из пирожков, отщипнула от него кусочек и поднесла Мабель, стоявшей с ней рядом. Августа сказала:
— Это плоть Святой Матери.
Мабель закрыла глаза и открыла рот, а Августа положила кусочек ей на язык.
Проглотив, Мабель проделала то же самое, что и Августа, — отщипнув кусочек, дала его следующему по кругу, которым оказался Нейл. Мабель, в которой, вместе с каблуками, не было и пяти футов, понадобилась бы лестница, чтобы добраться до рта Нейла. Нейл согнулся и широко открыл рот.
— Это плоть Матери, — сказала Мабель, засовывая пирожок внутрь.
Я ничего не знала о католической церкви, но была почему-то уверена, что Папа Римский, увидев такое, грохнулся бы в обморок. Но только не брат Джерадд. Он бы не стал терять время на обмороки, а сразу бы стал готовиться к обряду изгнания нечистой силы.
Что до меня, то я ни разу не видела, как взрослые люди друг друга кормят, и мне казалось, что я вот-вот расплачусь. Не знаю, что тут было такого, но этот круг кормления заставил меня почувствовать любовь ко всему миру.
Как это часто случается в жизни, кормить меня выпало именно Июне. Открыв рот, зажмурив глаза и ожидая плоть Матери, я услышала, как ухо мне щекочет шепот Июны: «Прости, что я была сурова с тобой, когда ты только здесь появилась». И сладость медового пирожка разлилась у меня во рту.
Я бы хотела, чтобы рядом со мной стоял Зак, и я бы тогда положила пирожок ему на язык и сказала: Надеюсь, это смягчит твое отношение к миру. Надеюсь, это поможет тебе почувствовать нежность. Но вместо Зака рядом со мной стояла Кресси, которая съела пирожок с закрытыми глазами.
Когда мы все были покормлены, Зак с Нейлом сходили в гостиную и вернулись, неся Нашу Леди в Оковах. За ними, волоча цепи, шел Отис. Они поставили Марию в красную тележку. Августа наклонилась ко мне:
— Мы собираемся инсценировать историю Нашей Леди в Оковах. Мы отвезем ее в медовый домик и закуем там на всю ночь.
Я подумала: Наша Леди проведет эту ночь в медовом домике. Вместе со мной.
Августа медленно толкала тележку через двор, а Зак с Нейлом поддерживали Нашу Леди руками. Хочу похвастаться, что гирлянда, обернутая вокруг тележки, была просто неотразима.
Июна несла свою виолончель, а у каждой из Дочерей в руке было по свече. Они пели: «Мария, звезда морей, Мария, ярчайшее солнце, Мария, медвяный нектар».
Мы с Розалин замыкали процессию, тоже неся по свече и пытаясь подпевать, хотя и не знали слов. Я прикрывала рукой пламя, чтобы его не задуло ветром.
Перед дверью медового домика Нейл и Зак вытащили статую из тележки и внесли ее внутрь. Сахарок подтолкнула Отиса локтем, и он подошел к ним и помог установить Марию между экстрактором и экранным баком.
— Хорошо, — сказала Августа. — Давайте приступим к последней части службы. Встаньте, пожалуйста, возле Нашей Леди полукругом.
Июна играла какую-то очень печальную мелодию, пока Августа с начала до конца пересказывала историю Черной Марии. Когда она дошла до той части, где рабы касались сердца Нашей Леди и та наполняла их бесстрашием и планами бегства, Июна прибавила громкость.
— Наша Леди стала столь могущественной, — сказала Августа, — что хозяину пришлось посадить ее под домашний арест, приковать ее в амбаре. Ее повергли и связали.
— Святая, святая Мать, — пробормотала Виолетта.
Нейл с Отисом взяли цепи и принялись обматывать ими Нашу Леди. Отис так размахивал цепями в тусклом свечном свете, что лишь чудом никого не зашиб.
Августа продолжила:
— Но всякий раз, как хозяин заковывал Марию в амбаре, она разрывала цепи и возвращалась к своему народу.
