Хелен Филдинг - Причина успеха
Я злилась на себя и чувствовала себя идиоткой. Стала искать Джулиана, но его нигде не было. Решила, что самое лучшее, что я могу сейчас сделать, – поехать домой. Только надела пальто и поплелась к выходу, как из мужского гардероба появился Оливер. Он не изменился – лицо чуть располнело, волосы отросли, – но это был все тот же Оливер.
– Рози! – Он с улыбкой подошел ко мне – спокойный, обаятельный. Ни следа прежней раздражительности. – Выглядишь чудесно. – Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и знакомый запах, темная щетина на щеке, его губы, едва коснувшиеся моих, запустили старую химическую реакцию. Атомы и частицы пришли в движение, возвещая появление романтической угрозы. ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ! Все системы, готовность номер один.
О нет, подумала я. О нет. Только не это. Не сейчас. Неужели я все еще... Ради бога, только не это. Я отодвинулась на несколько футов.
– Привет. – Неестественный писк. Я откашлялась. – Привет, – произнесла я низким, грудным голосом. – Как дела?
– Тыквочка! – Он крепко обнял меня. – Я так по тебе скучал. Как Африка?
Какой он нежный. Мы обменялись новостями. Я рассказала ему, зачем приехала.
– ...и в результате, там уже никто не мог помочь, я всё перепробовала, к кому только не обращалась. Это единственный выход.
Он с нежностью посмотрел на меня. Прикусил нижнюю губу и понимающе склонил голову набок.
– Ты права, – ответил он. – Нужно что-то придумать.
Я в изумлении уставилась на него. В голову лезли всякие мысли. Он изменился. С его помощью я смогла бы организовать акцию. Единственный из всех моих знакомых, которого мне следовало бы избегать, но, похоже, лучшей возможности не представится.
– Что тебе нужно?
– Самолет с продовольствием и медикаментами. А лучше два или три, если возможно.
– Сколько у нас времени? – мягко спросил он.
– Три недели, – ответила я. И тут он переменился в лице.
– Три недели? – сказал он. – Три недели? Знакомый тон. Он смотрел на меня и говорил со мной так, будто я была самым ненавистным, жалким, презренным существом на планете Земля. Я уж давно забыла, что это за чувство.
– Ты совсем спятила, – произнес он властным, не допускающим возражений тоном, будто присутствовал на совете директоров и собирался уничтожить оппонента. – Организовать такую акцию за три недели – дикий бред. К тому же я слышал, сегодня ты опозорилась перед всеми.
Спокойно, внушала я себе, ты выше всего этого.
– Помнишь правила, которым я тебя учил? – сказал он. – А? Избранные и их друзья? Ты должна знать границы. Признавать свое низшее положение, не привлекая к себе внимания. Тебе нельзя вести себя как полноправному члену общества. Нельзя смотреть прямо в глаза, оглядываться в поисках знаменитостей, подходить к ним, заговаривать первой, просить об одолжении, утешать и читать нотации. Ты вернулась в Клуб и сразу нарушила все правила. Я следил за тобой – ты выставила себя идиоткой перед всеми. У тебя была идеальная возможность – ты же старый друг, поэтому к тебе относятся с доверием. Если бы ты не лезла со своими африканцами, то стала бы одной из нас. Но ты облажалась. Забыла все, чему я тебя учил. – Его внимание привлек кто-то за моей спиной. – Тыквочка, – сказал он, но на этот раз не мне.
Это была Вики Спанки, актриса, которая была замужем за индейцем из тропического леса. Ее темные блестящие волосы были уложены в аккуратный боб. На ней было надето нечто странное, очень похожее на набедренную повязку ее индейца.
– Может, пойдем, Олли? – Она подошла к нему и дотронулась пальчиком до лацкана.
– Вики, ты же помнишь Рози? – Он взял ее за руку, как пятилетнюю воспитанницу детского сада. Интересно, что случилось с индейцем?
– Рози приехала из Африки, чтобы реализовать несколько нереалистичный план. К сожалению, – со смехом произнес он, – я вернул ее обратно в чудовищный реальный мир.
– Спокойной ночи, – произнесла я и спустилась по лестнице.
“Спокойной ночи”. Нет, мне надо было попрощаться с ним совсем по-другому. Я ехала в такси по Риджент-стрит, от ярких огней болела голова. Нет, мне следовало сказать: “Спокойной ночи, мешок дерьма”. Нет, лучше так: “Спокойной ночи, подтирка для задницы”. Кто это сегодня сказал? “Отвали, маленькая сучка”, – ответил бы он. “Все еще страдаешь от перепадов настроения, Оливер? Дать телефон психиатра?” Нет, надо было проявить великодушие. Надо было прервать его тираду об избранных и их друзьях и сказать: “Ты очень плохого мнения о своих друзьях. Думаю, они этого не заслуживают. Не все такие, как ты, Оливер”. На пути из Вест-Энда в северный Лондон я успокоилась. Правильно сделала, что не стала с ним пререкаться. Правильно сделала, что ушла и оставила его в покое. Надо было сматывать удочки, как только я его увидела.
Глава 19
У меня выпадали зубы. Я держала их в руке, плотно закрыв рот, чтобы те, которые остались, не вывалились и никто не увидел. Открыла глаза. Пробежала языком по деснам, проверить, на месте ли зубы. И вспомнила о вечеринке. Ночь прошла ужасно. Я то засыпала, то просыпалась от кошмаров. Ширли спала на кровати рядом со мной, ее длинные волосы рассыпались по подушке. Я лежала неподвижно, стараясь не разбудить ее, и вспоминала о том, что произошло. Мне не следовало уезжать из Сафилы. Беженцы уже на пути, но кормить их нечем. Я всё бросила ради безумного плана, который ни к чему не привел.
Первые часы пребывания в Лондоне потрясли меня намного сильнее, чем я предполагала. Я думала, что в Африке стала новым, сильным человеком; что мне никогда больше не придется пережить унижения, которым меня подверг Оливер. Но всего двадцать четыре часа пребывания в Лондоне, и я уже не была так в этом уверена. Может, над притяжением между двумя людьми, которые когда-то были влюблены друг в друга, время не властно? Я в унынии уставилась в потолок. Оливер и Клуб Знаменитых – две основные составляющие моего плана, и в обоих случаях – полное поражение. Всё очень плохо. Голова просто лопалась от этих мыслей. При воспоминаниях о вечеринке и о лагере к горлу подкатил комок, и в довершение я вспомнила поездку в Кефти. Мне хотелось, чтобы рядом был О'Рурк. Но это только бы все осложнило – Оливер, О'Рурк, и оба на мою голову.
Проснулась Ширли.
– Как ты? – спросила она.
– Нормально.
– Не вздумай опять связаться с этим психом, – сказала она. – Пообещай. Не хочу, чтобы ты мучилась и не спала ночами.
– Обещаю, – неуверенно произнесла я.
Как я обрадовалась, когда подумала, что Оливер поможет! Но он ни капельки не изменился, и нужно держаться от него подальше. Что же мне делать? Я всё испортила. Я безнадежна.
Около пяти утра я наконец задремала. Через час меня разбудило жуткое завывание и скрежет, скрип заржавевшего мотора, звук рвущегося металла, будто жестянку резали ножом. Я в ужасе села на кровати. Скрежет сопровождался пронзительным у-и-у-и-у-и-у-и-у-и-у-и. И вдруг наступила тишина. Потом раздался оглушительный вой сирены. Вскоре скрежет повторился, уже где-то поблизости.
– Извини, – сквозь сон пробормотала Ширли, – это мусоровозки. Еще два грузовика приедут в восемь. Теперь у каждого магазина свой собственный мусорный грузовик, а наш мусор так и валяется.
– А сирена?
– Сигнализация, – объяснила Ширли. – Когда они приезжают, в магазине всегда срабатывает сигнализация. Проклятые мусорщики, – она засмеялась и закрыла рукой лицо.
Я подождала, пока она уснет, и тихонько прижалась к ней.
Утром параноидальные мысли меня уже не одолевали. Я решила подойти к проекту более основательно – для начала обзвонить редакции газет и поговорить с представителями “Содействия”. В конце концов, у меня еще целых три недели.
– Вы разговаривали с УВК ООН? – спросил Питер Керр, глава отдела зарубежных новостей “Таймс”.
– Да, и с представителями организации “Содействие”, и с Комитетом по делам беженцев в Намбуле. Поставки продовольствия обеспечивает ООН.
– Хорошо. Джеральдина! – крикнул он через комнату. – Позвони в библиотеку, детка. И в архивы, спроси, что у них есть за последние шесть месяцев. – Он вопросительно взглянул на меня. Я кивнула. – Информация о Намбуле и Кефти за последние шесть месяцев. Статьи о беженцах. Попробуй еще под заголовками “Благотворительность”, “Саранча”.
Он просмотрел фотографии.
– Вы работаете в “Содействии”?
– Уже нет. Я подала на увольнение в Эль-Дамане, перед отъездом. Сегодня собираюсь зайти в главный офис.
– Вы понимаете, что сейчас неподходящее время для голодающих?
– Вы о чем? – спросила я. – Что значит “неподходящее время”?
– Бросьте, вы же понимаете. Сейчас главные темы – Восточная Европа, Персидский залив.
– Неужели вы думаете, что проблема решена? Это не так. Посмотрите.
Я выбрала из стопки фотографий ту, на которой Либен Али опускал Хазави в могилу.
– Это мой друг, – дрогнувшим голосом произнесла я. – Фотография сделана на прошлой неделе. У нас нет времени. Можно подумать, весь мир – кафе-мороженое, а Персидский залив – “вкус месяца”. Речь идет о жизни людей.
