Елена Черникова - Вишнёвый луч
- Послушай, милый мой, я никогда не брилась... там. Может быть раздражение.
- У меня по всей душе от тебя такое раздражение, словно с неё всё тело сбрили. Я скажу своей невесте, что заболел и не могу на ней жениться.
- Чем заболел?
- Ну не знаю... спидом, например. Вряд ли этого недостаточно для разрыва помолвки.
- А вдруг ты ей любой нужен? С чумой, проказой, холерой?.. Ты же говорил, она у тебя люкс. Она тебя любит?
- Вчера по телефону она ни одного слова кроме "люблю" не сказала ни разу.
- Мой тоже.
- Не опускай, пожалуйста, ножки, ну пожалуйста, я только немножко побрею... мне безразличны чувства... наших наречённых. Я сейчас!
- Пойдём вместе.
- Женщина не может ходить по вагону с поднятыми ногами.
- Никогда не поздно учиться.
- Я быстро!
- Ой, уже светает, смотри! Скоро пойдут болота... Нас ждёт город Святого Петра...
- Сиди. Я вспомнил: у меня в чемодане есть литровка пива. Давай с пивом?
- Давай. А пену куда?
- В твою косметичку. Поехали.
- Н-да. Ой, холодно!
- А ещё что?
- Страшно. Приятно. Стыдно. Ой...
- Ну вот, я всё сбрил. Там и было-то...
- Ты ж сказал, что лохматая.
- Я нарочно. Давай сполосну... Всё. Ложись. Я возьму твою косметичку с собой. Тюбики-флакончики могут и безоболочно в сумке поваляться.
- Конечно...
- У тебя лицо сияет...
- Конечно...
- Давай теперь вот так попробуем.
- Конечно.
- Ты моя.
- Конечно.
- Навсегда! Запомнила?
- И пока любовь не разлучит нас...
- Что ты сказала?!
- Так, привиделось. Спи, родной.
- Час остался.
- Хорошо.
- Отлично. Я не вижу тебя его женой.
- Я тоже.
- Стучат в дверь.
- Проводник поднимает народ. Умываться пойдём?
- Нет, некогда. Давай ещё раз...
- Я не смогу остановиться.
- Нам и не надо останавливаться. Мы соединимся и так выйдем из вагона. Не забудь свой контрабас.
- Такого концерта я ещё не давала.
- Молчи. Всё, тихо, я люблю.
И ПОСТФАКТУМ
Через месяц в поезде Петербург-Москва пил водку помятый пожилой мужчина в щетине и на аккуратные просьбы попутчиков выключить свет реагировал тяжёлым хрипом, словно хотел и не мог выругаться.
Попутчики плюнули и попытались уснуть при свете. Мужчина налил ещё, покосился на дебелую даму в сатиновом халате, на девчушку лет семнадцати, вертевшуюся на верхней полке, на паренька с Че Геварой на футболке, втянул водку и вдруг тоненько запищал.
Купе подскочило. Девчушка испуганно сказала ой. Парень почесал революционную грудь, дама вжалась в стену.
- Извините, - человеческим голосом сказал помятый мужчина. - Я журналист.
- Это, конечно, всё объясняет, - язвительно обронила дама, но чуть успокоилась и легла на место.
- Дяденька, вам плохо? - догадалась девчушка и почему-то быстро-быстро заплела волосики в косичку. - Позвать проводницу?
- Позовите Бога, - попросил мужчина и вытер губы корявым клетчатым платком.
- А вы где журналист? - осведомился парень, спрыгивая с верхней полки. - Если вы за наших...
- Вот. - Мужчина вытащил из надорванных карманов газеты и положил на столик.
- Ну вот ещё, - фыркнула дама и отвернулась к стенке, что было нелегко. Сатиновый халат предельно обтянул бюстгальтерные овраги на её могучей округлой спине.
- Женщин уже не волнует любовь, - усмехнулся журналист, разглядывая эту спину. - И правильно.
- Водка содержит спирт, - объяснила спина и всколыхнулась возмущением.
- Можно почитать? - осторожно спросила девушка, соображавшая очевидно быстрее других пассажиров.
Мужчина кивнул и налил. Посмотрел на Че Гевару.
- Будешь?
- Мы не пьём, - пояснил парень. - У нас возвращение к истокам.
- А... Ну, с возвращеньицем! - и он целенаправленно махнул. Для перевода на европейские наречия: выпил стакан водки с целью напиться пьяным.
- Ах, как ужасно... Я видела по телевизору репортаж про эту свадьбу, - взволнованно сказала девушка, дёргая себя за косичку. В глазах мелькнули искры; может, слёзы.
- Что такое? - парень явно сердился, когда его подружка выходила из-под его революционного контроля.
- Ну помнишь, я рассказывала тебе! Приблизительно месяц назад. Пришёл поезд Москва-Петербург. Готовились к двум свадьбам. К поезду подъехали два кортежа. Жених вышел из вагона и пошёл к своей невесте. А к другой машине пошла женщина: её там ждал её жених. Ну, понимаешь, две свадьбы, одновременно. Просто совпадение. Незнакомые люди. Он остановился, к нему бросилась с объятиями его питерская невеста. А та, другая женщина, пошла к своему жениху и тоже остановилась. К ней побежали с цветами её друзья, гости, жених.
Мужчина в помятом костюме накатил по новой и подтвердил:
- И жених...
- И о чём тут писать? - пожал плечами революционер. - Поезд, приходящий по расписанию, это не новость. Читайте классику. Если собака укусила человека - нет, а если человек укусил собаку - да. Ещё Херст в Америке...
- Щ-щ-щеночек, - заикаясь, проскулил журналист. - Они все расселись по машинам. Родня вся счастлива, слёзы умиления, там у каждого по большой истории было, так сказать, в анамнезе: трудности междугородного сближения, работа, дорогая скрипка, мезальянсы, но всё преодолено, все понеслись переодеваться, чтобы потом по загсам. А в городе дорожные работы, ремонт развязки. Водилы залиховали и на крутом повороте строго в лоб друг другу и вписались. Не заметили знаков что ли... Следствие потом что-то установило, но... на похороны пол-Питера явилось. Очень уж всем интересно было: как это две свадьбы так в лобовую сошлись. Очень сентиментально. Несовременно. Я сам писал об этой истории: "Любовь-разлучница, или Ремонт развязки".
- Зачем же такое название? - укорила девушка. - Ведь вы же не могли знать всех подробностей...
- Про питерские дороги? - злобно зыркнул пьяный.
- Про любовь. Причём тут любовь?
- Я отец жениха. Я был на вскрытии.
Дама в сатиновых оковах пошевельнулась и хрюкнула из-под стены:
- А ты сам-то как уцелел? Там же всё в лоскуты...
- Я опоздал.
- На свадьбу сына?
- Да я и на свою в молодости опоздал. Не судьба.
- Водка мудро содержит спирт, - неожиданно смирилась с жизнью сатиновая дама и повернулась к попутчикам фасадом. - И вы, детишки, тоже никогда не закусывайте. А то попадёте на какой-нибудь ремонт развязки.
- Ну зачем вы так! У человека горе! - воскликнула девушка. - Он выпил от горя. У него сын погиб, вместе с невестой, да ещё другая молодая семья пострадала... не состоялась. Тут же кошмар какой-то. Просто кошмар.
- Кошмар - это когда я хочу спать, а в купе чёрт те что. Хватит. - Дама невероятно шустро вынырнула из-под одеяла и выключила верхний свет.
Журналист всхлипнул и послушно лёг на свою полку лицом вниз. Парень с истоками подтолкнул подругу, и она послушно взлезла на своё место. Стало тихо, колёса потукивали деликатно, словно давая простор неповоротливым догадкам полуночников. Действительно, почему разбились друг об друга люди? Да так, ремонт развязки...
Ну вот, Александр, я выполнила твой заказ.
Только не надо снимать это кино, не надо, милый. Опасное кино. Забудь это. Ладно? И в "Мужика" не играй больше. Начни с другой страницы. Тебе всего сорок пять. Не играй со смертью. Ладно?
ГЛАГОЛОМ МОЖНО ЖЕЧЬ ЛЮДЕЙ
"Русский язык абсолютно, абсолютно непереводим!
Она: некая дама, одновременно: вдовствовала, немотствовала, бедствовала! И всё это она, всё это о ней, - возможно, вполне хорошенькой и романтичной. Ужасы сплошь.
Ни одну гальванизированную лягушку, ни единую собаку Павлова так не препарировал двадцатый век, как женщину вообще и в частности. Что будем делать дальше?
Вообще-то настаёт конец типического".
Бабушка нашёптывала Давиду слова и формы. Давид спал чутко, но много. Он устал от постоянной хирургии, от новизны жизни, все клетки тела крутились.
Он спал и слушал её шелковистый голос, теперь уже близкий, подкожный, межножный, неосторожный.
- Животные - это образы. Они бессловесны, что и прекрасно. Чистая идея. Исчезновение видов животных может быть связано с инфосферой. Увеличение человеческих мыслеформ вытесняет исконные, Божественные, сотворённые, кстати, до человека... Даже Бог не самодостаточен. Ему потребовалось Творение. Ты понимаешь? Хочешь быть дельфином?
Замечая, что он задышал чаще или глубже, бабушка переходила на глагольную речь, без имён. Никаких особенностей и красок.
Давид не понимал ни единого глагола и не мог повторить за ней ни звука, отчего блаженство тихого сна вмиг улетало и наступала жгучая мука немотствования. А старая ведьма, видя его усилия, и вовсе изымала из речи все связи, оставляя исключительно команды в повелительном наклонении. Спи. Люби. Ешь. Думай. Перестань.
Доктор из клиники пришёл посмотреть на чудеса, и его нервы мигом полопались, и он, глубочайше поклонившись бабушке, убежал кроить и шить простых.
"Послушай, - беспощадно призывала Давида бабушка, выводя на дежурство глагольную боль. - Слышишь? Хочешь? Любишь?"
