Алексей Колышевский - МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе
Последние лестничные марши я преодолел очень медленно, крадучись и постоянно ожидая команды «руки вверх» или выстрела. «Пусть лучше будет выстрел, – думал я, – и все тогда успокоится, все встанет на свои места. Самый легкий способ уйти от ответственности в земной жизни. В конце концов кто его знает, так ли все на самом деле, как я представляю себе, и правда ли, что мы уходим всякий раз, чтобы вернуться в новом теле. Ведь никому не дано этого узнать, память о прошлом стирается…»
Внизу никого. Ни малейшего движения. Вот я уже возле распахнутых ворот, за которыми привычный мир и моя зеленая машина. Никто не стреляет в спину, не наваливается с криком «бросай оружие». Да и тех двух машин, на которых приехал Масионжик с автоматчиками, больше нет. Что-то случилось, пока я спускался, а что именно – мне наплевать. Я ухожу, мне надоело воевать. Я знаю, где я должен оказаться. Еще несколько недель назад я поднял бы на смех того, кто предложил бы мне такое, а сейчас все мои помыслы только об этом месте.
Сев в машину, я аккуратно вырулил на Зеленоградскую, свернул направо и поехал по направлению к центру. Спустя сорок минут, оставив машину возле «Сбарро», я входил под своды Ярославского вокзала. В магазинчике с подозрительным товаром я купил китайский спортивный костюм и тапки. Еще через час скорый фирменный поезд увез меня из Москвы в направлении Белого моря. Я ехал навстречу покою, не подозревая, что еду на свидание с большим горем.
4
Ровшан и Джумшут, извлеченные из бетонного подвала войсками генерала Пети, на вертолете были доставлены в Москву. Трупы Лоры, Масионжика и его жены, которую один из спецназовцев ударил стамеской в шею, перевезли в их подмосковный дом. Туда же доставили и убийц Брасье. На следующий день газеты, телевидение и Интернет взахлеб сообщали подробности убийства известного правозащитника и председателя Фонда в поддержку нелегальной миграции Е.С. Масионжика и его семьи, совершенного этими самыми мигрантами, которых Масионжик якобы использовал в своих личных целях и тайно встречался с ними на своей подмосковной даче, не поставив в известность даже личную охрану. Сообщалось также, что эти мигранты предположительно могут быть причастны к нашумевшему убийству семьи французского винодела (газетчики, как всегда, все переврали. Не был Брасье виноделом), а также модного фотографа Ромео Ола. На месте преступления были найдены также трупы Ровшана и Джумшута, в крови которых был обнаружин яд стрихнин. Следствие мгновенно зашло в тупик, а генерал Коваленко скоропостижно ушел в отпуск. На похоронах Масионжика он не присутствовал.
Сеченов с удивлением обнаружил, что я смог «потеряться». Все попытки генерала Пети обнаружить мое местонахождение не увенчались успехом. Тогда он вызвал к себе Кленовского и передал ему коробочку с орденом «Дружба народов» и наградной лист.
– Вот, передай ему, когда увидишь, – попросил Геру Сеченов, – парень государственное дело сделал, по заслугам ему и награда.
– Это прикол, что ли, такой? – поинтересовался Гера.
– Ну да, – ответил тот, – а что? По-моему, очень смешно.
Башкирский мед
1
Стучат железные стыки: тыдых-тыдых, тыдых-тыдых. Банально? Of course, my fucking dead darling. Но что не банально в этом мире, где нет теперь даже бога?
Серенький рассвет, наступивший по воле откинутой мною вверх купейной шторы, и пейзажики в виде перелесков, которые столбы телеграфа резали на кадры одинаковой длины, настроили меня на волну гоголевского брюзжания. Я ехал в спальном немецком вагоне, в купе, кроме меня, никого не оказалось, внезапно меня настигла немотивированная утренняя эрекция. Облаченный в верхнюю часть китайского спортивного костюма и оттянутые эрекцией трусы, я принялся с отчаянием глядеть в окно, в котором время от времени видел отражение своего лица, страшного, словно негатив фотографии Мэрла Мэнсона. Куда я? Зачем? Что найду я там, в том месте, про уклад жизни в котором я имею лишь самые примитивные представления? Примут ли меня? Неужели во всей России не осталось для меня тихого кусочка заповедной земли, где я смогу, наконец, не только видеть печально смотрящие на меня глаза Иисуса, но и слушать внутри себя его голос? Ни в чьем наставлении я более не нуждаюсь, так как нет ни одного из ныне живущих, кто принял бы участие в разрешении моей проблемы. Почему? И вновь банальность! Да потому, что моя проблема – это я сам, и раз уж мне не под силу эту проблему превозмочь, справиться с нею, то это сможет сделать только Иисус своим словом. И для того чтобы его услышать, надо найти то самое заповедное место. Каким оно будет? Лишь бы тихим.
А за окном все бежал кинолентой русский милый пейзаж, и вот оно, гоголевское, пришло…
Эх, Русь-тройка, куда ты мчишься, словно угорелая? Да полно бежать-то, остановись, посмотри вокруг… Где ты? Что с тобой, Родина моя? Раскинулась ты на одиннадцать часовых поясов, и уму непостижимо, как ты можешь, такая большая, такая разная, все еще быть. Не понять тебя умом, шагом тебя не обойти и за целую жизнь мою, от которой и осталась-то в лучшем случае половина. А где в тебе я был? Что видел? Был мало где, а то, что видел, давно позабыл. Остались в памяти только вид на Петропавловскую крепость с золотой иголкой да камчатский пейзаж: горы, солнце и Авача, местами стальная, временами фиолетовая. А ведь ты, госпожа Русь, интересная! Ты как женщина, одетая неброско, но с большим вкусом по модам девятнадцатого века в длинное, до пят, платье, под которым лишь угадываются чуть намеченные тканью прелести твои.
А сейчас мчишься ты рядом, и одно становится понятно, что едет в тебе, Русь-тройка, черт знает кто. Чичиков едет. Аферюга. Вор. Крыса. И кони твои покорно тащат на себе этого лощеного, в розовых прожилках господинчика, у которого на уме лишь желание поживиться за твой, Русь моя, счет. Давеча я слышал, как кто-то, кажется, Швыдкой, назвал Чичикова хозяйственником. Может, и так. Только отчего-то выходит, что раз хозяйственник, то уж непременно и вор.
Несется он по твоим просторам, вертит головой, а в голове мыслишки разные, и все насчет денег-с. Вот и я когда-то пробовал стать таким Чичиковым. Не вышло. Не мое призвание пухнуть на ценных бумагах, заплывая нездоровым белым жиром. Всякого рода жульничество ограничивает свободу, и это только кажется, что деньги, которые оно приносит, эту свободу дают. Тот же Чичиков, сдается мне, очко имел никак не железное и побаивался в случае чего очутиться на четырех метрах казенной площади. Он боялся, да и я боюсь. Зачем нужны деньги, если ставить целью жизни своей их зарабатывание любой ценой? Моей позицией всегда было «хапнул и отвалил», а иначе и впрямь определят тебя на казенные щи, а они, я слышал, не больно густы.
Быть может, и надо было остаться в Москве, дождаться звонка от Кленовского, всего такого официального и слащавого холуя, получить от него приглашение к Сеченову, а от того благодарность. Быть может, так именно и стоило поступить, будь я полный мудак. А я, при всей своей самокритичности, полным мудаком себя назвать никак не могу. Я понимал, что после того, что я натворил, мне нужно залечь на дно и ни с кем не контактировать. Конечно же, это Сеченов обеспечил мне беспрепятственный выход из больнички – это ясно как капля росы. Но это значит, что он следил за мной, следил за каждым моим шагом. Он хотел использовать меня, и он меня использовал. Наверное, он на тот момент не решил, что со мной делать. Очень похоже, иначе он не отпустил бы меня. Или всему виной элемент случайности, который также нельзя исключить? Огласки с моей стороны ему нечего было опасаться. Сейчас повсюду можно найти уйму фактов из жизни таких, как генерал Петя, и факты эти в состоянии ужаснуть любого индивида, не знающего, кто же правит Русью-тройкой. А знают об этом все, кроме уж самых дремучих мудозвонов, поэтому на факты из жизни всех этих Чичиковых, Сеченовых, Масионжиков и прочих уже и внимания не обращают. Привыкли. Они говорят, что они элита и у них своя жизнь, свой угар от быстрой езды на тройке с бубенцами, но в случае чего Русь-тройка и задавить может насмерть. Поэтому «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Я решил не испытывать судьбу и, придя к выводу, что мне должно относиться к своему беспрепятственному отъезду из Москвы как к милости генерала Пети, подался куда подальше на поезде Москва—Архангельск. Меня бессознательно влекло на Север.
О! Это «особенная особенность» всей моей жизни. Я подметил ее, когда мне стукнула четверть. Можно пытаться двигать каменные стены, за которыми жизнь, для тебя не предназначенная, а можно ловить восходящие потоки теплого воздуха и передвигаться за счет их силы. Все по-настоящему значимые поступки в своей жизни я совершил под влиянием бессознательного влечения. Что за сила ведет меня? Быть может, все предопределено заранее и мне суждено было, на роду было написано сесть в этот поезд и встретить в нем… Не стану забегать вперед. До этой встречи остались мгновения.
