Макс Фрай - Книга русских инородных сказок
Успеть было важно, очень важно, но искусственно ускорять процесс не хотелось, и без того мешали. Медведев сопел и в совершенстве владел ритмом. Алевтина стонала и разглядывала активно раскачивающуюся стену. «О! — невольно думалось ей. — О! О! О!» Если мы успеем, остальное не будет иметь значения, знала она. Правда, «остального», видимо, уже не будет, но какая разница? Если мы успеем, то никакой. Самолет наконец-то разродился и выпустил толстый беременный зародыш. Зародыш, кувыркаясь в воздухе, полетел точно на дом Алевтины и Медведева, приближаясь к нему с каждым следующим «о!». Если бы кто-то видел всю эту сцену целиком, ему бы показалось, что Алевтина командует бомбой. «О! — командовала Алевтина. — О! О!» Бомба упала точно внутрь дома, и он осыпался, как елочная игрушка. Алевтина, уже вся захваченная своим вихрем, отдаленным уголком сознания заметила, что стены куда-то пропали, а вместо белого потолка образовалось голубое небо. ООООО!!! — сообщила Алевтина этому небу, ибо ничего более вразумительного на тот момент не могла сказать. ООООО!!! УУУУУП! ООООО!!!
В ней жила и все больше натягивалась тонкая струна, не дотянуть которую было невозможно. В какой-то момент «о» окончательно превратилось в «у», а «у» — в «а». Остатки дома шатались, как больной зуб, и стремительно летели вниз, вниз, вниз. Аааааааа — открытым звуком пела Алевтина, раскачиваясь в грохоте оседающих кусков стен и стекол. Аааааа, аааааа, ааааааааа, иии-ииЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙ!!! На последнем «и» струна дотянулась до своего предела и лопнула, торжествующе звеня. Алевтина выгнулась электрической дугой и рухнула на кровать рядом с тяжело дышащим Медведевым. «Успели», — подумала она с неимоверным облегчением, расслабленно ожидая последнего взрыва и удивляясь наступившей тишине.
Самолеты сделали прощальный, холостой, круг над городом и улетели по своим самолетным делам. Стихло. Мирно дымились развалины, в развалинах цвели ромашки. Посреди завалов абсолютно безлюдного двора стояла кровать, осыпанная кирпичной крошкой и стеклом, а на кровати, похрапывая, спал Медведев. Алевтина устало гладила его волосатое плечо и благодарно всхлипывала. Она думала о том, что лучшего любовника у нее не было никогда в жизни.
Репка
— Моя жизнь — что хочу, то и делаю! — сказала Диана Ы., выбрасываясь из окна.
— Моя жена — где хочу, там и ловлю! — сказал из-под окна Ы., муж Дианы, и поймал жену на руки.
— Мой самосвал, куда хочу — туда и еду! — сказал завистливый водитель самосвала Эдик Я., направляя самосвал через цветущий газон на стоящую под окном парочку.
— Мои цветы, никому не дам портить! — сказала вредная старуха Воскресения Мамаевна, истошно визжа и отталкивая самосвал с газона.
«Моя спичка, куда хочу, туда и кидаю!» — подумал мальчик Вова, запихивая горящую спичку самосвалу в бензобак.
— Мой шланг, что хочу, то и поливаю! — провозгласил дворник дядя Н., обращая сильную водяную струю в сторону Вовочки, его спички, Эдика Я., его самосвала, Воскресении Мамаевны, ее газона, Ы., его Дианы и Дианы Ы.
— Мой слон, куда хочет, туда и ходит, — объявил дрессировщик слона Георгия Гренкин У., не пытаясь отвлечь Георгия от охоты за шипящим шлангом.
— Моя гиппопотамь, где хочет, там и гадит, — утвердил пенсионер Гайкин Д., не мешая своему домашнему гиппопотаму Надежде справлять свои естественные надобности прямо на голову слону.
— Мой сумасшедший дом, где хочу, там и выгуливаю! — сообщил доктор Ф., выводя на прогулку группу страдающих агрессивным психозом, которые немедленно открыли охоту на гиппопотама Надежду.
— Моя шкура, как умею, так и спасаю! — трусливо пробормотала Надежда, подобралась и взмыла над бушующим страстями двором.
— Моя белая горячка, что хочу, то и вижу! — гордо заявил хронический алкоголик Изя Го-й в ответ на просьбу пытающегося записывать его видения практиканта Феди бредить почетче.
Федя почесал в затылке. Он дошел только до слона (как его там звали? Акакий?) и смутно помнил, что впереди его еще ожидает, как минимум, один дворник и один летающий бегемот. Кстати, бегемота тоже как-то, кажется, звали. Вера? Люба? Маша?
— Мужик, будь другом, повтори про бегемота, меня профессор убьет, он дословно просил!!! — взмолился Федя.
— Повторить? — возмутился горячечный Изя Го-й, но увидел расстроенное лицо Феди и смягчился. — Ну ладно, повторю. Только ты пиши быстрей, у меня уже голос садится.
Федя благодарно кивнул и занес ручку над бумагой. Изя Го-й откинул голову назад, прикрыл глаза и задумался. За окном, пошловато хихикая, неловко парила гиппопотам Надежда, пытаясь привлечь к себе внимание, но практикант и пациент были заняты, поэтому Надежда прекратила свои попытки завязать знакомство именно здесь и посмотрела вниз. О! — сказала она сама себе.
Внизу, тоскливо глядя на растоптанный газон, в полном одиночестве сидел Георгий и жевал шланг. Все почему-то разошлись: Диану Ы. любящий Ы. унес на руках домой, водитель самосвала Эдик Я., утратив цель, куда-то отрулил вместе с самосвалом, Воскресения Мамаевна пошла смотреть программу «Вам, садоводы», мальчика Вову зазвали обедать. В явные тартарары провалились дворник дядя Н. и пенсионер Гайкин Д., заснул под кустом дрессировщик Георгия Гренкин У. Георгию было грустно. Так весело все начиналось, а теперь…
Георгий еще не видел, что над ним, радостно размахивая толстыми лапами, парит Надежда.
СКАЗКИ ПО ФРЕЙДУ
Адам
Адам Снегуревич давно знал, что его жизнь в опасности. В какой-то момент его точно обнаружат и догонят, и тогда — все. Адам напряженно следил за происходящим в мире, пытаясь понять тенденцию. Несколько лет все было тихо, потом началось.
Сначала случилось то землетрясение в Южной Америке. «Промахнулись континентом», — понял Адам и насторожился. Затем по телевизору сообщили, что в Турции — государственный переворот и масса жертв, в том числе дети. «Никого из-за меня не жалеют», — огорчился, но и возгордился Снегуревич. Турция далеко, лупят наугад, видимо. Должно пронести. Но страшное наводнение в соседней с Адамовой стране встревожило его не на шутку. Он понял, что охота идет всерьез.
Когда в городе, граничащем с родным городом Снегуревича, случилась крупная авиакатастрофа, Адам перестал выезжать за пределы своего района. Это не помогло: всего за час до его визита в ближайший универмаг на соседней улице упала крупная сосулька. Он долго не высовывал нос за пределы подъезда, но жизнь взяла свое: пришлось пойти за хлебом. Через пять минут после того, как он вышел на улицу с батоном, в двери булочной случайно въехал грузовик. Адам переждал панику, вернулся в булочную, приобрел сорок килограмм сухарей и перестал выходить из дома.
Через неделю, когда Адам был в своей спальне, над его же кухней упал потолок (позже выяснилось, что это подрались соседи сверху). Снегуревич перетащил сухари в спальню и забаррикадировал дверь.
Сидеть в спальне оказалось безопасным, но очень тоскливым занятием. Потолок висел, как приклеенный, стены не шатались, ни одна собака не звонила и не стучала. Тишина. Скука. И ладно бы только скука, но еще и страх. Адам боялся, постоянно боялся. «Догонят», — шумело у него в ушах на разные лады. Догонят, догонят, догонят. Уже почти догнали, тот грузовик — на пять минут ошиблись, а потолок над кухней, да он вполне мог там находиться в тот момент. Догонят, как пить дать догонят. Бессмысленное существование такие пряталки, если подумать, но как-то унизительно было думать, что — вот, догнали. Надо сопротивляться. Надо не дать себя догнать. Адам думал. Больше ему делать все равно было нечего.
В какой-то момент его осенило. Чтобы не догнали, надо уйти — самому. Он должен вырваться отсюда раньше, чем его выставят. Он должен их опередить.
Снегуревич подошел к окну и распахнул его. Девятый этаж. С гарантией. Он легко взобрался на подоконник, без огорчения оглядел свою заставленную коробками с сухарями спальню, вдохнул свежий холодный воздух и громко сказал: «Ку-ку!». Потом показал неизвестно кому длинный нос и шагнул вниз.
Его резко перевернуло в воздухе и повлекло. Лететь пришлось всего ничего, мостовая приближалась с дикой скоростью. В последнюю секунду падения до Адама дошло, что его все-таки догнали.
Курочка Ряба
Курочка Ряба клевала крошки и перебирала старые обиды. Дед бил-бил — не убил… Баба била-била — не убила… В Курочкиной голове не умещалось больше одной мысли сразу, посему мысли сменяли одна другую, но были похожи, как облака в небе. Внучка била-била — не убила… Жучка била-била — не убила…
— Привет, подкурятник! — радостно проорал пробегавший мимо Серенький Козлик в спортивных трусах. — Еще скворчишь?
Курочка отвлеклась от своих грустных дум («кошка била-била, не убила») и подняла голову.
— Привет, старый козел, — без выражения сказала она.
