Елена Колина - Наука о небесных кренделях

Может ли быть, что мой «бывший мент» из «Макдоналдса» и их бывший мент – один и тот же человек? Удобно ли спросить адвоката, как он выглядит и любит ли гамбургеры?. Не может быть, что это один и тот же человек: подло спровоцировал Марфу и бросился ко мне за деньгами на ее спасение – и не выполнил свое обещание! Это немыслимая подлость, это уж слишком даже для провокатора.

…Я думала, что если это провокация, то наше дело лучше, – я думала, что Андрей может вернуться домой, – но адвокат сказал, что наше дело хуже.

Вот как обстоят наши дела, если отвлечься от юридических терминов, в нескольких простых словах: раскрыть организованную группу много больше почета, премий и званий. Начав от скуки или на всякий случай слушать разговоры Марфы с Андреем, они обрадовались: а вот и группа! Группа «провизор, Марфа, Андрей». Андрей – организатор, – ух ты, какую жирную рыбу поймали!.. – вот она, настоящая, хорошая группа! Или – другой вариант.

– Вы понимаете? – спросил адвокат. – Мы все еще не знаем, что у них есть на вашего мужа.

Ну, конечно, понимаю: мы не знаем, единственная ли это провокация. Может быть, у них в мешке с сюрпризами есть еще что-нибудь, с чем они связывают Андрея (к примеру, сто килограммов наркотиков в машине у Марфы). Адвокат этого не знает (тайна следствия), ему не показывают уголовное дело до суда: следствие и адвокат – соперники, бегут к финишу, при этом у них есть фора, а Василий Васильевич бежит с завязанными глазами.

– Можно я на минутку включу телефон?

Как только я включаю телефон, вываливается шквал сообщений от Андрюшечки: «я уже не могу:(((прошло 1:02 минуты с того момента как ты уехала!», «купи мне цыркуль и наклейки с машинами», «если случайно увидишь папу передай что наш любимый бульдозер сломался», «я не хочу засыпать один без тебя» (жалостное сообщение упредительного характера, я никогда не сижу в кафе «Кузнечик» до ночи), «можно мне в кино?», «можно мне мороженое?», «можно мне не делать с бабулей русский?», «раз папы нет хотя бы ты приходи домой», «почему папы так долго нет? он у нас полудикий-полудомашний?», «бабуля мучает меня медным всадником», «можно мне не есть сырники?».

И от мамы: «Где ты?», «Что делаешь, мечтаешь о небесных кренделях?» «Просто сообщи, когда придешь», «Я бы на твоем месте не позволяла ребенку идти в кино, пока не сделан русский», «Русский так и не сделан», «Не понимаю, как можно не любить Пушкина», «Не хочет есть сырники». У мамы теперь всегда дрожат губы, когда делает сырники, когда читает Андрюшечке Пушкина (думаю, Пушкин ее поддерживает).

…– Вы понимаете? – спросил Василий Васильевич.

Я понимаю: Андрей не может вернуться домой. Теперь наше дело еще хуже.

Нужно ли притворяться, что не отличаешь порядочность от непорядочности?

Ни Игорь, ни я никуда не уезжаем, почему Игорь предложил встретиться ночью на Витебском вокзале, в зале ожидания, где на скамейках нет свободных мест? Чтобы отправиться в ДальниеКрая, люди сидят на узлах.

Игорь опаздывал, я читала в телефоне статью «Мы – это наш мозг»: «Все наши действия обусловлены только мозгом, мозговым субстратом, совершает поступки не человек, а его мозг». Получается, если человек трус, подлиза или ябеда, то его винить не в чем, виноват его мозг? Мне нравится эта теория: позволяет ни на кого не сердиться, не обижаться, хорошо относиться ко всем без исключения. Нельзя же сказать «я презираю ваш мозг!», мозг нельзя ущипнуть, ударить по щеке… А если тебе кто-то не нравится, не злись, не обижайся, – с чужим мозгом ничего нельзя поделать! – просто отойди в сторонку. Для воспитания детей эта теория очень полезна: не пытаться воспитывать мозг, просто смотреть вместе мультики. Пример: бесполезно бороться с Муриным мозгом – чересчур упорно отторгает трудовую деятельность.

…– Какие новости? – спросил Игорь.

Игорь не похож на себя, в старомодной куртке и синей шапке-петушке, Гадкий Утенок из советского прошлого. Гадкий Утенок лишь по ночам, чтобы никто не мог его увидеть, выползает поплавать. Вокзал и петушок – это конспирация: Игорь не хочет быть похожим на себя, хочет затеряться в толпе пассажиров, всю ночь сидящих на узлах, чтобы отправиться в ДальниеКрая. Если уж Игорь, успешный предприниматель (успешные предприниматели обладают определенными качествами: смелость, независимость, умение рисковать, агрессивность), считает, что даже при разговоре со мной необходима конспирация, значит, все еще страшней, чем кажется… Но куда еще страшней?

– Главная новость – Марфа ни в чем не виновата, это была провокация.

– Да? С Андреем какие новости?

Я думала, что Игорь обрадуется, но он не обрадовался. Конечно, Марфа ему чужая, но неужели ему безразлично, что девочка в тюрьме?

– Ну… с Андреем новости пугающие. В телефонных разговорах Андрея с Марфой есть слова «колеса», «порошок».

– Это все?

Когда каждый день записываешь за адвокатом в блокнот, кажется, что постоянно происходит что-то важное, от чего зависит все, и немедленно нужно куда-то мчаться, обсуждать с Ильей и Никитой, но если нужно ответить на вопрос «какие новости?», понимаешь, что кажется, это все.

Я думала, что мужчины скрывают свой страх, но Игорь боялся смело, не стесняясь.

– Я пойду, я ведь только хотел узнать, как дела. Ты позвони, когда будут новости, – сказал Игорь, – или лучше я сам тебе позвоню.

Игорь сам позвонит. Я вспомнила, что тысячи раз читала в романах и дневниках сталинского времени: жена репрессированного не могла здороваться первой, ждала, захотят ли с ней поздороваться. Мало того, что у бедной женщины арестовали мужа, это еще наносило ущерб ее представлению о человечестве… Не хочу, не хочу! Не хочу никакого ущерба моему представлению о человечестве! Не буду думать, что Игорь трус, – это неправда! – Игорь сражался бы, как зверь, за Тату, за Павлика, просто Андрей ему не такой свой, чтобы я позвонила ему, когда будут новости, он сам позвонит.

…– Ну а ты как? – спросила я.

– Все хорошо. Я вчера был на богослужении в Казанском соборе. Стоял рядом с губернатором.

– Разве ты? – глуповато спросила я. Игорь не похож на религиозного человека.

– Нет, конечно. Я не верю в бога, я же комсомолец, то есть бывший… Я креститься-то путаю в какую сторону. Ты что, не понимаешь? Мне нужно помолиться рядом с губернатором. Это бизнес, ну… считай, что это часть моего бизнеса.

Неверующий генеральный директор компании по продаже яхт и катеров ходит в церковь, чтобы помолиться рядом с губернатором? Преклоняет колена как часть бизнеса? А как же смелость, независимость, умение рисковать, агрессивность? Что же тогда позволило Игорю развить бизнес, создать банк? Повышенная адаптивность, умение приспосабливаться? Фу. Мозг Игоря – губернаторский подлиза и трус.

…А любовь? Любишь тоже мозг? Думаю, да. Выбираешь близкий по духу мозг, и любишь его, и уважаешь, и выходишь за него замуж. Мозг Андрея ни за что не отправился бы в церковь с губернатором.

…Кстати, о мозге, – я замужем. А мы не виделись уже… сколько дней? Тридцать пять или тридцать шесть. Однажды мне из машины показалось, что это он, идет по Невскому. Я остановилась (на Невском парковаться нельзя, меня оштрафовали), выскочила, побежала за ним и уже собиралась окликнуть, как вдруг он превратился в другого человека – меньше ростом, не такого длинноногого, с другим затылком… Но я ведь могу в другой раз его встретить.

Когда я иду по улице, смотрю на людей, – а вдруг я его встречу.

Когда еду в машине, смотрю на все большие черные машины, проезжающие мимо, когда останавливаюсь на светофоре, смотрю в соседние большие черные машины. Три водителя больших черных машин попросили у меня телефон…Если честно, два.

Вообще я уже со многими людьми познакомилась на светофоре: эти многие сказали, что с моим стилем вождения лучше ездить на электрической машинке в сопровождении взрослых, три человека попросили у меня телефон (все-таки пусть будет три, а не два), а один раз произошло По-настоящему Прекрасное. Водитель соседней машины открыл окно и сказал: «Не горюйте так, все будет хорошо» – и улыбнулся так нежно, как будто мы с ним всю жизнь поддерживаем друг друга. Он был по-настоящему прекрасен, и я бы влюбилась в него, если бы уже не была влюблена.

…Но, конечно, я бы не хотела встретить Андрея на улице или увидеть в соседней машине на светофоре, я бы хотела, чтобы он был в Испании, в любой европейской стране, лучше в Австралии.

А если я буду мальчик?

– Двойной эспрессо, – сказал Андрей.

Двойной эспрессо Андрею, латте адвокату, капучино мне, – в кафе «Кузнечик», где же еще. Андрей пришел познакомиться с адвокатом, мне кажется нереальным, что он здесь, рядом со мной, в моем сознании кафе «Кузнечик» – моя личная арена для мучений.

Я столько раз представляла, как это будет, когда мы наконец встретимся: он обнимет меня, и грохот, который все эти страшные дни (сорок восемь или сорок девять) звучит в моей голове, мгновенно утихнет, – он обнимет меня, и мы постоим немного молча (не говорить же мне «ах, что на нас свалилось!», не говорить же мне «ты бедный», не говорить же ему «ты тоже бедная»), – он меня обнимет, и… и я перестану плакать, – потому что внутри я все-таки плачу (хотя снаружи нет!), – он меня обнимет, и я успокоюсь, как ребенок, которому, чтобы перестать плакать, нужны руки только одного человека, – он обнимет меня и… а мы просто сидим в кафе «Кузнечик»! Втроем, с адвокатом – какое может быть нежное успокоение с адвокатом, черт, черт, черт! – адвокат как мама, которая смотрит из окна, и нужно не показывать своих чувств!