Сара Дессен - Просто слушай
К тому же Уитни все время писала. Рассказы, о которых она говорила, она закончила еще в конце октября, но все равно все время ходила с тетрадкой. Часто садилась за стол в гостиной или сворачивалась клубком у камина, грызя кончик карандаша. Почитать мне Уитни ничего не давала, а я и не просила. Правда, несколько раз натыкалась на ее тетрадь на лестнице или на столе на кухне. Соблазн был велик — уж больно хотелось узнать, что же Уитни там все пишет аккуратным почерком, — но я сдержалась. Все-таки я уважала чужие тайны.
Но самые удивительные перемены произошли с травой. Несколько недель она не прорастала, но накануне Хэллоуина в горшке с розмарином появился крошечный зеленый побег, а через пару дней и в других горшках тоже. Уитни каждый день проверяла, достаточно ли влажная земля — ковыряла ее пальцем, и поворачивала горшки к свету. Раньше, когда я думала о сестре, то представляла закрытую дверь. Теперь же мне чаще виделись ее руки, сжимающие нож, ручку, лейку, трогающие траву, помогающие ей прорасти.
Кирстен же не только спокойно пережила показ ее фильма преподавателям и одногруппникам, но и заняла первое место. Я думала, она позвонит и, как всегда, разразится длиннющим монологом, больше похожим на поток сознания, однако Кирстен всего лишь оставила сообщение на автоответчике короче двух минут — настоящий рекорд, — в котором она сообщила, что победила и очень этому рада. Мы решили, что что-то случилось: краткость была не в духе Кирстен. Но когда я перезвонила, сестра сказала, что, напротив, все замечательно.
— Жизнь прекрасна! — заверила она меня. — Лучше некуда.
— Точно? — удивилась я. — Ты просто оставила такое короткое сообщение!
— Разве?
— Я даже вначале решила, что на автоответчике места не хватило.
Кирстен вздохнула.
— На самом деле ничего удивительного, — сказала она. — Последнее время я много училась правильно выражать свои мысли.
— Да ладно!
— Правда. — Кирстен еще раз радостно вздохнула. — Не представляешь, чему я научилась за этот семестр. Помимо режиссуры и уроков Брайана, я ведь еще пытаюсь постигнуть истинный смысл общения. У меня как глаза открылись.
Я ждала, что Кирстен ударится в подробности, особенно насчет Брайана, но нет. Сестра сказала, что любит меня и скоро мы увидимся, но ей пора бежать. На этом разговор был окончен. За четыре минуты.
Может, Кирстен и пыталась постигнуть искусство общения, а вот у меня с этим делом было туго. Я не могла не только с Оуэном объясниться, но и с мамой и, сама не знаю как, согласилась сняться в еще одном ролике для «Копфса».
Это случилось тогда же, когда я узнала о том, что Эмили дала показания. В пятницу я возвращалась из школы домой и обнаружила маму на пороге.
— Ты не поверишь! — воскликнула она, даже не дав мне войти. — Я только что разговаривала с Линди! Ей вчера утром позвонили из «Копфса». Они хотят, чтоб ты снялась в новом весеннем ролике.
— Что? — не поверила я.
— Видимо, им понравились результаты осеннего. Хотя мне кажется, что свою роль сыграло твое знакомство с тем мужчиной из отдела маркетинга на прошлой неделе. Съемки начинаются в январе, но тебе нужно будет приехать в декабре на примерку. Правда, здорово?
«Лучше не бывает», — подумала я. Пару месяцев назад я бы сильно расстроилась, пару недель назад, возможно, нашла бы в себе силы отказаться. Но теперь я с трудом смогла кивнуть.
— Я сказала Линди, что позвоню ей, как только все тебе расскажу, — сказала мама, хватая на кухне телефон. Набрав номер, она добавила: — Линди говорит, ролик очень понравился девочкам-подросткам, это-то и подкупило «Копфс». Представляешь, Аннабель, ты — пример для подражания.
Я вспомнила комнату Мэллори, снимки с экрана на стене… И ее лицо в перьях боа.
— Да брось.
— Я тебе точно говорю! — уверенно ответила мама. Она снова мне улыбнулась и переложила трубку к другому уху. — Тебе, детка, есть чем гордиться! Ведь… Это ты, Линди? Привет! Это Грейс. Все пытаюсь тебе дозвониться… Твоей помощницы до сих пор нет? Ужас какой… Да, я только что поговорила с Аннабель. Она очень рада!
«Рада, — подумала я, — да не совсем». И уж какой из меня пример для подражания? Хотя какая разница. Удобно им так думать, пускай.
Я даже не заметила, как октябрь сменился ноябрем, а он, в свою очередь, декабрем. Дни стали короче и холоднее, по радио теперь крутили рождественскую музыку. Я шла в школу, сидела на уроках, возвращалась домой. Даже когда со мной пытались заговорить, я отмалчивалась — слишком привыкла к одиночеству. Теперь мне в нем было комфортнее. Первое время по выходным родители интересовались, почему я сижу дома и никуда не хожу, но я отговаривалась тем, что слишком устала от работы и учебы и занята уроками, и вскоре вопросы прекратились.
Однако я была в курсе последних событий. По слухам, близился суд над Уиллом, а несколько девушек из «Перкинс Дей» сообщили полиции, что с ними произошло примерно то же, что и с Эмили. У нее, кстати, было все хорошо. Она не пряталась. Я встречала Эмили повсюду: в коридорах, во дворе, на парковке, все время в компании подруг. Где-то неделю назад я увидела Эмили на перемене у шкафчика. Румяная, она хохотала и прикрывала рукой рот. Эта сцена весь день стояла у меня перед глазами. И следующий тоже. Никак не могла ее забыть.
У Софи же дела шли куда хуже, чем у Эмили. В основном она проводила время в одиночестве, а на большой перемене обычно уезжала куда-то на черной машине. Не с Уиллом. Я не знала, встречаются ли они, но поскольку никто не утверждал обратное, то, наверно, так оно и было.
Начало учебного года, когда я так боялась Софи, осталось далеко позади. Теперь я чувствовала лишь усталость, а еще мне было очень жаль нас обеих. Иногда при встрече с Оуэном я осознавала, как одинока. Мы не разговаривали, но я все равно продолжала слушать.
Но не передачу, хотя каждое воскресное утро я просыпалась в семь, как по часам, и никак не могла отучиться от этой привычки. Еще труднее было бороться с музыкой. Не с музыкой, которую любил Оуэн, а с музыкой в целом.
Не могу сказать точно, когда это началось, но с некоторых пор я стала отчетливо ощущать тишину. Мне повсюду требовался шум. В машине я сразу же включала магнитолу. В своей комнате — в первую очередь свет, а во вторую проигрыватель. И даже на уроках или за столом с родителями я все время прокручивала в голове какую-нибудь песню, снова и снова. Я вспомнила, как спасла музыка Оуэна, когда он жил в Фениксе, как он заглушал ей все, что не хотел слышать. Я оказалась в похожем положении. Музыка помогала мне хотя бы на время, пусть и не навсегда, забыть о том, что преследовало меня постоянно.
Так что мне требовалось ее все больше и больше и постепенно стало не хватать. Я прослушала все свои диски по нескольку раз и наконец в субботу вечером сдалась: взялась за «учебник», который составил для меня Оуэн. «Крутые времена известно чего требуют», — подумала я и снова вставила в плеер «Песни протеста».
Они мне все равно не понравились. Некоторые песни были очень странные, некоторые совсем непонятные. Но хотя я думала, что слушать музыку Оуэна будет очень непросто, оказалось совсем наоборот. Я нашла в ней утешение. Так приятно было представлять, как Оуэн подбирает для меня песни, внимательно систематизирует, надеется, что я просвещусь. Эти диски — единственные — служили доказательством того, что когда-то мы были друзьями.
Я слушала диски несколько недель, песню за песней, все без разбора, пока не выучила их наизусть. Когда очередной диск заканчивался, мне становилось грустно — я понимала, что вскоре закончится и еще один. Поэтому я решила приберечь последний, «Просто слушай», на потом. Он, как и в свое время Оуэн, оставался для меня загадкой, и порой казалось, что лучше не пытаться ее разрешить. И все же иногда я доставала «Просто слушай», крутила его в руках, а затем снова убирала на самое дно стопки.
Когда мы с мамой вышли из магазина, то к своему удивлению увидели, что идет снег. С неба падали огромные красивые снежинки — такие обычно быстро тают, не успев собраться в сугробы. Мы остановились, чтобы немного полюбоваться этим чудом, а затем сели в машину и выехали на дорогу. К этому времени снежинок уже стало меньше, а некоторые подхватил и закружил ветер, бросая их нам в лобовое стекло. Когда мы остановились перед светофором, мама включила дворники.
— Красиво, правда? — сказала она. — Снег как будто все оживляет и обновляет. Как считаешь?
Я кивнула. Светофор не переключался довольно долго, и, хотя еще не было пяти, уже начинало темнеть. Мама мне улыбнулась и включила радио. Машину наполнили звуки классической музыки. Я облокотилась щекой о холодное окно. За ним все еще падали красивые снежинки. Я закрыла глаза.
Глава шестнадцатая
Научный зал, где я обычно проводила большую перемену, располагался в правом углу библиотеки, довольно далеко от входа. Заметить меня там было трудно, но меня это вполне устраивало. Поэтому, когда через полчаса после начала перемены в последний день перед рождественскими каникулами в библиотеку зашла Эмили, я увидела ее первой.
