Дмитрий Тростников - Знаменитость
Дальше не знаю, как это вышло, но вместо того, чтобы быстро лезть наверх, я так же быстро, распахнул балконную дверь, сделал шаг в комнату. Схватил жуткий нож, и юркнул обратно.
— Ты что?! — ахнул Алеша.
— Ничего! — ответил я, сам озадаченных, какой черт толкнул меня на такое безрассудство.
В следующее мгновение я уже заносил ногу, чтобы встать на перила. Но дверь снова хлопнула. А из комнаты донеслись уже не приглушенные голоса. А шумная перепалка и удары.
— Я сейчас все объясню!.. Вы меня неправильно поняли! Ой!.. — я узнал голос отличника Вадима и остановился, как парализованный.
Мне стоило труда заставить себя снова заглянуть в окошко. А увидев то, что происходило в комнате, я мгновенно отшатнулся. Несколько урок обступили Вадима. Тот стоял, прижавшись спиной к стене, и вертел во все стороны головой. Похоже, его били в живот.
— Я ничего не знаю! Мне просто велели позвать людей, которые живут в этой комнате! — оправдывался студент.
И меня взяло такое зло. Опять этот идиот, со своим пионерским задором перестарался. Ему русским языком было сказано — позвонить, пригласить, отвлечь и через две минуты — кинуть трубку. Так ведь нет — поганец, опять решил проявить инициативу. И вляпался!
— Надо что-то делать, — сказал я Алеше, хотя даже челюсти сводило от бессильной ярости. — А что мы теперь можем?..
— Надо в квартире панику поднять, — вдруг предложил Алеша. — Там все сейчас прижались к замочным скважинам — подслушивают. Если их еще напугать — начнут носиться с воплями да милицию звать…
Я понял, что придумал певец.
В двух метрах сбоку от нас было окно Розы Марковны. Я где-то слышал, что правильнее всего бить окна и кричать: «Пожар»! Это действует на людей сильнее всего. Но до окна была еще водосточная труба — ни дотянуться, ни бросить камень…
— Гитарой ебни! — подсказал Алеша.
И он был прав.
— С крыши, — решил я. — Ты первый! Я подстрахую.
Он с ненавистью посмотрел на меня, но шагнул к перилам. Опираясь на мои плечи, Алеша встал на перила, обеими ступнями, в дешевых рыжих советских сандалиях с дырочками. Я подстраховывал, крепко держа его за ноги, и чувствуя, как бешено вибрируют Алешины коленки. Стараясь удержать его, я не видел, как певец уцепился руками за водосточный желоб и силится подтянуться вверх. Алеша собрался с силами, ноги его дрыгнулись и поползли вверх. Я снизу еще подтолкнул его, и через секунду певец был наверху. Я мигом отправил ему туда гитару. А затем сам, шатаясь, влез на перила, и ухватился за скользкий водосток.
Из комнаты доносился характерный звук ударов.
— Их на запись позвали! Дядя Лева! — продолжал оправдываться несчастный отличник.
— Сейчас я тебя буду на куски пластать, как эту рыбу! — пообещал Бес.
Дальше в комнате возникло короткое замешательство. Видимо, Бес не мог найти нож.
В нормальном состоянии, я бы никогда не подтянулся, держась только пальцами за скользкую, тонкую железяку. Но сейчас было так страшно, и так реально представлялось, как какой-нибудь урка, выскочив на балкон, схватит меня за штанины и сдернет вниз на брусчатку двора, что я немыслимым усилием едва не взлетел вверх, подтянувшись сначала на локти, и забрасывая живот на крышу.
И тут нам снова повезло.
— Воры! — заорал кто-то из жильцов с противоположной стороны дома, увидев, как мы перебираемся на крышу. — Милиция! Воры!
Это было как нельзя кстати. Оставалось только разбить окно. Я свесился с крыши над окном Розы Марковны и оглянулся на Алешу. Тот протянул мне гриф своей драгоценной гитары.
— Бей! — велел он.
Я осторожно размахнулся, и тюкнул широким боком гитары в стекло. Гитара выдержала, а окно со звоном разбилось.
— Пожар! — заорал я во всю глотку: — Пожар!
— Облава!.. — почему-то завопил певец.
— Воры! Милиция! — не прекращались вопли с другой стороны дома.
И наконец, в этом диком хоре я услышал долгожданную истерику Розы Марковны:
— Господи, боже мой! Я же знала! Я знала!..
Теперь угомонить перепуганную старушку будет под силу только скорой помощи.
Громыхая ногами по кровельному железу, мы побежали на другую сторону крыши. Важно было еще посмотреть — что там с Вадимом. А весь верхний этаж дома уже вопил, как потревоженный улей.
— Воры! Пожар! Вызовите милицию! Я всегда знала!
Представляя, какой содом сейчас у нас в квартире, я почему-то был уверен, что Вадим спасен. И, правда, мы увидели, как парень вышел на балкон, держась ладонью за подбитый глаз. Он заметил нас и помахал рукой. Через окно можно было различить, что в комнате больше никого не осталось.
— Драпают! — вдруг с восторгом толкнул меня в бок Алеша и указал вниз.
Бес и вся его банда как раз выметалась из подъезда. Но, то ли услышав слова Алеши, то ли что-то почувствовав — бандит вдруг задрал голову вверх, и заметил нас на крыше.
А я вдруг полез в карман, достал его нож и издевательски помахал им, держа двумя пальцами, и показывая владельцу. Лишившийся своего грозного оружия Бес замер от удивления. Даже не знаю, откуда взялась уверенность, что уж здесь на крышах бандиты нас точно не достанут.
— Это ты здорово придумал, нож стащить, а то бы он зарезал Вадика на прощание, — заявил Алеша. — А теперь выброси эту гадость немедленно!
От ножа сильно воняло копченой рыбой. Металлическая рукоятка была скользкой от жира камбалы.
— Это трофей! — отказался я, пряча «бабочку» обратно в карман. — Побежали быстрее, и только не в сторону порта — примета плохая!
Надо было улепетывать. Фору давало то, что мы уже знали этот путь, а Бес и его прихвостни, еще не научились ходить в незнакомом городе его потайными маршрутами.
Миновав пару крыш, и стараясь поспевать за мной, с отвоеванной громоздкой гитарой за плечами, Алеша все-таки буркнул:
— Ты бы лучше выкинул это перо! А то есть вещи, которые всегда возвращаются к владельцам. Как мой «Стратакастер»!..
Но я ничего не ответил, потому что берег дыхание. И к тому же прикидывал, хватит ли оставшихся денег на два самых дешевых билета до Ленинграда. А упоение победой придавало сил.
21
Станция Грушовка, ничем не выделялась в череде мелких железнодорожных полустанков между Киевом и Ленинградом. И нисколько не соответствовала своему названию. Вдоль пыльной платформы как попало росли только унылые тополя. Уродовало окрестности своим видом одноэтажное здание станции, побеленное известкой. А никаких грушевых деревьев здесь не было и в помине.
Пассажиры высыпали на перрон из спертой духоты вагонов, чтобы глотнуть воздуха и чуть-чуть размяться. Кучка старушек, подстерегавшая их на лавочках у станции, шустро рассредоточилась вдоль поезда, предлагая узникам вагонов пирожки, яблоки, сливы и лимонад. Все спешили воспользоваться пятиминутной остановкой, которую составы зачем-то делали в этом богом забытом местечке. Алеша Козырный бойко торговался с бабулькой, продававшей ведро слив и маячил мне в окно, не скупясь на ободряющие знаки. Певец затеял торг исключительно ради спортивного азарта — денег все равно не было.
В голове у меня крутились наши вчерашние разговоры. Поэтому я не сразу заметил, когда поезд тронулся. Столб с громкоговорителем медленно пополз назад перед моим окном. Я спохватился, что Алеши нет. Всего на мгновение я упустил его из виду. Другой на его месте, мог бы просто стоять сейчас у дверей возле проводницы. Но я уже достаточно натерпелся с Алешей Козырным, чтобы насторожиться. Я метнулся по вагону от тамбура к тамбуру. Певца нигде не было. И это могло значить только одно — он отстал. Как был: в трико и майке, без паспорта.
Сейчас состав наберет скорость и примется отсчитывать километры от станции Грушовка. Поезд ускорял движение — мы уже катились мимо станции. У меня не оставалось ни секунды на раздумье. Схватив свой пиджак и Алешину одежду, я еще замешкался, последним движением сдергивая с третьей, багажной полки громоздкий «Стратакастер».
— Куда?!! — перегородила дорогу проводница, стоявшая в тамбуре со скрученным желтым флажком. — Стой! Убьешься же, дурак! Ногу сломаешь!
Но я уже свесился на поручнях, прикидывая как бы половчее спрыгнуть. Поезд успел набрать ход. Асфальт платформы убегал подо мной с пугающей быстротой. Мешали перекинутые через плечо брюки певца — ветер хлопал штанинами мне прямо по лицу, закрывая видимость.
Поняв, что если промедлю еще хоть сколько-то — точно переломаю кости, я безжалостно швырнул гитару на платформу, отпустил поручни и прыгнул сам. Не удержался на ногах, и пару раз кувыркнулся по асфальту, докатившись аж до того места, где платформа кончалась.
Стайка бабушек, потрясенная моим акробатическим этюдом, даже бросила пересчитывать свои копеечные барыши. Они заголосили в ожидании трагических последствий моего прибытия на станцию. Но оказалось — сам я легко отделался. Кроме ссадины на локте ничто по-настоящему не болело.
