Уильям Бойд - Броненосец
— Что в тебе самое замечательное, — говорил Алан, — и что делает тебя моей любимой «морской свинкой», — это твое «состояние D», оно занимает около сорока процентов сна с БДГ.
— Меня это должно беспокоить?
— Не знаю. Но это означает, что у тебя больше шансов видеть прозрачные сновидения, чем в среднем у большинства людей.
— Благодарю.
— Мне кажется, в этом — еще одна причина того, что ты мало спишь. Такого человека, как ты, сон слишком возбуждает, чересчур изматывает.
Книга преображения
Снег пошел нежданно-негаданно: люди словоохотливо изумлялись в магазинах и автобусных очередях, сетовали, что оделись совсем не по погоде, и поносили на чем свет стоит синоптиков, опозоривших себя неточными предсказаниями. Порывистый восточный ветер внезапно переменил направление и задул с севера; теперь новые воздушные течения мчались к Европе от заснеженных фьордов Скандинавии, с Балтийского моря, с ледяных отрогов арктического шельфа. К тому времени, когда Лоример добрался до Чок-Фарм, на тротуаре лежал уже дюймовый слой снега, а дороги превратились в марципановое месиво, исполосованное следами автомобильных шин. Снежинки — крупные, как полистироловые монетки, — с ленивой непрерывностью сыпались с низкого, серно-серого неба.
Являя яркий контраст сегодняшнему дню, выбранный Флавией ресторан, «Соле-ди-Наполи» (неаполитанского происхождения, что неудивительно), был расцвечен розовыми и ярко-желтыми красками, наполнен образами и символами солнечного юга: вазы с сухими цветами, снопы колосьев, выглядывающие из-за зеркальных рам, плохо исполненная фреска на стене над печью для пиццы, изображающая ультрамариновый Неаполитанский залив с дымящимся Везувием, а прямо над баром — целая полка, заваленная соломенными шляпками. На каждом столике стояла маленькая колючая агава в горшочке, а официанты были одеты в синие футболки с золотым лучистым солнышком слева на груди.
Лоример потопал ногами, чтобы стряхнуть снег с обуви, смахнул снежинки с волос, и его провели к столику. Может, клиентам тут надо было бы выдавать солнцезащитные очки для поддержания настроения, подумал он — и заказал, несмотря на погоду, летнюю «кампари»-соду (помнится, любимый напиток старшего брата Слободана). Конечно, пришел он до абсурдного рано, а Флавия к тому же опоздала минут на двадцать. Лоример сидел и терпеливо ждал, ум его пребывал в нейтральном бездействии; он наблюдал, как за окном падают и падают снежинки, и вслед за первой порцией «кампари»-соды последовала вторая. Он отказывался размышлять, почему Флавия пригласила его, — просто принимал этот факт как благодать, как невероятное везение, — и тщетно пытался отогнать от себя образы из сегодняшнего прозрачного сновидения. Деваться просто некуда, осознавал он с возраставшим удовольствием: тут он вляпался по уши, пиши пропало. То, что она замужем, что существует в ее жизни какой-то муж — грубиян и мужлан, — совершенно ничего не меняет. И столь же не важно, осознал он, испытав легкий укол совести, и то, что у него вот уже почти четыре года прочная связь со Стеллой Булл… Нет, сейчас не время рассуждать о морали, сказал он себе, такие минуты должны принадлежать по-идиотски радужным мечтам, сладким предсказаньям, грезам столь необузданным, столь невозможным, что…
В ресторан вошла Флавия Малинверно.
Официанты бросились к ней с возгласами: «Bellissima!», «Flavia, mia cara!», «La piu bella del mondo!»[21] и так далее: здесь явно все ее знали. Менеджер снял с нее пальто и с поклонами, точно придворный елизаветинской эпохи, повел к столику, за которым сидел Лоример. Его сфинктер плотно сжался, легочную систему поразил астматический спазм, а клетки мозга как будто нейтрализовал какой-то мощный вирус слабоумия. Волосы Флавии вновь изменили цвет — теперь они отливали красноватой умброй, сквозь которую просвечивало темное золото, и блестели, переливаясь солнечными оттенками «Соле-ди-Наполи», так что глаза невольно моргали. Губы были темнее, уже не такие красные. Он даже не сразу заметил, во что она одета: замша, шарф, просторный рубчатый свитер.
Она проигнорировала его протянутую дрожащую руку и быстро проскользнула за стол.
— Ты, я вижу, снег с собой принес.
— М-н-в-х-н-г?
— Снег, дорогой. Белая фигня, которая падает с неба. Снег из Пимлико. Сегодня утром здесь было тихо и солнечно.
— A-a…
— He видел там снаружи машину? Шампанского, пожалуйста, una bottiglia, Джанфранко, grazie mille[22]. Похоже, кто-то ее поджег. Почти произведение искусства.
— Это моя машина.
Флавия замерла и посмотрела на него, склонив голову набок, сузив глаза и нахмурившись. Лоример почувствовал, как к горлу подкатывает какой-то глупый жеребячий смех, и с трудом трансформировал его в приступ кашля.
— Успокойся, — сказала Флавия. — Выпей воды. Так что случилось?
Лоример глотнул воды; может, остатки выплеснуть себе на голову, чтобы довершить картину полнейшей задницы? Он тихонько постучал себя по груди и попытался успокоиться.
— Кто-то поджег ее. Газовой горелкой. Краска облезла, но все остальное в исправности.
— Не возражаешь, если я закурю? А зачем кому-то понадобилось это делать?
— Не возражаю. Профессиональный риск, — пояснил он, а потом поправился: — Возможно, вандализм.
— Опасная у тебя работа, — заметила Флавия, сделала затяжку и потушила сигарету. Шампанское уже принесли, и теперь официант наполнял два бокала. — Твое здоровье, Лоример Блэк, — есть что отметить.
— И что же это?
— Буду сниматься в кино, — протяжно проговорила-пропела она. — Два дня работы, тысяча фунтов. — Она изобразила изумление, вытаращив глаза: — «Но, Ти-мо-ти, мамочка говорила мне, что ты биржевой маклер!» — И на секунду залилась слезами. — Видишь, я даже свою роль разучила.
Они чокнулись шампанским. Лоример заметил, что рука у него все еще дрожит.
— Давай за твою работу.
— Давай за твою машину. Бедняжка. А как она называется?
— «Тойота».
— Да нет, я имею в виду — как ты ее зовешь?
— Никак не зову.
— Как скучно. Нужно давать вещам имена. Адамова задача, и все такое. Отныне, Лоример Блэк, давай имена вещам, которые тебя окружают в жизни, — я настаиваю! Ведь тогда все становится более… более настоящим.
— Меня не интересуют машины.
— Но кто-то же ее подпалил! Это самое гадкое, что с тобой случалось из-за работы?
— Ну, бывают угрозы расправы. Чертовски неприятно.
— Еще бы. Боже мой, подумать только. Это пока ты там оценивал убытки?
— Люди иногда чертовски злятся. — Пора прекратить говорить «чертовски».
— Надеюсь, хотя бы без убийств обходится?
— При таком исходе хоть беды заканчиваются.
— Заканчиваются?
— Adios, планета Земля.
— Поняла. Выпей-ка еще. — Она подлила ему и подняла свой бокал. — До дна за настоящих донов, а подонкам — дно! Откуда вы взялись, мистер Лоример Блэк?
Они принялись за обед (гаспачо, спагетти-примавера, фруктовое мороженое), и Лоример изложил ей свою краткую отредактированную автобиографию: родился и вырос в Фулэме, затем университет в Шотландии, несколько лет «метаний», а потом потребность в твердом доходе (нужно было помогать престарелым родителям) привела его в ту область страхового дела, где он обретается до сих пор. Он дал понять, что эта профессия — нечто временное, что страсть к скитаниям еще жива в его душе. Как здорово, заметила она. И, в свой черед, рассказала ему кое-что о своих попытках работать актрисой и моделью, о пробах в новый фильм, — однако главной темой ее рассказа, к которой они то и дело возвращались, был «Гилберт» — «невозможный, себялюбивый и отвратительный, причем не обязательно в таком порядке».
— А кто этот Гилберт? — осторожно спросил Лоример.
— Ты же его видел в прошлый раз.
— Мне казалось, его зовут Нун.
— Это его сценическое имя. А настоящее имя — Гилберт, Гилберт Малинверно.
— Да, звучит иначе.
— Вот именно. Поэтому я называю его Гилбертом, когда сержусь на него. Такое жалкое имя.
— А что… Э-э… Что он делает?
— Он жонглер. Причем блистательный.
— Жонглер?
— Но теперь он это забросил и начал сочинять мюзикл.
— Он что — музыкант?
— На гитаре сказочно играет. Но в итоге вот уже много месяцев он не зарабатывает ни пенни, вот почему я зову его Гилбертом. У него множество талантов, но при этом он страшно туп.
Лоример проникся к Гилберту Малинверно глубоким омерзением.
— Давно вы женаты? — спросил он так, словно этот вопрос только что пришел ему в голову.
— Года четыре. Думаю, на самом деле я за него вышла из-за фамилии.
Я вот тоже поменял имя, хотел было сказать Лоример. Для этого совсем не обязательно вступать с кем-то в брак.
