Владимир Кунин - Путешествие на тот свет
Музыкальный салон был уже полон. Пассажиры ждали начала торжеств.
Внезапно дек-стюарды вкатили в зал кресло на колесиках.
В кресле, одетый в смокинг и по пояс укрытый пледом, сидел Джеффри Бриджес. Сразу за стюардами кресло сопровождали две ожившие кариатиды — мама и дочь Сердюки. Замыкал процессию двухметровый в пух и прах разодетый папа Сердюк.
В руке Джефф держал широкий стакан виски со льдом.
Найдя глазами доктора Зигфрида Вольфа, Бриджес приветственно поднял стакан в его честь и нахально отхлебнул виски на глазах у всех.
Доктор Вольф рассмеялся и поднял большой палец.
Старший пассажирский помощник Константин Анатольевич Беглов стоял на верхних ступенях лестницы, ведущей в музыкальный салон, и отдавал последние распоряжения своим помощникам и администраторам:
— Чтобы ни одна из наших девчонок даже у дверей не появлялась! С напитками пропускать только официантов-мужчин! Понятно? Увижу хоть одну нашу девицу — пеняйте на себя!
— Попробуй удержи их... — уныло сказал кто-то.
— Вы что, хотите мне мероприятие сорвать?! У нас последняя судомойка смазливее, чем любая из этих претенденток на конкурс красоты! Не понимаете, что ли?!! Только попробуйте пропустить кого-нибудь! Голову оторву...
И тогда женщина-администратор рискнула спросить со значением:
— А переводчицы?
— Тем более! — холодно и непреклонно ответил Беглов. — Никого! Все. Начинаем!
Обворожительно улыбаясь, он вошел в музыкальный салон и поднялся на эстраду. Тут же замолк оркестр. Вспыхнул свет, направленный только лишь на Беглова, и зал разразился аплодисментами!
Беглов снял микрофон со стойки, широко, по-актерски отмахнул длинный шнур в сторону и воркующе сказал по-английски:
— А сейчас, уважаемые леди и джентльмены, мы переходим к главному шоу нашего замечательного путешествия — к выборам Мисс круиз!!!
И снова вспыхнули аплодисменты! Но тут Костя Беглов поднял руку:
— Все дамы, желающие принять участие в конкурсе на этот титул, приглашаются на эстраду! Оркестр — музыку!..
Распахнулись стеклянные двери второго входа в салон, и вереница претенденток — не очень молодых и не очень красивых, но тщательно причесанных и очень хорошо одетых пассажирок в возрасте от двадцати пяти и до геронтологической беспредельности — стала подниматься на эстраду.
Хорошо тренированный и очень опытный Костя Беглов провожал всех превосходно сыгранным «восхищенным» взглядом. Он пожимал плечами и восторженно разводил руки в стороны, как бы пребывая в полном замешательстве от такого обилия «красоток»...
И только после того, как все претендентки сумели наконец взобраться на невысокую эстраду, Беглов сказал в микрофон:
— Давно на нашем судне не было такого скопления прелестных женщин! То, что казалось легким позавчера и вчера, когда я встречал наших соискательниц и мысленно возводил каждую на пьедестал Мисс круиз, сегодня превратилось почти в неразрешимую задачу... Что делать, господа? Каковы будут ваши советы?..
Салон зашумел, забурлил... Послышались выкрики на разных языках. И хотя из этих выкриков ничего нельзя было понять, лукавый Беглов вновь поднял руку.
— Я понял! Я все прекрасно понял!.. Вы подсказали мне замечательную идею, господа! Итак...
Оркестр грянул несколько бравурных тактов и смолк.
— Вы правы, господа! — закричал Костя Беглов. — Кто из наших прекрасных дам больше всех проплыл по морям и океанам? Кого мы всегда видим в самом лучшем расположении духа? Кто горячо и радостно участвует во всем, что происходит на корабле? Кого мы можем назвать Первой леди нашего круиза? Разве не вы мне подсказали, что это должна быть...
Беглов выдержал роскошную актерскую паузу и объявил, как инспектор циркового манежа:
— ...что это должна быть фрау Хайди Голлербах!!!
Под бурные аплодисменты старенькая счастливая фрау Голлербах, до этого находившаяся вместе со всеми — просто в зале, рядом с доктором Вольфом, в одно мгновение оказалась на эстраде.
Там уже стояла ярко разрисованная тумба, на которую два стюарда, одетые в строгую морскую форму, поставили веселую старуху, рассылавшую воздушные поцелуи всему залу.
Перекрывая веселый шум зала, Константин Анатольевич Беглов поднес микрофон ко рту, и его голос с помощью хорошо отлаженной корабельной пассажирской громкой связи выплеснулся во все уголки огромного судна, куда было позволено ступить ноге пассажира:
— Леди и джентльмены! Майне лиебе дамен унд херен! Наша штурманская служба подсчитала — за все круизы на международных российских судах фрау Хайди Голлербах покрыла расстояние в двадцать три тысячи морских миль, что на три тысячи километров больше окружности всего земного шара!
Слева и справа на эстраду очень отрепетированно выскочили два стюарда. В руках одного была корона, в руках другого — белая муаровая лента с золотой надписью «Мисс круиз».
Беглов торжественно надел на старушку белую победную ленту, а потом еще более торжественно и значительно водрузил картонную, блистающую фальшивыми бриллиантами корону на седенькую, прекрасно причесанную головку фрау Голлербах. И, достойно склонившись в поклоне, очень галантно поцеловал ее сухонькую ручку!..
— Браво!!! — закричали из зала. — Браво-о-о!..
Новоиспеченная «Мисс круиз» — фрау Хайди Голлербах вдруг повернулась к оркестру, взмахнула рукой и неожиданно верно запела дребезжащим голоском по-немецки:
Ah, du lieber Augustin,
Augustin, Augustin,
Ach, du lieber Augustin,
Alles is thin!
На какое-то мгновение оркестр в недоумении отстал от фрау Голлербах, но уже со второй половины первой строки знаменитого «Августина» бодро подхватил мелодию. А вслед за оркестром чуть ли не вся немецкая старушечья часть зала дисциплинированно подхватила хором:
Ах, ты милый Августин,
Августин, Августин...
И многоязыкий, интернациональный зал застонал от восторга!
С любопытством заглядывая внутрь зала, в дверях салона стояли электрик Валерик — постоянный хахаль Луизы и шеф его возлюбленной — главный доктор лайнера Тимур Петрович Ивлев.
— Про что песня, Тимур Петрович? — шепотом спросил Валерик.
— Про Ваську Котова, — коротко сказал Тимур.
А в это время...
Какая поразительно универсальная форма смены действий, происходящих одновременно!
А в это время Таня Закревская шла по пустынному коридору команды судна к своей каюте.
На посещение этих коридоров пассажирами было наложено строжайшее табу. Также как и любой член команды не имел ни малейшего права появляться в коридорах пассажирских кают любого класса. За исключением, конечно, тех, кому это было положено по исполняемой работе...
Таня дошла до двери с табличкой «Шеф бюро информации и перевода Т. Закревская», открыла ее в тесный уют своего уже привычного, многомесячного пристанища, щелкнула кнопкой включения света и...
Первое, что она увидела, — это была маленькая кудлатая собачонка, с которой Таня еще утром, в самом начале жаркого тропического дня, так долго и нежно переглядывалась, стоя у витрины собачьего магазина!..
Собачка сидела на Таниной постели, пристегнутая тонким, изящным поводком к кронштейну прикроватного столика. На ошейнике у собачки висел прозрачный мешочек с ее собачьими документами.
Таня охнула, счастливо всплеснула руками и бросилась к собачке.
Песик в полном восторге рванулся к Тане...
* * *... Спустя четыре года, в Санкт-Петербурге, Сергей Александрович Мартов смог познакомиться с этим «песиком». Он весил килограммов на пятнадцать больше своей хозяйки. Когда же, играя, «песик» вставал на задние лапы, а передние клал на плечи Тимура Петровича, то его голова возвышалась над головой Тимура, стоящего в полный рост, еще сантиметров на десять. А доктор Ивлев был хорошего роста!..
И пусть будущие редакторы, издатели и, что самое важное, будущие читатели простят автора С.А.Мартова за два предыдущих эпизода, один из которых излучает староогоньковскую соцблагостность, а второй — непозволительный сегодня сентиментализм.
Однако обе эти истории Мартов получил, как говорится, из первых рук. И не обратить внимания на них было бы равносильно предательству очень симпатичных ему людей.
Тем более что если и в дальнейшем следовать тому плану, который Сергей Александрович составил себе в самом начале работы над рукописью, то сейчас, сразу же после приторно-рождественской истории из детской жизни этого песика, должен был бы идти эпизод, крайне далекий от какого бы то ни было сентиментализма и благостности...
* * *... В этой ближневосточной стране никогда не бывает зимы и нет никакого почтения к элементарным правилам уличного движения...
В этой стране все пестро и солнечно, и большая судовладельческая компания, расположенная в самом центре столицы этой страны, сегодня замерла в тревожном ожидании.
