Дмитрий Правдин - Хирург на районе
Борща удалось спасти, причем он остался доволен, так как теперь мог на законных основаниях получать пенсию по инвалидности.
Больше ничего экстраординарного в праздники не произошло. Рутина — резаные, битые, боли в животе, пара острых аппендицитов, кишечная непроходимость да ранение тонкой кишки. Все выжили, всех спасли. Чудесно! А то, что не отдохнули — никому не интересно.
Третьего января на работу вернулся заведующий. Он уже был в курсе произошедшего: с утра успел сходить к главному и, похоже, здорово поругался.
— Да. Этот Лившиц точно ненормальный! Сдал Саныча в КПЗ! Хирурга! — ругался Ермаков.
— И что теперь с ним будет?
— Я сказал, чтоб вытаскивал!
— А как он его вытащит?
— А как сажал, так пускай и вытаскивает! Или пусть сам на прием идет! Видал, сколько народа у кабинета?
— Да, видел, может, мне пока идти попринимать амбулаторных?
— Нет! — твердо произнес Леонтий Михайлович. — Пусть едут к начальнику милиции, что хотят делают, но Бурлакова возвращают.
Неожиданно в ординаторскую ворвался начмед:
— Леонтий Михайлович, а почему прием никто не ведет?
— А у нас амбулаторный хирург — Бурлаков. Вернется — и пойдет на прием.
— Дурака не валяйте! Отправьте Правдина! — начмед грозно сдвинул брови.
— Правдин врач стационара, он на прием не пойдет. Вызывайте Бурлакова!
— Что? Это бунт!
— Почему бунт. Мы с Правдиным идем в операционную, экстренная операция! — подмигнул мне заведующий.
— А прием как же?
— А на прием сами можете идти, если Саныча не хотите.
— Ну, я так этого не оставлю! — хлопнул дверями Лившиц.
Через час измученный, но счастливый Саныч сидел в ординаторской и, виновато улыбаясь, слушал грозный монолог заведующего.
— Ты все понял? — поинтересовался Леонтий Михайлович в конце своего выступления.
— Так точно, шеф! — по-военному отчеканил Саныч, вытянувшись во фрунт. — Сейчас иду к начмеду извиняться, после иду на прием, работаю экстренным две недели подряд, сам месяц не оперирую, вызываю либо вас, либо Диму! Правильно?
— Правильно, ступай!
— Спасибо вам, мужики! — чуть не плача, проговорил Саныч. — Думал, все, так и закисну в кэпэзэ. Как протрезвел, так и понял! Все, больше не пью!
— Все, иди, работай, — по-отечески похлопал Ермаков всхлипывающего сидельца. — Иди!
— Леонтий Михайлович, ловко вы Саныча вернули. Так бы точно пятнадцать суток впаяли, ух и злой тогда Лившиц был!
— Да, возможно. Он же на Саныча заявление накатал, могли и реальный срок дать.
— Заявление?
— Ага! Видишь, как его Саныч приложил, синяк даже через тональный крем проглядывает. Я, честно говоря, и сам не раз хотел приложиться, но мне это как-то не подобает — все же заведующий. А тут Саныч взял и сделал!
— Да. Только с экстренной операцией вы блефовали, а вдруг Лившиц пошел бы и проверил?
— Не блефовал, сейчас аппендицит пойдем оперировать.
— Какой аппендицит?
— Острый!
— А откуда он взялся?
— Да утром еще доставили, я тебя дергать не стал, на работу пораньше пришел, сам и посмотрел. Вот результаты анализов, все подтверждается. Так что пусть проверяет. Главное, Саныч на свободе.
— Да, хорошо, что его выпустили.
— Еще неизвестно, хорошо или нет. Я ему сейчас такое устрою, — протянул заведующий. — Будет пахать как папа Карло! Заслужил!
— Согласен! Пусть пашет. Но, мне кажется, это все же лучше, чем сидеть.
— Хватит лясы точить. Переодевайся и марш в операционную: больной уже на столе!
Глава 15
О наболевшем
Заканчивался двухтысячный год. Я работал в ЦРБ уже больше пяти лет.
Пять лет. Шестая часть моей жизни. Не так давно я отправлялся учиться — подтверждал сертификат специалиста, встречался с однокурсниками, оставшимися работать в городе, и очень удивился, поговорив с ними. Оказалось, они еще даже не начинали самостоятельно оперировать, в лучшем случае ассистировали. Их просто не пускали старшие товарищи. Одному из лучших наших выпускников только что доверили резекцию желудка — и парень очень гордился этим. А ведь я освоил эту операцию еще в первый год работы в ЦРБ.
Мои бывшие однокурсники спокойно шли домой после дежурства, зная, что их не выдернут из постели в самый неподходящий момент. В свое свободное время — у них было свободное время! — они ходили в театры, в рестораны, жили спокойно и размеренно, зная, что их всегда поддержит кто-то более опытный. Безусловно, это было очень приятно; но в профессиональном плане я оказался сильнее их.
После новогодней выходки Саныча я долго не мог получить категорию. В медицине существует три вида категорий — вторая (низшая), первая и высшая. Врачу с категорией и зарплату платят повыше. На вторую можно сдать через три года самостоятельной работы — написав специальное исследование, посвященное, собственно, своей трудовой деятельности за данный период.
Работа была написана, главврач ее одобрил и подписал, мне оставалось съездить к главному хирургу области и отдать ее на утверждение. После этого через месяц мне нужно было предстать перед специальной комиссией и сдать ей квалификационный экзамен.
— Это что такое? — недовольно рыкнул главный хирург, увидав мою работу. — Какая тебе категория? Вы на Новый год все перепились, оголили район, а теперь категорию ему подавай! Дудки! Иди, работай! Недостоин!
— Но как же так? Я же не пил! Остался один и все сделал как надо, всем помог…
— Не надо мне тут заливать! Ваш начмед звонил и просил прислать хирургов! Я ж хорошо помню, он разбудил меня!
— Но он же потом перезвонил вам и объяснил, что все нормально!
— Ну, ясно дело, проспались! Я даже слышал, у вас там даже кого-то в кэпэзэ откомандировали, да?
— Ну, — замялся я, лихорадочно ища ответ.
— Можешь не отвечать, по глазам вижу, что правда!
— Так что с работой?
— Через год приходи!
Я пришел через год.
— Это что за папка? — спросил меня главный хирург области.
— Стандартный картонный скоросшиватель.
— Ты где его нашел, в туалете?
— Почему в туалете? В книжном магазине купил.
— Вы что, там у себя окончательно все мозги пропили? Ты с какой папкой к главному хирургу идешь? А?
— Так вы не будете даже работу смотреть?
— Через год приходи!
Прошел еще год.
— Вот, возьмите, моя работа, — сказал я, протянув главному хирургу яркий пластиковый скоросшиватель, где каждый лист был помещен в отдельный целлофановый пакет и скреплен блестящим замком.
— А опять ты! Какой настырный! Пить-то не бросил?
— Вообще-то я совсем не пью — насмотрелся. А последний раз выпивал вместе с вами, помните?
— ?!
— Вы к нам с санитарной авиацией прилетали, прооперировали директора нефтебазы, у него еще опухоль желудка была, осложнившаяся кровотечением. Вы его так мастерски прооперировали, а потом мы с вами посидели, коньячок продегустировали. Вы собирались директора с собой забрать, но так надегустировались, что больного-то и забыли. Пришлось вам потом за ним с середины дороги возвращаться.
— Все, все вспомнил! — поразился главный хирург. — Хорошая работа у тебя, одна папка чего стоит! Думаю, мы тебе вторую категорию без экзамена дадим, заслужил!
— Так мне даже и на собеседование не надо будет приезжать?
— Зачем? Я напишу рекомендацию, комиссия утвердит.
— Спасибо, приятно слышать!
— И мне приятно встретить старого знакомого, — и, перейдя на шепот, главный хирург подмигнул мне: — Только про дегустацию и вертолет — никому! О'кей?
— Ну, как можно! Я — могила!
Через месяц мне присвоили вторую категорию.
Пять лет! Сколько операций сделал, сколько жизней спас! Теперь можно сказать, что эти годы я точно прожил не зря! Я научился разбираться в людях, узнал о жизни много нового, бывал жертвой интриг…
Люди любят сплетничать, особенно о том, что их не касается. Так бывает всегда: стоит кому-то оступиться, и все говорят только о нем, пока не появится новая жертва.
Саныча обсуждали месяца три. Я слышал в очереди в магазине разговор двух совершенно незнакомых мне кумушек:
— Федосеевна, а ты слыхала, что в больнице хирург один напился и главного врача избил?
— Ой, Кирилловна, да ты что?
— Правда, правда, мне Петровна рассказывала, она на хирургии полы мыла. Избил, его посадили, десять лет дали!
— Ой, что деется!
Сор из избы выносят, как правило, санитарки. Они у нас менялись так часто, что я перестал запоминать имена. За десять лет у нас в отделении сменилось сорок девять санитарок. В основном они держались до первой зарплаты, после уходили в запой и увольнялись. Зато почесать языки были мастерицы.
С 1998 года нам перестали задерживать зарплату и выплатили все задолженности. Августовский дефолт снова добавил проблем, но желающих поработать в больнице было хоть отбавляй.
