Мой «Фейсбук» - Зеленогорский Валерий Владимирович
Я понимаю, какие муки он испытывает, как ему жилось в чужом обличье его пятьдесят лет, как он ненавидит водку, баню и охоту; и только ночью, в Сети, когда цирк заканчивается, он становится нежным, трогательным котиком и молит бога за Марка Цукерберга, подарившего ему тихую гавань, где корабль спит на пристани.
Основатель социальной сети сам монетизировал свои страхи; ему не давали девочки, и он создал «Фейсбук», и на его карточке написано «Я тут президент, сука» — это он девушке, которая ему когда-то не дала.
Четвертый фейс
В большом мире всегда что-то происходит, каждый день, каждый час, каждую секунду.
В мире каждого отдельного человека тоже: мать дождалась дочери, долго прощавшейся с мальчиком возле подъезда, вернулся муж из бани с товарищами, живой и не очень пьяный, мама отзвонилась, что приняла лекарство, дверь закрыла и ложится спать.
Вот такой вал горячих новостей в отдельно взятой квартире важнее конфликта в Судане и свадьбы принца в Вестминстерском аббатстве.
Посмотрев новости Большого мира, я попил чаю и стал уныло смотреть в своем «Фейсбуке» знакомых. И сразу наткнулся на одну женщину, которую знаю плохо, но извивы ее души мне интересны в хорошем смысле слова…
Почему она не спит в эту ночь — в теплом доме, не в нищете и не в пьяном угаре, и причина ее бессонницы — вовсе не несчастная любовь.
Я вижу ее в Сети уже третью ночь, в самые сонные часы, в три, в четыре и даже в пять; она не праздный человек, спящий до обеда, я знаю, что через пару часов она поедет служить и будет делать свою работу, за которую заплатят, но душу вымотают до донца.
Она пьет горчайший кофе и курит, битый час листая страницы чужих дневников и оценивая чужие фотографии, чужие закаты и рассветы, чужих мужей и чужих детей.
Я знаю ее, она специалист по чужим несчастьям — психоаналитик; целый день в нее, как в помойную яму, люди сбрасывают свои сомненья и страхи, и она должна слушать и не отвлекаться, клиент не любит, когда его плохо слушают, он требует предельного внимания, ведь его горе особенное и он заплатил, так будьте любезны — и ты должна быть любезной, и все услышать, и дать туманный ответ, что все, мол, изменится через десять сеансов…
Эти три дня бессонницы — результат наплыва клиентов, испуганных грядущим Концом Света. Люди приходят и спрашивают, как быть, что делать с детьми и с ипотекой, куда бежать от всадников Апокалипсиса.
Все эти дни она успокаивает и увещевает, говорит, что этот долбаный американец водит за нос людей уже не первый раз — он уже назначал в 94-м году, он мошенник и ему не надо верить, а люди не верят ей и уходят недовольные.
Чем больше она их успокаивает, тем страшнее ей самой; паника очень заразна, чужие неприятности опасны, и люди стараются их избегать.
Все берегут карму, чистят ауру, как когда-то ковры и дубленки; охрана личного пространства стала религией, его охраняют, как атомную станцию, и только для того, чтобы душевно не пострадать и не пораниться о чужое горе.
Я ей позвонил, и она мне рассказала о своих страхах, я советы давать не стал, сказал только, что у меня личный конец света уже наступил, вторую неделю я живу без горячей воды, но конец этому уже грядет, осталось три дня.
Одним звонком я спас своего «рядового Райана», она сказала мне, что с субботы уйдет в отпуск, поедет на дачу и будет спать и сажать цветы, несмотря ни на какие концы света.
Потом она закурила и, выпуская дым, смущенно спросила на прощание, почему мы спим не с теми, кого любим; я понял, что ее бездна еще глубже моей.
Постскриптум.
Не стоит так дорожить своим покоем: на расстоянии вытянутой руки, рядом с нами близкие люди.
Надо свою руку вложить в их потную от страха ладонь, обнять за плечи и сказать простые слова утешения и участия.
С нас не убудет, а кому-то станет легче — не на всю жизнь, так хоть на миг.
Пятый фейс
Эту харю я сам добавил в друзья, хотел узнать, что стало с этой свиньей за десять лет, на которые он выпал из моего поля зрения-презрения.
Он иногда мелькал по ТВ в редких ток-шоу, как психолог-андролог и сексопатолог на доверии; по образованию Харя был актером, но Смоктуновским ему стать не грозило — так, на редких выходах в театре им. Гоголя он играл бесчисленных солдат, слуг и безмолвных мужчин на автобусной остановке, где главные герои объясняются в любви.
Зато он отрывался на поклонах, он умело прорывался в первый ряд, к основным исполнителям, и так талантливо бил поклоны, что сбитые с толку зрители иногда дарили ему цветы, предназначенные главным героям.
Его даже пару раз били за то, что он лез поперек батьки — так за глаза звали народного артиста-звезду местной сцены, — но остановить Харю было невозможно: как только открывался занавес, он из третьего ряда полз в первый и на бис уже держал руку главной героини и со слезой в глазах ловил ее букеты.
Когда Харю обсуждали на профсоюзном собрании труппы, он рыдал так натурально, что худрук даже подумал: не поставить ли его в третий состав на роль убитого Тибальта, — но не стал, потому что на сцене у Хари был страшный зажим и он своей массивной жопой перекрывал сразу и Ромео, и Джульетту.
По молодости Харю прощали, и он продолжал служить Мельпомене; и даже прославился — тем, что доставал дирекции пыжиковые шапки и узбекские платки, которыми фарцевала его мама в туалете на Неглинной.
Он пробовал себя в разных жанрах: был натурщиком у художников на Масловке и мог пять часов стоять с диском и голой жопой в мастерской скульпторов, пока те, забыв о нем, пили водку; читал в «научпопе» закадровый текст в учебных фильмах про микробов и даже мелькнул в титрах одного фильма, хотя его эпизод сразу вырезали из-за брака.
В магазине «Люкс» на Юго-Западе Харя читал объявления для посетителей, особенно ему удавались сообщения, что в пятой секции, где стояла толпа за австрийскими сапогами, продажи не будет — голос его при этом был торжественным, как у Левитана.
Но пришло время перемен, и его талант расцвел, как дикая груша в лесу, Харя пошел на радио и сразу попал в ночной эфир, в передачу для тех, кто не спит.
А кто у нас не спит ночью — только пьяные с бодуна и люди обоих полов, которым не дают.
Ночью на радио работать никто не хотел, а Харя хотел и днем и ночью — с трех ночи до пяти утра нес околесицу про отношения между полами вперемешку с рекламой магазинов «для взрослых», где у него появились знакомые по интересам.
Помню, дело было утром 28 марта, я чувствовал себя неважно, что-то во мне играло, но мотив явно был чужой; то есть мотивчик знакомый, но слова, которые я произнес при пробуждении, удивили жену чрезвычайно: только мат, даже в предлогах…
Я вспомнил, что ночью по городскому радио-ФМ, которых развелось, как проституток, сказали, что завтра день рождения стиральной машины и это надо отмечать; я порадовался, что отметил заранее, и потому, собственно, не спал. Потом в той же программе обучали надевать презерватив губами, а на десерт госпожа основатель и художественный руководитель академии имени М. де Сада (до перестройки она руководила Дворцом пионеров) в студии наказывала своего раба; в мирной жизни Наиль (так звали раба) работал в такси; госпожа кожаным стеком била его по «Фаберже», а ведущий комментировал для тех, у кого нет возможности видеть это через Интернет…
Я не отличался ханжеством и пуританином не был, но, прослушав в очередной раз о достоинствах смазки для нестандартного секса с грызунами, посчитал, что это уже чересчур, об этом не обязательно дискутировать в прямом эфире, когда дети и старики еще не почистили перед сном зубы.
Перебор, подумал я и пошел проверить спальню детей, не участвуют ли они в дискуссии об этом, наболевшем в информационном пространстве.
Потом я вернулся в свою спальню и попал на тему «Как избавиться от неловкости в секс-шопе». Ведущий, как он себе представлял, исповедовал свободную любовь; нет запретных тем, жужжал он, в любви все средства хороши, кроме насилия и скотоложества, хотя если по согласию и хомяк домашний, то можно, но детей по возможности нужно убрать с глаз долой, когда это делаешь.
