Сантьяго Гамбоа - Проигрыш — дело техники
— Хорошо, поверю, — согласился Силанпа, — но думаю, вам все равно было кое-что известно от Элиодоро Тифлиса.
Сусан вздрогнула и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых сначала угадывалась злоба, сменившаяся затем выражением, больше похожим на мольбу.
— Вы, наверное, шутите?
— Не понимаю вас, Сусан.
— Не можете же вы думать всерьез, что я поддерживаю отношения с этим типом.
Силанпа выдержал паузу.
— Могу.
— И какие у вас для этого основания, если…
— Вы прекрасно знаете какие. Я профессиональный журналист, а значит, умею добывать информацию.
— Ну хорошо. И все же я настаиваю, что никоим образом не причастна к инциденту с вашим автомобилем.
— Вообще-то это уже не имеет значения. Я веду расследование, и мне нужны результаты.
— Труп на Сисге?
— Да. И землевладение Перейры Антунеса.
Сусан знаком попросила его обождать, вышла из парной, ополоснулась под душем и вернулась.
— Расскажите сначала о том, что уже знаете, — возобновила она разговор.
— Пока что немногое.
— Рассказывайте, я слушаю.
Силанпа отер полотенцем мокрое от пота лицо.
— Знаю, что вы любовница Тифлиса. Знаю, что Перейра Антунес подарил Тифлису землю, на которой расположен ваш клуб. Знаю, что неопознанный труп, посаженный на кол, и есть Перейра Антунес.
— Но вы уже знаете все. Чего вам не хватает?
— Кто убил Перейру Антунеса. Кто убил Ослера Эступиньяна, чтобы использовать его тело. Кто еще желает погреть руки на сделке с земельным участком, где мы с вами сейчас находимся.
— Скажите, вы занимаетесь этим, чтобы написать несколько газетных строчек?
— Я просто собираю информацию.
— Ищете славы, признания?
— Делаю свое дело, а взамен обретаю душевное равновесие.
— А почему вы уверены, что, продолжая это расследование, в итоге обретете душевное равновесие?
— Очень просто: когда я его начал, совсем потерял сон, а это меня раздражает.
— Для меня всегда оставалось загадкой, что движет тем и, кто берет на себя труд разбираться в чужих делах, — сказала Сусан. — Правдоискательство — неблагодарное занятие, сеньор Силанпа. Можно нарваться на неприятности.
— Знаете, мотор моего «Рено-6» напоминал вспоротое брюхо тряпичной куклы. Мой дом перевернули вверх дном и по сути лишили меня крыши над головой. Полагаете, я должен считать, что это не мое дело?
— Вас никто не просил вмешиваться.
— Зло притягивает, как магнит, засасывает пуще трясины. Добро, напротив, так и норовит ускользнуть.
— Так вы приехали сюда пофилософствовать? Вижу, турецкая парная идет вам на пользу.
— Я приехал поговорить с вами, потому что вам грозит опасность. Лучше расскажите мне все, что знаете, тогда я смогу помочь вам.
Они перешли в комнату отдыха. Сусан задумчиво молчала. Завернувшись в полотенце по пояс, она подошла к окну, из которого было видно шоссе. Дождь перестал, в просветах между тучами голубело небо. Внезапно у нее на глазах ворота распахнулись от удара и один за другим на территорию клуба ворвались два джипа «трупер».
— Они здесь! — крикнула Сусан. — Бежим!
Оба бросились к лестнице, ведущей в гараж. Силанпа узнал короткий коридор и дверь в административное помещение. Сусан вбежала внутрь, скользя на мокрых ногах, рывком выдвинула ящик стола и схватила связку ключей и револьвер.
Снаружи доносились крики. Один голос принадлежал Рунчо, другой — протестующему охраннику. Сусан сунула оружие в руки Силанпе.
— Возьмите, вы, вероятно, знаете, как им пользоваться!
Едва прикрытые полотенцами, они сели в голубой «мицубиси». Сусан надавила на газ и машина рванула с места, визжа покрышками.
— Поедем через задний двор!
Сусан повела «мицубиси» по дороге, ведущей на холм. Силанпа с заднего сиденья наблюдал за тем, что происходит у них за спиной. Поначалу все было спокойно, но вот из-за пригорков, поросших кустиками и зеленой травкой, появились два «трупера». Они преследовали «мицубиси».
— Нас засекли, — сообщил Силанпа.
— Держитесь крепче! Я здесь каждую кочку знаю. Им нас не догнать.
— Что мне делать, если они приблизятся?
— А на кой черт, по-вашему, я дала вам пистолет?
Силанпа ни разу в жизни не стрелял из оружия и недоуменно посмотрел на револьвер у себя в руке, будто это какое-то экзотическое насекомое.
— Прибавьте скорости, Сусан!
Внезапно заднее стекло покрылось паутиной трещин. Еще две пули с глухим стуком ударились в кузов.
— Стреляйте по ним, у меня не получается разогнаться вверх по склону!
Силанпа обхватил рукоятку револьвера пальцами обеих рук, высунулся через боковое окно и нажал на спуск, направив ствол на один из джипов. Его ослепило вспышкой выстрела. Открыв глаза он увидел, что ничего не изменилось, оба «трупера» продолжали мчаться за ними, сократив расстояние метров до сорока. Силанпа опять нажал на спуск.
— Стреляйте по моторам и колесам! Не подпускайте их, надо дотянуть до вершины холма!
— А что потом?
— Там сразу начинается обрыв, его не видно с этой стороны. Они не успеют затормозить!
Силанпа вдруг почувствовал себя очень беззащитным. Полотенце свалилось на пол, и он остался совершенно голый.
— Приготовьтесь, подъезжаем!
«Труперы» приближались, и Силанпа снова выстрелил. Ветровое стекло одного из них рассыпалось на тысячу мелких осколков.
— Внимание! Держитесь крепче!
Сусан резко крутанула руль вправо, «мицубиси» накренился и на двух колесах покатился по крутой дуге. Окаменев от ужаса, Силанпа вытаращенными глазами уставился на край обрыва в двух сантиметрах от окошка, потом потерял дыхание и чуть не прикусил язык, когда машина подпрыгнула на травянистой кочке и секунду спустя снова рухнула на колеса. Сзади послышался грохот. Силанпа осмелился выглянуть через разбитое окно: передний джип пытался тормозить, но задний врезался в него, и оба свалились с обрыва.
Сусан развернула машину, они промчалась по вершине холма, обогнули озеро и по узкому проселку, заросшему по краям тростником, выехали на шоссе.
— Нам повезло, — заметил Силанпа. Голос у него дрожал. — Куда теперь?
— В Боготу. Надо переждать в какой-нибудь норе. И раздобыть одежду. Не забывайте, что закон запрещает появляться нагишом в общественных местах.
— У нас есть полотенца. Так вы расскажете мне?
— Сначала выкарабкаемся из этой переделки, а там посмотрим.
Сусан остановилась у телефона-автомата в пригороде Боготы. Силанпа сначала думал позвонить Монике, но все же набрал номер Эступиньяна.
— Одежду для вас и комплект женской?! С большим удовольствием, только… Почему вы никогда не берете меня на такие операции? Вы, хефе, после этого настоящий засранец, все самое лучшее оставляете для себя!
— Через полчаса, Эступиньян. Мы на вас рассчитываем.
— А что за телка?
— Скоро увидите и, думаю, очень удивитесь.
Он вернулся в машину. Сусан обессиленно поникла за рулем. Впервые Силанпа увидел у нее на лице отчаяние и страх перед грядущей неизвестностью.
— Мой друг будет ждать нас на парковочной стоянке торгового центра «Гранаоррар» с нашей одеждой. Успокойтесь же! Все самое страшное позади.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — сказала Сусан.
— Какой?
— Почему вы это делаете?
— Отвечу, когда сам пойму. А сейчас поехали.
14
Тягостное воспоминание о молодом оборванце с головой, расквашенной в гоголь-моголь, окончательно вывело меня из строя. По содержанию и характеру моего выступления вы, наверное, уже догадались, что я человек чувствительный, из тех, кто воспринимает действительность прежде всего сердцем, хотя это выглядит, как слабость. Но поймите, никому, ни при каких обстоятельствах, даже если он имеет дело с преступным миром и носит оружие, не дано забыть о существовании этого органа своего организма, такого важного, по утверждению философов, и простите, что откровенничаю с вами. Впрочем, я опять отвлекся. Мы прервались на том, что я, человек чувствительный, наделенный, без лишней скромности, отзывчивой душой, испытал второй раз в своей жизни, как мой желудок будто заперся изнутри. Стоило мне поднести ко рту вилку с ломтиком картошки по-креольски или свинины, стоило нацелиться пальцем в молочный десерт, как передо мной тут же возникал жуткий образ несчастного правонарушителя. Поначалу я скрывал от окружающих постигшую меня маленькую трагедию, поскольку не привык плакаться в жилетку при первых же трудностях, но по прошествии четырех дней без крошки сдобы во рту встревожился не на шутку. И я не единственный, кто испытал душевное потрясение, поскольку всегда заторможенный Монтесума, у которого сердце тоже оказалось не каменное, превратился в великого любителя поговорить и совершенно перестал заикаться. Тогда я поговорил наедине с сержантом Чумпитасом и поведал ему о том, что со мной происходит. Он обещал записать меня на прием к врачу нашего полицейского участка. Короче, через неделю, увидев, что улучшение не наступает, меня положили в военный госпиталь, утыкали мою руку трубками, по которым в организм подавался питательный раствор, и каждый день со мной беседовала сеньора по имени Карменсита, по специальности психолог — да-да, сеньоры, вы не ослышались, психолог! Если говорить откровенно, то на вашего покорного слугу Карменсита произвела впечатление слишком юной особы, чтобы заниматься лечением зрелого мужчины с богатым жизненным опытом. По ее просьбе я рассказал о том, что со мной случилось и, на мой непросвещенный взгляд, явилось причиной закупорки пищеварительных органов. Карменсита подтвердила, что у меня наступил шок вследствие психического потрясения. Я, конечно, скрыл этот довольно постыдный диагноз от товарищей, которые приходили меня навещать, сказав им, что страдаю от пищевого отравления, но правда в том, что шло время, и ничего не менялось. Тарелочки с кашкой и овощным супом, которыми кормили в больнице, остывали подле моей кровати, и однажды на меня произвело удручающее впечатление слово, произнесенное лечащим врачом: «Ну, как спалось моему дорогому анорексику?». Как-как, кто я такой? Но врач объяснил, что так называют тех, кто не может есть, и я в тот миг подумал, что жизнь штука и впрямь непредсказуемая. Но даже узнав всю правду, я не испытал никаких перемен и продолжал лежать в одиночестве в своей палате, опутанный проводами не хуже компьютеров у нас в участке, не имея сил подняться с постели, даже чтобы сходить в туалет, извиняюсь за такую интимную подробность.
