Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи
- Если ты нарядил своих сторонников в военную форму, то ты обязан начать войну! - кричал я, а иначе они будут выглядеть как опереточные солдатики, как группа поддержки Майкла Джексона в его хите "Beat It", - актерами, играющими боевиков.
Действительно, началась эпоха банкиров, и баркашовцы в портупеях были неуместны. Они резали глаз. Надел форму - воюй.
Я понимал тогда и сейчас понимаю, что Барка-шову удалось создать многочисленную организацию. Я понимаю, что военная форма играла в притягательности его организации для провинциальных подростков первейшую роль. Героический импульс войны тревожил и приобщал к себе. Но они пересидели свое время. Баркашовцы явились в Белый дом в количестве ста человек, я видел сам их список на выдачу оружия на сто одну фамилию. Тогда они были самой большой политической организацией, они обладали региональной сетью. Им надо было полностью поддержать драму Белого дома. Вместо этого они использовали драму только для пополнения своего оружейного арсенала. Они сели в автобус, отправлявшийся в Останкино, все с оружием. Но туда они не приехали. Это была их историческая ошибка. Потому что другого случая история им не предоставила.
Егор разделял православие Баркашова и баркашовцев, разделял их русофилию, но осуждал их безразличие к социальным проблемам общества. И тогда и потом его курс был «больше красного», в том странном симбиозе левых и правых идей, которые пыталась объединить национал-большевистская партия, он требовал «больше красного!».
В один из таких визитов к Баркашову нам удалось вытащить из него, загнав его в споре в угол, его стратегический план.
- Как ты предполагаешь победить, Саша? - наседал на него Дугин. - Как? Реакция восторжествовала (через четыре года Дугин сам примкнет к торжествующей реакции), надежда на Русскую революцию затухает...
Вот тогда-то Баркашов и сказал нам, что верит в то, что Ельцин призовет его организацию навести порядок в России...
Мы ушли от него приглушенные. Неимоверность сценария, его наивность нас ошеломила. Потому что существовала вполне серьезная организация:
на юге России, например в Ставропольском и Краснодарском крае, баркашовцы пользовались популярностью среди казачества. У них были там сотни активистов и тысячи сторонников. А вот оказывается политическая их стратегия основывается лишь на предположении, что они окажутся нужны главе государства. Тому самому, который разгромил бунт депутатов. У киоска, купив пива, мы даже не спорили. Молчали. Егор промычал:
- Как Гинденбургу Гитлер, понадобится Ельцину Саша Баркашов, как же!
Справедливости ради следует заметить, что Баркашов оказался прав вот в каком смысле. Ельцину понадобилась-таки сильная организация. Как Гинденбургу понадобился Гитлер - глава сильной организации, так Ельцин обратился к главе ФСБ Владимиру Путину. Я думаю, что и в самом пьяном сне не приснился бы Ельцину эпизод с приглашением Баркашова в Кремль. Так я и вижу Летова, бормочущего «как Гинденбургу Гитлер...», и сердитое бородатое лицо раскольника наклонено...
В 1996 году я его не помню. В 1996, сидя в Омске, он дал интервью газете «Советская Россия», в поддержку кандидата в президенты Геннадия Зюганова. В интервью содержалась справедливая критика в наш адрес. Между тем, у Летова был партийный билет № 4. Мы ответили ему в газете, но из партии отца-основателя не исключили. Мы вообще тогда никого не исключали. Тем паче, что он был прав. Суть дела заключалась вот в чем. Неопытные еще политики, мы с Дугиным неостроумно приняли участие в Съезде правых сил в Петербурге, где (нам казался наш ход очень остроумным) выработали резолюцию, призывающую поддержать кого бы вы думали... Ельцина, поскольку если к власти придет Зюганов, нам, «правым», власти никогда не видать. Мне до сих пор стыдно за это дикое и глупое решение. Уже через десять дней мы отозвали резолюцию и поддержали кандидата в президенты Юрия Власова, бывшего чемпиона мира по поднятию тяжестей...
Отношения с Летовым восстановились в 1998 году. Он приехал в Москву с концертом, позвал меня к себе в отель на окраине. Там, с музыкантами (был еще мой охранник Костя Локотков), мы стали пить и спорить. Отель я не помню, ни названия его, ни где он находился, помню душные большие лампы и диваны яркого красного и густо-синего цветов. В соединении с алкоголем и с летовским рефреном: «Больше красного! Больше красного, Эдуард!» Это была весна, и на следующий вечер у него должен был быть концерт в зале на Ленинградском проспекте. Недалеко от станции метро «Белорусская». Что именно это был за зал, не помню, я не концертный человек. Помню, что отправились мы туда в большой компании, человек с полсотни нацболов, мы обещали Летову охранять концерт, а также потому, что мне уже в те годы было небезопасно разгуливать одному по улицам, и тем более по панк-концертам. Костя Локотков был мой третий охранник по счету, он трагически погиб уже в мае следующего, 1999 года. Помню, что в моей тогдашней свите был даже один настоящий опер по имени Эдуард, то ли внедренный к нам, то ли пришедший по велению сердца. И вот вся эта толпа влилась в ДК, потом в зал. Летов был рад видеть живых и свежих нацболов, два года воздержания от нацбольского движения давали себя знать. Когда начался концерт, часть нацболов вышла на сцену и мы расположились у самого ее края, чтобы прикрывать Летова от набегов из зала. Я работал в паре с моим охранником. Молодецкая забава состояла в том, чтобы... впрочем, объясню по ролям. Для панков в зале задача состояла, чтобы осторожно устроиться в удобной для нападения позиции у кромки сцены, в мгновение (с помощью друзей или просто толпы) вскарабкаться на сцену и бежать к Летову, пытаясь оторвать от него кусок одежды или что-нибудь в этом роде («фенечку», очки, что угодно). Для нас, охранников, задача состояла в том, чтобы вовремя перехватить панка и вышвырнуть его в зал, прямо на головы участников молодецкой забавы. Панки орал pi, девушки визжали, все получали удовольствие. Некоторые человеческие ядра, которыми мы швырялись, я видел, наносили увечья толпе, кое-кто приземлялся на пол с ущербом для себя, но это и был высший кайф, для которого панки-камикадзе посещали концерты. Людям, воспитанным в залах консерваторий, этого грубого удовольствия не понять. Мне забава нравилась.
Случилось два запомнившихся события. Как ни сильны были нацбольские войска, одному нарушителю удалось добраться до Егора, и он рванул на нем красную футболку с портретом Че Гевары. Я привез эту футболку Егору по его просьбе, он попросил дать ему что-нибудь надеть на концерт. В те годы футболка с Че была редкостью. Мы отозвали нарушителя от футболки и вышвырнули в толпу. Летов сорвал с себя разорванную футболку и швырнул ее в зал. Панки, как стая голодных собак, давя и кусая друг друга, бросились на футболку. Летов взял стоявшую у усилителя бутылку водки и отпил добрую четверть содержимого. И захрипел в микрофон.
Второе событие того вечера. Мы с Костяном держались у края сцены, ближе к кулисе. Там же у самой сцены приплясывала миниатюрная девочка-блондиночка с фотоаппаратом. Иногда она подымала личико к нам с Костей наверх и смеялась. Обворожительно и чарующе. Она могла остаться видением в моей жизни. В тот вечер ей еще было пятнадцать лет, но в июне этого же года, вручая блондиночке членский билет партии, я узнал ее. Вскоре мы стали жить с Настей вместе. Она доставляла мне безграничное удовольствие до моего ареста, посетила меня в тюрьме, и после тюрьмы мы некоторое время пытались жить. Мы никогда не забывали, что нас свел Летов. Она была фанаткой Егора и Янки Дягилевой, утонувшей давно когда-то девушки Егора.
На 1-м съезде партии в октябре этого же года Егора не было. Когда в 1999 году осенью (в Москве взрывали здания) НБП демонстрировала у Украинского посольства, поскольку пятнадцать нацболов были арестованы в Севастополе за мирный захват башни Клуба моряков под лозунгом «Севастополь - русский город», Летов был в Москве и обещал прийти, но не пришел. Это обстоятельство поколебало безусловную веру нацболов в Егора. (Правда, он без колебаний принял мою сторону в случившемся 6 апреля 1998 года расколе в НБП, выступив против Дугина. Немаловажным для него, я полагаю, было то обстоятельство, что Дугин для него был не красный, но черный, я был «красным».) Солидарность, защита зубами и когтями своих, всегда считалась в среде нацболов основным принципом. А тут не пришел поддержать ребят. Это был первый массовый арест членов партии, и мы переживали очень. Авторитет Егора в партии тогда снизился.
То, что Летов сидел в своем Омске, как улитка в раковине, в комнате, обитой войлоком, и творил свои песни в отрыве от нацбольского коллектива, стало раздражать личный состав Партии. К тому же первый скептицизм по отношению к Егору распространяли успешно среди нас (хотя и ей-богу ненамеренно) бывший гитарист «ГрОба» Джеф и его худенькая жена Полина. В рассказах Полипы Егор выступал как личность тираническая, ярый противник семейных уз «его» музыкантов и особенно противник детей. Думаю, что ничего экстраординарного в подобном поведении нет. Каждый лидер музыкальной группы на самом деле вождь в миниатюре, и как таковой хочет безраздельной власти над подданными.
