Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах
Вечер подошел к концу, и, сердечно распрощавшись со своими новыми сербо-хорватскими знакомыми, я доверился такси, на полпути изменив свое решение по поводу конечной точки маршрута.
– Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой, а если я усну, шмонать меня не надо. Завези меня на улицу Космонавтов, – попросил я таксиста, – мне там надо насытиться зрелищем.
– А там чего, на Космонавтов? – профессионально жаргонировал таксист. – Кабак?
– Нет, хватит кабаков на сегодня. По дороге останови у магазина, куплю пузырек на месте догнаться.
– Нормально, – согласился таксист, – оно когда изнутри жжет, то сопротивление бесполезно. Вся тема начнется завтра поутру.
– Так праздник у меня. Чего ж не выпить-то? – простодушно признался я. – Дом будем строить, чтобы люди жили да радовались. Красиво чтоб было.
– На красиво бабки нужны, – не без протестного пафоса бросил таксист и прочистил горло, прокашлялся.
– Да бабки есть, – я сделался беспечным, и несколько глубоких сигаретных затяжек превратили эту беспечность в веселый сюр: какой-то таксист, какой-то пейзаж на окном, огни, летучие отряды проституток, вывески… И я не заметил, как таксист, мстительно оскалившись, прошептал:
– Хорошо, что есть. Ништяк…
…Возле въезда на стройплощадку стояли какие-то люди. Когда я выпростался из такси как был, то есть в смокинге и с бутылкой «вдовы» с оранжевым ярлычком, то увидел, что это две молодые семейные пары. Романтически настроенные, ревниво охраняющие свой, никому не нужный союз от разнообразных внешних посягательств, а посему отстоящие друг от друга не менее чем на 5 метров 47 сантиметров, мужчины о чем-то мечтательно шептались со своими женами.
– Смотри, – услышал я голос одного из защитников очага, – наверное, еще один будущий сосед. С дня рождения, небось. Видишь, и шампусик у него. Отдыхает человек.
Я встал между ними и поневоле слушал все, о чем они переговаривались, тем более, что с моим появлением оба мужа стали говорить громче, повинуясь инстинкту отпугивания чужака и сигнализируя лишними децибелами: «Не подходи лучше, не цепляйся». Я был настроен вполне дружелюбно, и симпатию мою к этим людям усиливало понимание того, что они, верно, будущие жильцы, решившие от нечего делать прогуляться и посмотреть будущее место своего гнездования, в котором они произведут на свет детей, станут отмечать праздники, варить супы и конфликтовать из-за разности взглядов на воспитание потомства. Я сделал пару глотков «слез вдовы», и в мое ухо вплыл сухой обломок разговора тех, что стояли справа:
– У них тут пока еще и котлована нет. Когда еще наш шестнадцатый этаж построят? Интересно, куда наша двести девятая будет выходить окнами?
И почти одновременно с этим в левое мое ухо вплыл другой обломок:
– Нет, все-таки надо было у астрологини спросить, что это за номер такой – двести девять и насколько он подходит к нашему с тобой семейному гороскопу.
Столкнувшись в моей голове, эти обломки произвели сотрясение, вызвавшее удивление, озадаченность и желание тут же, на месте, внести ясность в вопрос о возможности обладания одной и той же квартирой двух совершенно разных семейных пар. Я откашлялся и невозмутимо спросил, адресуя свой вопрос сразу всем, смотря прямо перед собой и постепенно наращивая громкость:
– Простите, что вмешиваюсь и перебиваю. Дело в том, что я руководитель компании, которая строит этот дом, и возвращаюсь как раз с небольшого торжества, случившегося по этому случаю. Дом станет строить проверенная югославская компания, все будет на высоком уровне, как мы вам и обещали. Это не наши гаврики, которые шаляй-валяй. Но скажите мне вы, – я вытянул правую руку, – и вы, – на уровне плеча замерла левая рука, – каким образом вы намерены жить все вместе в одной квартире? У вас что, шведская семья? Вы свингеры? Извините, что пошловато острю, но я, как вам уже наверняка понятно, выпимши, прошу сделать на это поправку, и я не в силах постичь вашу затею.
Я и впрямь подумал, что это то самое: свингерские парочки ломают тут спектакль. Пьяный мозг охотней верит в разные странности, нежели трезвый. Однако никакими сексуальными извращениями тут и не пахло: на меня вылупилось по две пары глаз с каждой стороны, и некоторое время никто из нас не произнес ни звука. Наконец, одна из женщин, та, что справа, оказавшись посмелей, предположила:
– Вероятно, это какая-нибудь шутка?
– Да какая же шутка, – возразил я. – Я похож на клоуна? На клоуна в смокинге, распивающего «Вдову Клико» подле своего собственного бизнеса? Ошибаетесь, гражданка, я именно тот, за кого себя выдаю.
– А нам себя и выдавать ни за кого не надо, – вмешался в разговор мужик с противоположной стороны, – мы действительно владельцы квартиры номер 209!
– Херню-то не городи! – подал голос мужик слева, по всей видимости не отличавшийся хорошими манерами. – Мы за эту квартиру две недели назад деньги внесли.
Здесь все они разом накинулись на меня с гневными расспросами, которые сводились в основном к одному: «Что все это, черт побери, означает?!» Я, даром что пьяный, проявил талант дипломата, как мог, успокоил их и предложил всем приехать в офис прямо завтра, с утра пораньше, захватив свои договора:
– Скорее всего, что произошла какая-то дурацкая накладка и мой риэлтор по ошибке выписал два договора на один и тот же номер квартиры. Значит, что договора на какую-то из квартир, скажем на 210-ю, вообще не существует. Но вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Квартир ровно двести десять, значит, поправим в договоре и все. Каждый имеет право на ошибку, – небезуспешно оправдывался я, видя, как лица их становятся все менее напряженными. – Завтра я лично берусь все исправить, и повторяю, это может быть только технической ошибкой. Все договора лежат в моем кабинете, в сейфе, и уверяю вас, что их там ровно двести десять, не больше и не меньше. Адрес прежний, он не менялся, все в том же здании департамента землепользования…
И тут произошло то, чего я никак не мог предвидеть: тот мужик, который был порезче и похамоватей, сказал, что они этого адреса не знают, и попросил объяснить, как туда попасть.
– Мы-то в другом вашем офисе были, который возле метро «Курская», – пояснил он, – там еще этот, как же его зовут, толстый такой, и фамилия такая чудная немного… Блудов Николай Николаич! – вспомнил он. – Наверное, вся неразбериха из-за того, что мы в филиале оформляли, а вы, – он указал на вторых претендентов, – вы в центральном офисе.
Я хотел было сказать, что никаких «филиалов» у нас нет, но хмель стремительно покидал меня, сознание, словно небо, прояснялось, и, поняв, что произошло нечто ужасное, я решил не сеять панику, а разобраться во всем на завтрашнюю, трезвую голову. Да и не та обстановка была вокруг, чтобы начинать выяснение. Объяснив еще раз, как этим безвинным жертвам обмана (я уже не сомневался в этом) завтра добраться в нужное место, я откланялся и поспешил залезть в поджидавший меня автомобиль такси. Здесь меня, что называется, «вставило»…
Блудов… Последнюю неделю его и Сары не было в офисе: взяли отпуск «по семейным обстоятельствам». Интересно, что за, мать их, «обстоятельства» такие? Господи, этого не может быть! Это не со мной! Меня развел толстый чмошник, которого я и за человека-то, если честно, не считал. Так, сидит себе, разводит клиентов, воняет от него потной жопой к концу рабочего дня, воняет носками, воняет козявками из носа, воняет из забитых никотином легких, воняет ушной серой, воняет подмышками, воняет гнилым дуплом в зубе, воняет из глубокого пупка, в котором накапливается всякая трикотажно-пыльная дрянь, словом, воняет абсолютно! Ишь, тоже мне парочка:
гусь да гагарочка,жулик и художница,бурятская наложница,ебутся сладко,стонут гадко,ограбили меня среди белого дня,сняли сливки,а мне стакан гнойной наливки,мол, «мы нажили, а тебе с этим жить»,мать вашу, бляди,чего ради,я вам верил,участок доверил,а вы его завалили,меня по миру пустили,всего, как есть, опустили,и теперь моя страховка —пуля да веревкаи лучше самому,чем сесть в тюрьму,где зэки сидят,в стену глядят,заточки точат,меня припесочат,присыплют пылью,стану былью,скажут «жил мудаком да умер простаком»,на зоне стылоймоя могила,ноют ветра,такая мура.Паф Дэдди курит, не так ли?
Я сидел рядом с таксистом, совершенно погруженный в свои мысли. Я не думал о мести, я думал о том, что мне теперь делать, и ничего не выходило из этих размышлений хорошего. Молва о «Гринстрое» как о жульнической конторе, о лохотроне, в котором куча людей потеряла свои деньги, обойдет, как мне казалось, весь земной шар, словно волна после взрыва водородной бомбы, и все станут тыкать в меня пальцами и говорить: «Вот этот мерзавец!»
– Кошмар, – тихо вымолвил я и прикрыл глаза.
