Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
— Я справлюсь с этим, сэр! — горячо заверил Тыква. — Зачем вам кто-то еще? Спросите кого угодно:
здешние места никто не знает лучше Тыквы, и там я тоже все разнюхаю для вас. Я справлюсь один, вот увидите!
На следующий день Льюис Кларк, он же Тыква, встретился со своим работодателем в Бруклине, в баре «Эрроу», и получил от него подробные инструкции. Уже завершая беседу и поднимаясь из-за столика, тот сказал:
— Если разыщешь этих парней, берегись, чтобы они тебя не заметили. Они хотят провернуть здесь очень серьезное дело, и свидетели им ни к чему.
Остро взглянув на Тыкву, наниматель добавил:
— Они пришьют тебя даже в том случае, если ты им меня продашь. А так скажешь мне, где они засели, получишь бабки и отвалишь. Что бы ни случилось, ты чист. О тебе никто даже не подумает.
По легкому замешательству собеседника бородач понял, что его предупреждение оказалось не лишним. Он оставил на столике несколько купюр аванса и с усмешкой потрепал Тыкву по плечу:
— Не осложняй себе жизнь, парень. Всех денег не заработаешь. К тому же в случае чего мой друг тебя из-под земли достанет. Тебе не хотелось бы с ним поссориться, правда? Так что в воскресенье вечером встретимся тут же, и ты мне расскажешь обо всем, что удалось разузнать. Учти: мой друг обычно проверяет ту информацию, которую покупает.
Упоминание о грозном друге вкупе с обещанной солидной премией сделало Тыкву надежнейшим и старательнейшим из всех частных сыщиков Нью-Йорка. В воскресенье в баре «Эрроу» он долго и горячо излагал шепотом бородачу результаты своих поисков, что-то чертил на бумажке и в результате унес с собой пакет толщиной примерно с карманное издание Нового Завета. В понедельник утром он приобрел мощный мотоцикл «Мазератти» у того же торговца, который снабжал мотоциклами большую часть его знакомых, причем торговец назвал его «сэром». В следующий понедельник вечером, когда уже стемнело, он возвращался вместе с подружкой с Лонг-Айленда и на автостраде, не желая сбавлять скорость, выскочил — всего на секунду — на встречную полосу. Секунды ему хватило на то, чтобы машинально зажмуриться, увидев стремительно летящий ему навстречу огромный «Тандерберд». Испугаться он уже не успел. Его труп и труп его подружки пролежали в морге положенный срок, но их никто не разыскивал, и потому оба трупа были кремированы, а урны с прахом помещены на временное хранение в номерную нишу специального колумбария. Фотографии погибших сохранялись в особом журнале на случай возможных розысков в будущем, однако особенно надеяться на это не приходилось, поскольку бесследное исчезновение Льюиса Кларка по прозвищу Тыква и девушки по имени Кенди не обеспокоило ни одного человека на земле.
Портье захудалого бруклинского отеля «Милагро» пребывал в состоянии блаженного отключения от действительности, вызванного отличным шотландским виски «Гленфиддич». Бутылка с этим напитком постоянно покоилась у него под стойкой. В известном возрасте приходится выбирать из всего разнообразия жизненных удовольствий те, без которых ты не можешь (или не хочешь) обойтись, без сожаления расставаясь со всеми остальными. Портье выбрал для себя хорошее виски, хорошие сигареты и хорошие детективы. Что касается детективов, то лишь они еще поддерживали в его душе слабые остатки интереса к жизни. Алкоголь как бы раздваивал его: один человек механически отвечал на вопросы, выдавал ключи, принимал деньги, в то время как второй перебирал в уме все обстоятельства детективных сюжетов, вносил в них исправления и дополнения и наслаждался тем напряжением, которым была пронизана жизни, изображенная в романах. В реальной жизни тоже хватало всяких происшествий, но они по большей части были так мерзки и так легко объяснимы, что нисколько не затрагивали души портье. Поэтому когда двое неброско одетых крепких парней показали ему значок ФБР и выложили перед ним на стойку фоторобот какого-то бородатого преступника, он не ощутил даже тени волнения и только лениво спросил:
— А вы уверены, что он так и будет всегда расхаживать с бородой?
— Уверены, — последовал ответ. — Иначе будут видны шрамы на лице, а это куда более редкая примета, чем борода.
Портье тупо взирал на клочок глянцевой бумаги, но вдруг его взгляд оживился. Лицо на фотороботе показалось ему определенно знакомым. «Раз ФБР, значит, дело серьезное», — подумал он, а вслух произнес:
— Похоже, этот парень остановился у нас — снял номер несколько дней назад. Назвался такой необычной фамилией.-. — Портье перелистал свои записи. — Ага, Патрик де Соуза. Пятый этаж, 505-й номер. Вообще-то парень спокойный. Он сейчас у себя. А что...
Портье поднял глаза на агентов, собираясь спросить у них, что натворил обитатель 505-го номера, но те уже поднимались вверх по лестнице, вытащив пистолеты. За ними следом начали подниматься еще четверо, проникновения которых с улицы в вестибюль портье как-то не заметил. Теперь он видел сквозь стеклянную дверь, что и на улице началось оживление: взад-вперед крадучись сновали человеческие фигуры. Не отдавая себе отчета в том, что и зачем он делает, портье вышел из-за стойки и направился к лестнице, но тут его остановил очередной агент:
— Где тут у вас пожарная лестница? Запасный выход?
— Идемте, я покажу, — с готовностью заторопился портье.
На запасной лестнице он увязался за агентом и начал подниматься вверх. Впервые за бог знает сколько лет он ощутил в реальной жизни тот же трепет напряжения, который находил ранее только в авантюрных романах. У выхода на пятый этаж агент остановился с пистолетом наготове. Портье выглянул из-за его спины. Дверь в 505-й номер обступили фэбээровцы — двое по сторонам, двое — на противоположной стороне коридора, двое, нагнувшись, прислушивались у двери к происходящему в номере. Наконец один из агентов постучал в дверь, и все как по команде подняли пистолеты. Из номера донесся недовольный рык, и спустя довольно долгое время дверь распахнулась. Двое агентов ворвались внутрь, из номера послышались их отрывистые предостерегающие возгласы. Постоялец что-то растерянно басил в ответ, однако через некоторое время тон его реплик стал увереннее, а реплики агентов, наоборот, зазвучали на полтона ниже. Мало-помалу все участники несостоявшейся атаки втянулись в номер. Последним туда потихоньку подобрался и агент, прикрывавший запасную лестницу. По его пятам крался портье, внутри у которого все похолодело от дурного предчувствия: вместо отчаянной схватки ему, похоже, предстояло наблюдать очередную будничную нелепицу. Первое, что услышал портье, сунув украдкой голову в номер, был вопрос, заданный вполголоса одним агентом другому: «Что, не он? и ответ, тоже вполголоса: «Да нет, конечно». В номере стоял густой запах спиртного, немытого тела, табака и масляных красок, на полу у стен, тыльной стороной к зрителю, стояло множество картин. Постоялец, широкоплечий черноволосый бородач, расхаживал по номеру среди озадаченных агентов и повторял, размахивая руками и отбрасывая длинные волосы, то и дело падавшие на лоб:
— Пожалуйста, обыскивайте, но имейте в виду: я британский подданный, и я буду жаловаться. Это ваше вторжение совершенно ни на что не похоже. Я художник, а не какой-то там бандит.
— Извините, — примирительным тоном сказал один из фэбээровцев, — мы разыскиваем опасного преступника, у нас есть его фоторобот. По фотороботу портье вашего отеля указал на вас. Что, по-вашему, мы должны были делать?
— Наш портье? — повторил бородач и рассмеялся. — Наш портье человек, не принадлежащий этому миру. Да вы сами посмотрите на него. — И беспощадный палец британского мазилы уставился прямо в выглядывающую из-за косяка растерянную физиономию портье.
Все агенты повернулись к двери. Увидев красный нос гостиничного ключаря, его тяжело ворочающиеся ошалелые глаза, кислую складку рта и оттопыренные уши, они разразились дружным смехом и начали продвигаться к двери, убирая пистолеты.
— Патрик де Соуза — это мой лондонский приятель, — объяснял художник руководителю группы. — Я всегда регистрируюсь в отелях под его фамилией, потому что она хотя бы звучит красиво. А когда я регистрировался под своим именем — Джон Аткинс, — то все проверки начинались с меня, потому что Джон Аткинс — это вроде как Джон Смит, просто отписка в книге для регистрации проживающих. Ну ладно, ребята, вы ни при чем, вы делали все правильно. Виноват этот старый дурень, который от виски и детективов вконец свихнулся.
Агенты вышли в коридор и направились вниз, обмениваясь шутками и посмеиваясь. Портье уныло плелся вслед за ними, ощущая в душе сосущую пусготу. В вестибюле он проскользнул за стойку и притаился там, с болью слушая всякие дурацкие предположения, которые агенты высказывали на его счет. Их старший подошел к стойке, пролистал книгу записи постояльцев, время от времени задавая портье короткие вопросы. Новых постояльцев за последний месяц появилось немного, да и большинство из них уже успело съехать. Оставались двухметрового роста полусумасшедший проповедник, несколько негров-коммивояжеров, несколько женщин без определенных занятий и еще один художник, американец, но пьющий без просыпу. Наводить справки агенту помогал мальчишка-коридорный, по виду — пуэрториканец, живой и острый взгляд которого внушал сыщику куда больше доверия, чем неповоротливые и полные тоски оловянные глаза портье. Когда агенты наконец удалились, портье отослал коридорного и со вздохом вытащил из-под стойки бутылку «Гленфиддич». Хотя ничего плохого вроде бы не произошло, на душе у него было скверно, как никогда. Дабы не усложнять процесс употребления любимого напитка, стаканом портье почти никогда не пользовался и отпивал виски по глоточку из горлышка, оставаясь в результате в здравом рассудке. Однако теперь именно рассудок и казался ему самым страшным врагом. Заурядность и убожество окружающей жизни обступили его со всех сторон в лице людей и предметов, ни один из которых не вызывал у него ни малейшей симпатии. Та напряженная струна, которая зазвучала было в вялой какофонии повседневности, тут же умолкла, оказавшись обманом слуха. Выхода не было — приходилось пить, чтобы боль разочарования не сделалась невыносимой. Портье припал губами к горлышку бутылки и сделал несколько мощных глотков подряд, понизив уровень жидкости чуть ли не на треть. На душе несколько потеплело, жгучая горечь сменилась жалостью к самому себе. Настоящая жизнь бушевала где-то в немыслимом отдалении, и ее сверкающие брызги не доносились до мрачного клоповника, называвшегося отелем «Милагро». Портье со вздохом подумал о том, что лучшие качества его души, похоже, так и останутся невостребованными, и еще раз приложился к бутылке. Мало-помалу блаженное оцепенение сковало его взбудораженные чувства. «Ну и ладно... Ну и бог с ним...» — бормотал он, уже ни о чем не думая. Тот момент, когда он прикончил бутылку, совершенно не запечатлелся в его памяти. Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на кушетке в закутке справа от стойки, куда он позволял себе удаляться только в самые глухие предрассветные часы. Во время же наплыва постояльцев такое пренебрежение своими обязанностями могло стоить места, а найти новую работу в его возрасте, да еще в Бруклине, было очень нелегко. Подумав об этом, портье огромным усилием приподнял голову с подушки, разлепил веки и вдруг с удивлением увидел за стойкой сидящего человека. Тот как раз весьма уверенно рассчитывался с заезжающим клиентом. Проводив клиента и заслышав шевеление на кушетке, неожиданный заместитель обернулся, и портье узнал в нем того самого лохматого художника, на которого навел сыщиков. Бородач беззлобно улыбнулся и сказал:
