Олег Рой - След ангела
Наконец распорядительница стала их отгонять:
— Идите, идите к автобусам! Дайте родным проститься!
Все дружно и, казалось, с облегчением повалили вверх по дорожкам и дальше, к выходу с кладбища.
Санек было задержался — но кто он такой, чтобы остаться здесь вместе с родными? Все ушли вперед уже шагов на двадцать, когда он решился пойти прочь. Возле соседней ограды увидел обломок свежей еловой лапы, втоптанной в снег — отвалился от венка.
Не задумываясь, поднял и сунул в карман. Ну и что же, что не разрешают брать ничего с кладбища! Мало ли что не разрешают! Он дома поставит его в воду в память о Лиле.
Когда он вышел на площадку к автобусам, учительницы куда-то исчезли. Да и число взрослых друзей заметно поредело. Ребята теснились кучкой, снова и снова обсуждали происшедшее:
— Дядька ее был за рулем, приезжий, не знает наше московское движение. Растерялся… Да и водитель трейлера — тоже хрен его знает, куда и откуда, мимо Москвы проездом. Одиннадцать часов за рулем…
— А те родственники?
— Водитель лежит с сотрясением мозга — о стойку ударило. А бабка — под капельницей. То придет в себя, то отключится.
— Ну надо же, как Лиле не повезло — сзади сидела, на нее весь удар пришелся…
«Если бы я с ними поехал, — рядом с ней сзади сидел бы, принял бы удар на себя», — подумал Санек.
Появились родители Лилы, позвали в автобус, заехать, помянуть. Поехал и Санек.
У двери их ожидала бабка в черном кружевном платке.
— Все, все заходите… Обычай такой… Лилечку помянем… Заходите, хоть ненадолго…
Школьники воспитанно потянулись в квартиру. В дом с завешанными зеркалами набилось полным-полно народу: родственники мешались с соседями, друзья — с коллегами родителей по работе. Вошедшие чередой проходили в опустевшую Лилину комнату, сбрасывали одежду на ее кровать. Лилины игрушки, не успевшие еще понять, что навсегда осиротели, блестящими глазками с изумлением смотрели на этот беспорядок.
Потом гости в очередь следовали в ванную, мыть руки. А затем плотно толпились в гостиной, в отцовом кабинете, в бабушкиной комнате. Все комнаты были набиты людьми, кроме столовой, в которой они не так уж давно справляли Лилин день рождения. Здесь по диагонали размещался длинный стол с тесно составленными вокруг него стульями и табуретками. Пришедшие гудели, переговаривались, рассматривали картины на стенах, книжки на полках — не знали, как провести время, ожидая сигнала садиться за стол.
В Лилиной комнате в глаза Саньку бросилась виолончель в таком знакомом ему сером щегольском футляре, стоймя установленная в дальнем углу. Больше ему ее не носить.
«Совсем немного людей знают, какова виолончель на вес, — подумал Санек, — вот и я теперь на всю жизнь это запомню».
Наконец бабушка возгласила:
— Давайте все к столу!
Все старались занять места у ближней к двери части стола, к окну никто не проходил. Отец с матерью по именам называли своих друзей, указывали на свободные стулья.
— А вы что же стоите? — обратилась бабушка к тесно скучившимся одноклассникам. — Кому за столом места не хватит — садитесь на диван, тарелочки — в руки.
Те, не отвечая, оставались на местах, как заколдованные.
— Идите вы двое, за вами потянутся! — Она схватила за рукава двух первых попавшихся. Это оказались Санек и Мишка Гравитц. Выйдя из коридора, они, словно раздвинутые электромагнитной силой, обошли стол с разных сторон и сели на свободные места, почти напротив друг друга. Санек приземлился рядом с Козой. Она уже успела умыть свое с утра зареванное лицо. Принялась ухаживать — наложила Саньку на тарелку гору всякой вкусной снеди. Сосед налил ей красного вина, Сане предложили водку — он молча кивнул. Никто не прикасался к еде.
Наконец поднялся с места отец Лилы.
— Друзья, мы собрались здесь, чтобы по русскому обычаю помянуть Лилечку. Все главные слова мы сказали еще там, на кладбище. И я хочу добавить только одно. Когда уходит человек, особенно когда он уходит так рано, так безвременно, как наша Лиля… — На мгновение он потерял голос, но мотнул головой и продолжил: — Когда уходит молодой человек, он оставляет за собой пустое место, такую пустоту, такой вакуум, который его друзья не всегда находят силы заполнить. И кто-то из них отпадает, кто-то кого-то теряет, слабеют связи с близкими, с родными…. Давайте же дадим друг другу слово, что в память о Лиле все вы постараетесь не забыть о нас, о ее осиротевшей семье. Будете звонить, заходить. Наш дом всегда для вас открыт. Многих мы знаем по ее рассказам, а других хотим узнать. Приходите, мы вам всегда будем рады.
Взгляд его был направлен при этом на ребят из одиннадцатого «Б».
— Ну а теперь — помянем нашу девочку…
Все с трудом поднялись с мест. Кто-то потянулся друг к другу рюмками, его шепотом удерживали:
— Не чокаясь, до дна…
Санек до дна хлопнул рюмку водки. Сел на место, принялся за еду. Оказалось, что он так голоден, будто не ел ничего неделю. Наворачивал ножом и вилкой, кидал в рот кусок за куском. Заметив столь неутолимой голод, бабушка-хлопотунья то и дело подходила к нему, подносила добавку. Остальные, наоборот, ели сдержанно и после двух-трех тостов стали уже потихонечку вставать из-за стола. Их места тут же занимали другие люди, которые, видимо, дожидались своей очереди в других комнатах. Санек ел, ничего не замечая. Вставал и опоражнивал рюмку после каждого тоста. На него поглядывали — вставать в тесноте было неудобно, но раз один гость встал — кто же останется сидеть?
Наконец Коза протянула левую руку и удержала его непрестанно работавшую правую.
— Мы договорились с ребятами пойти ко мне. Посидим, повспоминаем. А то тут и без нас хлопот хватает…
Она встала, Санек тоже поднялся, с сожалением косясь на не полностью опустошенную тарелку. Незаметно для себя он изрядно наклюкался. Схватился за край стола, чтобы удержать равновесие. И тут, сверху вниз, пристально глянул в лицо Гравитцу. Тот поспешно отвел взгляд.
«Вот выйдем во двор — позвать его на игрушки, да и поломать, как картонку…» Вдруг стало ясно, что Мишка его так боится, что даже веки дрожат и губы трясутся. Боится, что наведет Санек на него своих дружков с тусы, о которой в школе наверняка идут разговоры. Но ему никакие дружки не в подмогу. Санек и сам без проблем с Мишкой справится. Никакое карате Гравитейшену не поможет.
Теперь ему ясно было, почему в прошлый раз он проиграл. Он бился с одноклассником. Хоть Мишка и не был его близким знакомым, но все равно — на одних уроках сидели, одни контрольные писали, в футбол вместе играли… Но надо же, оказалось, что Гравитейшену захотелось поприкалываться. Вот он и разделал Санька, как сидорову козу.
А теперь ждет, что Санек ему вдвое отплатит!
А что! Взять бы, да и сломать!
Нехорошо только, что после похорон. Наверняка слух пойдет от семьи к семье, дойдет и до Лилиных родителей. А их-то огорчать никак не хотелось.
Когда Санек одевался в Лилиной комнате, рядом с ним оказалась Машка Суханова, подняла зареванное лицо:
— Ну скажи, Сашка, ну почему первыми всегда уходят самые лучшие? Ну почему?
Санек задумался было над ответом, но тут ему пришло в голову, что фразу эту Машка наверняка взяла из какого-нибудь сериала или мелодрамы. И он только молча пожал плечами.
Ребята толпились у подъезда. Надо было кому-то идти в магазин за водкой и за колой, но никому не хотелось. Стали поглядывать на Санька.
— Может, ты сходишь, — просительно обратилась к нему Коза. И тут Санек состроил кривую усмешку и сказал:
— Гравитейшен пойдет. Он здоровый, дотащит. И денег у него много.
И Мишка, словно получив военный приказ, поправил воротник куртки и боком стал проталкиваться сквозь толпу.
— Постой, Миша, я с тобой! — крикнула ему вслед Ира Погосян.
«Это новость», — отметил про себя Санек.
У Козы их уже ждали. Родители быстро освободили просторную кухню. Посреди стола стояли три больших блюда с салатами, на подоконнике — газировка в больших бутылях, четыре бутылки вина.
Коза на секунду отлучилась — рассказала родителям о похоронах, потом вернулась на кухню. Здесь тоже было тесно, но это даже и хорошо — ребята, как воробьи, жались друг к другу. Санька посадили во главе стола: его особые отношения с Лилой давно были у всего класса на виду и никем не оспаривались.
Грустная чопорность, которую ребята подхватили было в квартире покойной, недолго держалась за столом. Стали наперебой вспоминать Лилу, случаи из школьной жизни. Перешли к своим делам, к каждодневным классным событиям — все более и более мелким. Будут их завтра спрашивать на уроках или можно отказаться от ответа — вот что их теперь волновало.
Санек слушал их, словно сквозь плотную завесу. Иногда перед взглядом всплывали недавние картины побоища на рынке — разбитые, разбросанные стойки с раскатывающимися аппетитными фруктами, линия наступающих черноголовых омоновцев, мелькавшие в воздухе дубинки… Ведь кто-то из одноклассников мог тоже там оказаться… Но, к счастью, не было никого из школы, кроме Санька и вроде бы еще Марата.
