Юлия Франк - На реках вавилонских

— Ваше имя назвала мне некая фрау Яблоновска. К несчастью, ее брат уже умер, и, похоже, она больше не нуждается в нашей помощи. — Голос его стал еще тише, чем был. Краснота с его лица сошла. Я испуганно опустила папку обратно в портфель. Его фигура втиснулась в дверной проем, заполнив его целиком, и, поскольку нас разделял стол, я не могла определить, держит ли он еще тот предмет, — так же, как и он, надеялась я, не мог разглядеть у меня в руках свою папку. Глаза его сверкали. — Тут уж мы мало чем можем помочь. Теперь мы хотим помочь вам. — Он медленно выжимал из себя слово за словом, и мне показалось, что в его голосе я слышу угрозу.

— Я совсем не слышала, как вы подошли, — пробормотала я и поднялась.

— Теперь мы хотим помочь вам, — повторил он с нажимом. Он смотрел на меня сверху вниз с неприязненным и язвительным выражением.

— Что это будет за помощь? В чем?

Я сомневалась в том, что этот человек по праву носит свое звание. Вероятно, этого "доктора" он выклянчил себе, словно купленный дворянский титул, как добавление к фамилии, целью которого было скорее произвести эффект, нежели раскрыть сущность своего обладателя. Он сделал шаг ко мне, а я невольно отступила на шаг назад.

— Фройляйн Зенф, мы знаем, в какой ужасной и непривычной ситуации живете вы здесь с вашими детьми. Предположительно вы воспринимаете свое окружение как недостойное вас, а может быть, и как нечто бесперспективное.

— Ничего подобного. Оно, правда, непривычное, но вовсе не ужасное и не недостойное. — Я скрестила на груди руки и ощутила спиной подоконник, дальше отступать мне было некуда. — Так или иначе, это было мое собственное решение — приехать сюда. А чего вы от меня хотите?

— Не бойтесь, фройляйн Зенф. Садитесь, пожалуйста. Ваша недоверчивость не может быть поставлена вам в вину. После всего, что вы пережили. — Его улыбка и тихий голос приводили меня в бешенство.

— Что я пережила? Не становитесь наглым, господин Роте.

— Доктор Роте, прошу не забывать: доктор. А уж наглым быть я никак не собирался, фройляйн Зенф. — Он выговаривал слово "фройляйн" точно пароль или кличку, возможно, в документах госбезопасности мне присвоили кодовое имя "Фройляйн". Дышать было тяжело, я набрала в легкие слишком много воздуха и уже не знала, куда мне его девать. — Совсем наоборот, мы хотим вам помочь. — Он медленно, с наслаждением договорил до конца эту фразу.

Какую-то секунду я адлила, собираясь сказать ему, что меня он тоже может называть доктором. Но то, что он настаивал на этом звании, делало его в моих глазах смешным. Со своими седыми волосами и шляпой, которой он то и дело проводил по коленям, с застывшей улыбкой на лице, открытой и в то же время церемонной, он выглядел как ребенок в костюме старика. Не стану я противопоставлять мое звание его званию. Не хочу продлевать эту беседу ни на единое слово.

— У меня есть чек для вас, на хорошую сумму. — Он шевелил руками, и я пыталась понять, держит ли он еще тот острый предмет. Возможно, он положил его где-то в туалете или держал наготове в кармане пиджака. — И подумайте о том, что мы хотим помочь вам найти квартиру и обставить ее. Да, мы хотим вам помочь вновь встать на ноги. Позвольте вас спросить: кто вы по профессии?

— Никто. Слышите, я не работаю.

— Вот видите. — Его маленькие светлые глазки вспыхнули торжеством. "Химик, значилось у его в документах, — до апреля 1976-го работала в Академии наук, заявление на выезд, после этого, как человек без квалификации, работала на кладбище". — Наверно, и в этом мы можем вам помочь. Ну садитесь же, наконец.

— Я не хочу вашей помощи, разве я неясно выразилась?

— Только не волнуйтесь, фройляйн Зенф, подумайте о ваших детях и о том, какие платья вы носите, что вы едите, какой адрес называете, когда вас спрашивают, где вы живете. Я охотно верю, что вы с любовью и с чистой совестью выполняете ваш материнский долг. — Он сделал еще шаг ко мне, а я скользнула в сторону, чувствуя за спиной подоконник. — А вы не думаете, что ваши дети испытывают унижение оттого, что им приходится возвращаться домой через шлагбаум и так же выходить на улицу?

— Хватит говорить о моих детях. Мои дети вас не касаются! — Мой собственный крик отдавался у меня ушах. Однако этот человек никак не реагировал. Я тихо сказала: — Что вы можете знать об унижении? — И сделала шаг вперед, чтобы в изнеможении опуститься на стул.

— Фройляйн Зенф, Рождество уже на пороге. Способны вы себе представить, что, возможно, уже ближайший семейный праздник будете справлять под своей крышей?

— Спасибо, нет. Вы не хотели бы сейчас уйти? У меня много дел. — На столе передо мной лежала книга. Мне казалось, будто я положила ее там вечность назад. Я открыла ее и сделала вид, что, как только он уйдет, продолжу чтение.

— Не всем людям это легко дается — принимать помощь. Ваше противодействие этому, фройляйн Зенф, и ваша проявляемая таким образом гордость, — все это может иметь свои причины, и все же я опасаюсь, фройляйн Зенф, что таким образом вы ваше положение не улучшите. — Он медленно расхаживал позади меня. — Мы вам желаем добра. — Вдруг он выкинул вперед руку, и я в испуге отшатнулась. Однако он еще ближе подвинул ко мне коробку с конфетами: — Не хотите попробовать?

Я покачала головой. Своими длинными пальцами он ловко выхватил одну конфету и положил ее на язык, где она какую-то долю секунды лежала, а потом с чавкающим звуком скрылась у него во рту. Не выпуская меня из виду, он медленно и смачно жевал. Нам говорили, что стена и привратник нужны для нашей безопасности, тем не менее ходили слухи о похищениях. Но как бы он мог вытащить меня, оглушенную, из квартиры, пронести вниз по лестнице и мимо привратника? Как бы невзначай он присел на край стола и сунул мне под нос коробку с конфетами. Золото оберток слепило глаза. Горьковато-сладкий запах душил меня.

— Подумайте, может, вы пожелаете на нас работать. Мы сможем достичь взаимопонимания, вы и я, — сказал он и улыбнулся. Возможно, это ирония заставляла его так улыбаться. Он взял из коробки вторую конфету, положил ее на язык и не спускал с меня глаз.

— Я не жертва, господин доктор Роте. Сколько бы вам ни хотелось поскорее сбыть вашу доброту, помощь и чек.

— Вы ошибаетесь, дело здесь не во мне. Не стройте из себя дурочку. Мы хотим вам помочь, фройляйн Зенф. Возможно, после всего, что вы пережили, трудно понять, насколько хорошо к вам относится тот или иной человек.

— Что вы сказали?

— Вы не верите своим ушам, но мы вам желаем добра. Вы очень тяжелый и, если мне будет позволено сказать, даже вызывающий сострадание случай. Одинокая женщина с двумя детьми, без квартиры и без работы. Вы молоды, так что перспективы еще есть, Зенф. — Он слегка повысил голос, словно по опыту знал, что, повышая голос, можно придать сказанному убедительность и драматизм. — Вы интересный случай для нас. Ваш статус беженца…

— И это тоже вас не касается.

Я пыталась расшифровать знаки в моей книжке: раскалить добела, читала я, довести до белого каления, подумала я и расставила по порядку буквы, не для автора, для себя, ни один волос не упадет с вашей головы, я вышла из пекла, не для того, чтобы попасть к нему в лапы, но на самом деле я еще не вышла, подумала я, и если бы не открытая улыбка у него на лице, стоическая, словно у идиота, я бы давно вцепилась ему в горло и выдрала бы его короткие седые волосы, мне захотелось ему сказать: лучше вам поискать себе другой "случай", я вам не подхожу. Тут он опять заговорил:

— Мы вас выбрали, мы вас нашли, Зенф, пусть вы даже не очень приветливо меня встретили. Все равно вы наш человек. — Он положил руку мне на плечо и сжал его, словно решил меня больше не выпускать.

Нет, хотела я сказать, но сколько ни старалась, лишь губы мои складывали слова, а голос отказывал.

— Я знаю о вас больше, чем вы думаете. — Кончиками пальцев он давил на мою лопатку и ключицу. Я слышала, как он сглатывает слюну, видела полуоткрытый рот и ощущала, как его большой палец трет мою ключицу. Брюки у него были отглажены. Я только сейчас заметила, что молния у него на штанах открыта. По-видимому, в туалете он забыл ее застегнуть.

Пока я таращилась на его брюки, я думала о слове "фройляйн", о шприце и о его желании мне помочь.

— Пойдемте со мной. — Кончики его пальцев давили мне на лопатку и ключицу. — Пойдемте.

Раздался звонок. Я вскочила и бросилась к двери. Там стояла фрау Яблоновска с каким-то незнакомым мужчиной.

Может, они пришли к нему на помошь? Ни секунды не медля, я протиснулась мимо них и побежала вниз по лестнице. Я слышала, как она что-то сказала, и будто для того, чтобы не забыть ее слова, я снова и снова повторяла их про себя. Когда я внизу бежала по открытой площадке между домами, то шептала "я хотела…", а продолжение фразы я забыла.

Я бесцельно бродила между домами и натыкалась на стену, которая окружала лагерь. Возвращалась, шла между двумя другими блоками по направлению к стене и снова поворачивала обратно. К будке привратника я ни за что подходить не хотела. Там было бы слишком легко меня поймать. Куда бы меня не приводили мои ноги, я снова и снова оказывалась в тупике, где не было жилого дома, была стена. Над домами нависла плотная пелена туч. Уже упало несколько капель, тяжелых и крупных. Все двери в доме "П" были заперты. Я задумалась: вдруг сегодня выходной, возможно, праздник, о котором я еще не знаю. Но тогда бы мои дети не были в школе. Мои дети. Дождь припустил, и я побежала обратно к нашему блоку.