Сара Груэн - Уроки верховой езды
Я засекаю время и отхожу по проходу. Прислоняюсь к стене и сползаю по ней, опускаясь на корточки. Потом окончательно сдаюсь и сажусь на пол, держа руки в перчатках подальше от одежды…
Ну ладно, положим, характерные полоски я спрятала. То есть с первого же взгляда его навряд ли узнают. Однако опасность все-таки остается. Если они вправду начнут обходить со сканером всех наших лошадей, рано или поздно доберутся и до него.
А может, гроза пронесется над моей головой, так и не прогремев? Будут ли его уж так усердно разыскивать? Верно, когда-то он стоил целое состояние. Но теперь, без глаза и с каким-то заболеванием, грозящим разрушить сустав?..
Тут мою голову посещает уже совершенно безумная мысль. На свете есть всего один человек, не меньше меня заинтересованный в сохранении тайны. И человек этот — Иэн Маккалоу. Вот только обратиться к нему за помощью я не могу. Это ведь он пытался убить Гарру. И теперь я хочу, чтобы Гарру не нашли. А Маккалоу — чтобы Гарра умер. Окончательно и навсегда.
Я со стоном откидываюсь затылком к стене…
— Что с тобой?
Я открываю глаза и вижу перед собой Жана Клода.
— Все нормально, — говорю я ему.
Он спрашивает:
— А где все?
— Кто — все? — спрашиваю я.
А сама только и думаю, как устроить, чтобы он не увидел Гарру.
— Ну, Пи-Джей, Карлос, Мануэль… Конюхи!
— Погоди, их что, нет на работе?
— Ни одного.
А я-то гадала, почему в конюшне никого не видать… Что называется — слона не приметила.
— Не знаю, — говорю я. — Может, у них машины сломались.
Жан Клод подходит к Гарре, протягивает руку… И застывает, принюхиваясь.
— Чем это пахнет? — спрашивает он, морщась.
— Кондиционером для шерсти, — говорю я. — Вчера у Килкенни какой-то новый купила.
Он хмыкает, по-прежнему хмурясь. Приглядывается к Гарре, потом уходит. Я чуть не плачу от облегчения.
Господи, что я творю? Неужели я рассчитываю, что мне это все вот так с рук сойдет? Стоит окатить Гарру водой, и Жан Клод тотчас поймет, что у меня на уме. Мое преступное намерение ни в коем случае от него не укроется.
Если немного подправить естественный окрас гнедого, рыжего или вороного, это не сразу будет замечено. Но мы тут не легкой косметикой занимаемся. Мы коренным образом весь имидж меняем. Нет, надо Гарру отсюда забирать как можно быстрей. Прямо сегодня. Сейчас. Пока никто не заметил, что я с ним сделала.
Рукой в перчатке я утираю холодный пот с лица… И запоздало понимаю, что весь лоб перемазала. Кое-как поднявшись, я мчусь к мойке — скорее ополоснуться. Если я выкрашу себе половину лба и клок волос в ту же масть, которую приобрел Гарра, мой план ни за что не сработает. Это я точно могу сказать.
Сорвав перчатки, я сую голову под струю, яростно отмывая волосы и лоб холодной водой. Мне некогда регулировать температуру. Я вспоминаю слова Лизы — что-то насчет того, с каким трудом отмывается эта краска. Дескать, пока волосы заново не отрастут, так и будешь ходить…
Скоро мои волосы превращаются в мокрый колтун, а зубы выбивают дробь.
Еще не полностью придя в себя, я пересекаю коридор и снова смотрю на часы. Осталось семь минут.
Если я хочу забрать отсюда Гарру, пока никто меня не застукал, надо действовать быстро.
Найти ему пристанище на какой-нибудь прокатной конюшенке не составит труда. Теперь, когда он лишился полосок, особого внимания он не привлечет. А если я сумею не выболтать, кто я такая, владелец конюшни точно решит — явилась еще одна сопливая мадемуазель с живой четвероногой игрушкой. Ну а чтобы окончательно замести все следы, почему бы мне не приехать с седлом в стиле вестерн. Такие седла подходят к любой лошадиной спине, и я куплю самое дешевое. Тем более что служить оно будет в чисто декоративных целях. Повешу его в амуничнике на подставку — вот и все, что от него потребуется…
Чем больше я об этом думаю, тем более вменяемым и реальным кажется мне такой план. Нет, правда, он просто блистателен. Остается только вопрос — как Гарру в коневоз затарить. Но я над этим голову заранее ломать не хочу. Буду разбираться с проблемами по мере их возникновения…
* * *Выждав время, положенное по инструкции, я подхожу к мойке с колотящимся сердцем и трясущимися руками…
Гарра стоит на развязках, опустив голову и полузакрыв глаза. Ему скучно. Блин, да он чуть ли не спит там!
Я прохожу к крану, борясь с искушением провести ладонью по его боку. Открываю воду и самым тщательным образом регулирую давление и температуру. Пока мне вовсе не хочется видеть результат. Я даже не уверена, хочется ли мне, чтобы краска сработала.
И вот наконец я набираю полную грудь воздуха — и решительно поворачиваюсь. Теплая струя окатывает его плечо, разбивая красноватый лоснящийся слой на мокрые лохмотья, которые валятся на бетон и там истаивают, уходя в слив, точно кровь, попавшая в раковину.
Я тру большим пальцем участок непосредственно под струей. Вся шерсть рыжая. И таковой остается. Я смотрю на нее, и меня обдает неожиданным холодом. Ощущение похоже на страх, но это что-то большее. Пожалуй, это неотвратимость. Я сознаю, что зашла слишком далеко. Обратной дороги не будет.
Я быстро работаю, ополаскивая коня и тщательно протирая его, чтобы избавиться от следов применения химии. Потом направляю струю на пол, сгоняя кроваво-красную жидкость в слив. Цвет кажется мне очень зловещим.
Покончив с последними остатками краски, я собираю использованные перчатки и порожние тюбики и запихиваю их в тот же пластиковый мешочек из магазина. Скручиваю его и завязываю узлом. Потом отступаю и разглядываю новоиспеченного гнедого ганновера.
Он здорово изменился. Я втягиваю воздух сквозь зубы… И мне на ум неисповедимо приходят строки из шекспировского «Макбета»:
…Я в кровьТак далеко зашел, что повернутьУже не легче, чем продолжить путь.[3]
Я закрываю дверь денника, и тут вновь появляется Жан Клод.
— Нет, — говорит он, — это непростительно! Никого так и нет, а у меня занятие через двадцать минут!
Он стоит прямо передо мной, то есть в двух шагах от денника Гарры. «Только не смотри туда, только не смотри туда, только не смотри…»
— Новости какие-нибудь есть? — спрашивает француз. — Почему никого нет на работе?
— Ну… не знаю.
Я отхожу от денника, страстно надеясь, что Жан Клод отвернется от него следом за мной.
— Может, стоило бы им позвонить? — говорит он. — Ты знаешь их телефоны?
— Где-то записаны… Поищу наверху.
— Тогда пошли.
И, к моему величайшему облегчению, он первым направляется в офис.
Мы поднимаемся, он устраивается у окна, а я принимаюсь рыться в бумагах.
— Вот странно, — говорю я наконец. — Похоже, они все вместе живут.
Судя по записям в папке «Служащие», трое конюхов живут в одном доме. А двое других, если верить адресу, — в соседнем.
— Ничего странного, — говорит Жан Клод, опускаясь на диван перед окном. — Они ведь одна семья.
Он лежит, подперев рукой голову, одна нога согнута в колене.
Я так и замираю.
— Что?
— Они все — братья. Единственное исключение — Луис. Он племянник.
— Господи Иисусе…
Жан Клод резко садится и смотрит на меня.
— Что? Что не так?
— Я же вчера Луиса выгнала. По-твоему, их отсутствие может быть с этим связано?
— Ты его… Но за что?
— Я их с Евой застукала в комнате отдыха. Они там безобразничали…
— То есть как безобразничали?
Я молчу, и до него постепенно доходит.
— Они… он с ней…
— Нет. Но как знать, до чего бы дело дошло, если бы я их не спугнула.
Жан Клод смотрит на меня, словно впервые увидел.
— И ты за это парня уволила?
— Естественно!
Он поднимается на ноги, глядя на меня с прежним выражением. Я больше не могу этого выносить.
— Что ты так на меня смотришь?
— Они же подростки. Тинейджеры. А для тинейджеров это самое естественное — тискаться по углам.
Он объясняет мне, как безнадежно отсталой. Я возражаю:
— Может быть. Во Франции. Или в Канаде. Но только не здесь!
— Я тебя умоляю, — говорит Жан Клод, вскидывая ладонь. — Не хочешь же ты сказать, будто девочкой ни разу не свинчивала из дома, чтобы украдкой поцеловать бойфренда?
Я решительно заявляю:
— Нет! Никогда!
И, еще не договорив, вспоминаю наши с Дэном переплетенные руки… И не только руки…
Мама дорогая, неужели я переигрываю?
Жан Клод выражается грубее и проще.
— Врешь, — говорит он.
— Да как ты… — начинаю я горячо, но тут же утрачиваю уверенность.
Он глядит на меня не зло, со спокойной уверенностью.
— Я правду говорю. А ты — нет.
Я со стоном оседаю на стул.
— Откуда же мне было знать про их семейные узы? У них ведь даже фамилии разные! Двое — Эрнандесы, еще двое — Санта-Круз, а Луис — и вовсе Гутьеррес…
