Дмитрий Вересов - Дети белых ночей
Она согласилась, испытывая совершенно незнакомое ей чувство легкого любопытства на фоне быстро прогрессирующих скуки и равнодушия. У нее был молодой любовник и пожилой покровитель. Ни тот ни другой не подходили на роль мужа с квартирой. Она решила посмотреть на домашнего мужчину. Вяжет, шьет, печет пироги...
Глава 10
Одну ночь он провел на раскладушке у вышибалы-электромеханика Сереги Красина, еще одну – в кресле-кровати у Сагирова. Костя, между прочим, сказал, что Киса все время спрашивает о нем, но Кирилла эта новость не заинтересовала. На следующий день он по объявлению на водосточной трубе снял комнату в коммуналке на углу Дзержинского и Плеханова. В комнате стояли только солдатская металлическая кровать с пружинным матрасом, табуретка и прикроватная тумбочка. Все остальное давно пропил хозяйкин сын, который жил у самой кухни.
– Вот я и в армейской одиночке,– сказал себе Марков, падая на продавленные пружины.– Поступила команда: «Отбой!»
В коммуналке был телефон. Кирилл на следующий день отзвонился всем, кому мог понадобиться. А под вечер к нему пришел Иволгин. О неприятном разговоре на даче у Марковых было забыто и посыпано солью. Вид у Димы был торжественный и таинственный одновременно. С собой он принес бутылку ликера «Бенедиктин».
– Где же это ты умудрился его достать? – удивился Кирилл.
– Около ЛИВТа, в «Бригантине», там он часто продается. И еще этот зеленый, хвойный...
– Из чего же мы будем пить?
Иволгин извлек из пакета с изрядно потертой мордой тигра две стопочки и столько же зеленых яблок.
– Нам предстоит тяжелый мужской разговор,– предположил Кирилл, потирая руки.
– Вообще-то, я пришел к тебе за советом, как к лучшему другу,– ответил Дима, заглядывая Маркову в глаза.
– Только я успел поселиться в скиту, как ко мне потянулись толпы паломников с приношениями. Чуда просят. «Яви!» – говорят. А где я им возьму чудо-то? Может, истиной возьмешь? Истина, она вот где – в ликере. Давай-ка выпьем... По-моему, слишком сладко. Вот не люблю я католиков за эти ликеры. Набухают сахара и рады.
– Я рад, что у тебя хорошее настроение,– Иволгин откусил от своего яблока.
– А с чего бы ему быть плохим?
– Уйти из института и из дома. Что же тут хорошего?
– Так это ты мне собираешься советовать? А я тебя не понял. Думаю, сейчас как насоветую Иволгину перейти через финскую границу! А он возьмет и послушается... Жаль, очень жаль...
Они еще выпили ароматной, но приторно сладкой жидкости. Иволгин уже откусывал от Кириллова яблока. Дима терпеливо ждал, когда Марков замолчит.
– Теперь говорить? – Иволгин дождался паузы.
– Теперь говори.
– Я хочу жениться,– выпалил он, словно боясь, что Кирилл опять начнет уводить разговор в сторону шутками и насмешками.– Меня ты знаешь, ее – видел. Мне нужен твой совет.
– Понятно. Ты – Дима Иволгин, она...
– Наташа Забуга.
– Понятно. Ну, ей-то надо выходить замуж за тебя обязательно. Тут думать нечего. С фамилией Иволгина Наташа пойдет значительно дальше. А то – Забуга! Всегда найдется бдительный товарищ, который спросит: «Это как понимать? Забуга – это значит „за Бугом“? Но там же не наша земля!..» С ней все ясно. Теперь с тобой.
Кирилл задумался всерьез. Перед ним мелькнул красный сапожок, устремленный вертикально в потолок, стройные бедра под синими джинсами и странно тревожный взгляд ее серых глаз, который он несколько раз ловил на себе в тот вечер. Еще он вспомнил поцелуй... Все. Больше ничего не было.
– Дима, только не волнуйся. Тебе для начала нужно с ней переспать.
– Уже,– вздохнул Дима печально, будто совершил чтото преступное.
Видя вопросительное выражение лица Кирилла, Иволгин еще раз вздохнул:
– Я не знаю, что говорить. Я же понимаю, что она все это умеет, а я пока не очень. Но я всегда думал, что это неглавное.
– Главное, чтобы она так думала.
– Правильно! – обрадовался Дима.– Она мне то же самое сказала. Представляешь? А еще,– тут он покраснел и откусил зеленого яблока,– она сказала, что ей было со мной очень хорошо.
– Это все усы! – воскликнул Кирилл, вскакивая с кровати.– Коварный Иволгин! Вот для чего ты берег свои мягкие, пушистые усы! Поручик Ржевский! Я раскусил тебя, как ты мое яблоко. А свое ты уже сожрал? Во дает!
Кирилл сел и задумался.
– Извини меня, Димыч, я ничего не смогу тебе посоветовать. В таких делах любые советы глупы. Я, например, не верю в семейное счастье. Тут есть и хорошие стороны и плохие, как и в теперешней твоей жизни. Просто теперь будет другая жизнь, а лучше или хуже, этого никто не знает. Может быть, только с детьми я бы пока на твоем месте не спешил.
– Уже,– Дима один к одному повторил тот же печальный вздох.
– Так,– Кирилл посмотрел на друга, как строгий учитель на двоечника.– Мы тебе давали с Костиком книгу «Молодым супругам»? Ты ее внимательно изучал? Надо было у тебя, производитель, зачет принять по теме, а потом выпускать к живым людям... Слушай, Дима, ты все яблоки сожрал! Чем мы будем закусывать?
– А я сейчас что-нибудь приготовлю,– вскочил Дима с табуретки.– Мука у тебя есть, молоко? С кислинкой – это ерунда. Сейчас будут блинчики! Блинчики...
Иволгин убежал на кухню, а Кирилл остался размышлять.
А если этот ребенок не Иволгина? Обычное ведь дело. Провинциалка залетела от того же Симакова, а потом они нашли такого доброго, простодушного Диму. Чудака и добряка. Сказать ему об этом? Ведь он, пожалуй, скажет, что это неважно. Димка Иволгин! Конечно, Наташа ему не пара, а он ей. Лед и пламень... Блинчики! К тому же художественным гимнасткам выпечку нельзя...
В этот момент дверь медленно отворилась, и в комнату вошел согнувшийся Иволгин. Рукой он держался за глаз.
– Первый блин комом? – спросил Кирилл и тут сообразил, что дело нешуточное.– Что с тобой? Убери руку... Ничего себе!.. Кто это тебя так?.. Он на кухне?..
Кирилл промчался по длинному коридору мимо закрытых, приоткрытых и распахнутых дверей. На кухне на подоконнике сидел великовозрастный сын его хозяйки и курил «беломорину». Увидев Кирилла, он презрительно хмыкнул и хрипло выругался:
– Прибежал! Чего уставился, цуцык? Нечего ему тут шляться. Соли ему надо. Что уставился, цуцык? Могу и тебя отоварить. Хочешь?
Не выпуская изо рта папиросу, он встал и пошел на Кирилла.
Марков неожиданно для себя самого не испугался. В этот момент Кирилл ощутил упоительное чувство азарта. Теперь он боялся только одного, чтобы ему не помешали. Только бы враг не ушел. Пусть он подходит, замахивается, пусть бьет. Только бы не ушел.
Удар сынка был слишком размашистым и прилетел по непонятной траектории, поэтому Маркову потребовался уклон несколько больший, чем боксерский. Но Кирилл даже рук не подставлял, просто убрал голову и вернул ее на место. Перед ним открылось «окно». Совершенно свободный проход к омерзительной, ублюдочной роже. Мгновение перед ударом было посильнее мхатовской паузы. Пробил Кирилл стандартную «двойку» – левыйправый – и тут же понял, что попал вскользь. Из слюнявого рта вылетела папироска, кулак ощутил мягкость и влажность вместо ожидаемой жесткости. Кирилл ударил еще раз и почувствовал удовольствие от крепкого, звонкого удара.
Сынок ударился о стенку и стал сползать вниз, беспомощно шаря вокруг себя ручищами. Вот почему люди дерутся ногами! Потому что о такую мразь не хочется марать руки, и Кирилл ударил каблуком в торчащее под грязной тельняшкой брюшко...
Над поверженным врагом принято говорить что-то правильное и поучительное.
– Это тебе за Невского, за Иволгина и за меня,– сказал Марков и пошел в свою комнату через темный коридор, как через триумфальную арку.
Теперь у него все будет по-другому. Он будет драться и побеждать. А мразь и нечисть будет ползать в крови и молить о пощаде. Теперь так будет всегда.
Дима сидел на кровати и прикладывал к глазу бутылку «Бенедиктина».
– Женись, Димка,– проговорил Кирилл, чувствуя, что волнение настигает его только сейчас,– а глаз твой до свадьбы заживет...
Днем Кирилл гулял по городу долго, до полной усталости, по рецепту Александра Блока. Беременным женщинам тоже советуют больше ходить, а больных, как известно, выхаживают. Марков чувствовал, что должен выходить нечто, чтобы оно появилось на свет, или самому выздороветь.
Однажды он возвращался к себе домой по каналу Грибоедова после очередного похода. Солнце садилось, от домов пролегли длинные тени, в колоннаде Казанского собора уже сгустились сумерки, но вода в канале была светла от отраженного в ней голубого неба. Кирилл решил дойти по набережной до улицы Дзержинского, а там свернуть к себе направо.
У моста он увидел со спины стройную женскую фигурку в лиловом брючном костюме. Светлые прямые волосы до плеч. Она стояла у крайнего грифона, что-то рассматривала и забавно при этом приподнималась на носках. Иногда маленькие детишки, читая трудное слово на плакате, например «Интенсификация», привстают на цыпочки, словно это им поможет. Поэтому Кирилл решил, что у девушки должно быть очень трогательное детское личико. Оставалось только подойти и взглянуть.
