Александра Маринина - Оборванные нити. Том 1
Сергей надел перчатки и взял в руки секционный нож.
— Михалыч, ну дайте я сам начну, — попросил санитар, — я же стоял рядом с вами, когда вы детишек вскрывали, все видел, все понял, мне самому охота попробовать.
Саблин посмотрел на него удивленно.
— Охота попробовать? Это что, полет на парашюте? Или новый сорт пепси-колы? Это детский труп. Это детская смерть. Это страшно. От этого с ума можно сойти. Ты, Костик, головой-то думай, прежде чем что-то говорить.
Самому Сергею работать с детскими трупами было невероятно тяжело, после каждого такого вскрытия он неделю ходил больной, злой и разбитый, каждый раз испытывая горький соблазн пойти к Куприяну и попросить освободить его от этой тягостной обязанности хотя бы на несколько месяцев, чтобы прийти в себя. И каждый раз говорил себе: «Никто не хочет вскрывать детские трупы. Всем тяжело. Всем больно. Именно поэтому детей вскрывают так плохо, так халтурно, стараясь побыстрее все закончить и забыть. А ребенок не может себя защитить. Мертвый ребенок — тем более. Он не может рассказать, как его убивал сволочь-папаша или как неправильно лечил его двоечник-врач. Он ничего не может. И кто его защитит, если не ты, Саблин?»
Поэтому стремление санитара «попробовать самому» вскрыть детский труп Сергей расценил как проявление полного бездушия. Но ошибся.
— Да я понимаю, Михалыч, что малыша вскрывать — это не мороженое есть, тяжко, страшно, мысли всякие одолевают. Я вот не вскрываю, только рядом стою, и то мне не по себе каждый раз, на душе черно делается. Но мне же хочется чему-то научиться, а то что я тут толкусь целыми днями, а знаний не прибавляется, — смущенно пояснил Костик.
— Так чего ж ты в мединститут не поступаешь, если тебе знаний хочется? Чего ты, в самом деле, в морге уж который год толчешься?
— В институт? — санитар посмотрел на Сергея снисходительно и чуть удивленно. — Да на хрена он мне сдался, институт этот ваш? Чтобы потом копейки зарабатывать? Я здесь на ритуале в сто раз больше бабла подниму, и за учебниками корпеть не надо. Ну что, дадите разрез хотя бы сделать?
— Нет, — твердо ответил Сергей. — Не дам. Стой и смотри, если хочешь научиться. Что непонятно — спрашивай.
Все санитары моргов, что патологоанатомических, что судебно-медицинских, подрабатывали на оказании ритуальных услуг, все об этом знали, но никто ничего и не думал предпринимать, чтобы ввести эту деятельность в более или менее цивилизованное русло. Покойного по закону в морге обязаны только обмыть, одеть и положить в гроб. Это — бесплатно. Все остальное законом не предусмотрено и в обязанности работников морга не вменено. А как быть, если умершего нужно привести в порядок, подгримировать, чтобы выглядел достойно? А если лицо изуродовано? А если череп расплющен? Кто должен сделать так, чтобы умерший имел примерно такой же вид, как и при жизни? И сколько это стоит? На эти вопросы закон не отвечал, и решались они всюду стихийно, кто во что горазд и у кого на что фантазии и наглости хватит.
Осуждать Костика за стремление «наварить» на чужом горе Саблину и в голову не пришло. Навар наваром, но ведь родным и близким усопшего услуги санитаров моргов необходимы, без них просто не обойтись. Значит, эти услуги будут востребованы. А кто сказал, что санитар обязан возиться с мертвыми бесплатно?
Саблин дождался, пока медрегистратор вставит в каретку машинки проложенные копиркой чистые листы, и начал вскрытие. Никаких пороков развития шестимесячной Ксении Усовой он не увидел. Все антропометрические показатели соответствовали возрасту.
«Ну что, Ксюша Усова, — мысленно произнес он, глядя на крохотное тельце, — давай начнем искать, от чего же ты умерла так внезапно, что за напасть с тобой приключилась».
Эта привычка — разговаривать с умершими, которых он вскрывал, — появилась у Сергея совсем недавно, с тех самых пор, как ему начали расписывать детские трупы. Мысленный разговор словно притуплял тяжелую, тянущую душу боль, создавал иллюзию, что ребенок все-таки жив и что еще не все кончено для него. Теперь Саблин разговаривал со всеми, кого вскрывал: и с детками, и со взрослыми. Оказалось, что так легче думается.
Он тщательно произвел послойное исследование мягких тканей лица. Все чисто, ничего нет. Если ребенка душили, закрыв рот и нос рукой, то следы от сдавления мягких тканей пальцами можно было обнаружить вокруг рта и носа, но никаких травматических кровоизлияний он не нашел.
— Смотри, — обернулся он к стоящему рядом санитару Костику, — то, что я сейчас буду делать, называется исследованием мягких тканей шеи спереди и сзади по методу Медведева.
— А зачем? — Костик с интересом следил за движениями ножа, которым Саблин делал секционные разрезы.
— Затем, что нужно посмотреть, нет ли на шее следов сдавления, — объяснил Сергей. — Ты ж понимаешь, чтобы такой крохе шею сдавить или даже свернуть — особой силы не требуется, соответственно, и заметных глазу следов на поверхности кожи тоже может не быть. Но следы-то обязательно должны остаться, если ребенку шею сдавливали. Их просто нужно уметь искать. Вот стой рядом и учись, если ты такой любознательный. Я буду производить послойное исследование мягких тканей шеи.
— Ну да, я видел раньше, как вы это делали, только не очень понимал, зачем. Теперь буду знать. А потом органокомплекс шеи, да?
— Да, — кивнул Сергей. — Смотри внимательно, это очень важный этап. При исследовании органокомплекса можно найти то, что вызвало у ребенка асфиксию. Пищевые массы. Инородные тела, например, соску.
— Да вы что? — не поверил санитар. — Соску? Прямо целиком?
— Ну, чаще, конечно, фрагментами, но иногда даже целиком. Бывает, и тряпку какую-нибудь находим, которую малышу засунули в рот, чтобы он задохнулся. А если младенца душили подушкой, то можно даже фрагменты пуха или перышек от этой подушки найти. И запомни, любознательный ты мой: важно не только найти инородное тело, но и должным образом зафиксировать, в каком месте и в каком положении оно находится.
— А не все равно? — удивился Костик.
— Не все равно. Каждая мелочь имеет значение, — говорил Сергей, не отрываясь от работы. — Знаешь главный принцип судебной медицины? Minimis curat medicina forensic. Если дословно — на латыни это означает: «Маленькие детали управляют судебной медициной». Ну а если покороче, то «Внимание мелочам». Усвоил?
Костик вытянул шею, чтобы не упустить ни одного движения секционного ножа в руке эксперта.
— Супе-е-ер, — уважительно протянул он. — Только я не понял, для чего это надо.
Саблин только головой покачал. Сергею было непонятно, как большинство экспертов проводит вскрытия трупов детей по такой же методике, как и взрослых — линейным разрезом по Фишеру. Да еще не самостоятельно, а поручая это санитару. Ну вот, санитар вскрыл, извлек органокомплекс, и тут откуда-то выпал смятый носовой платок. Откуда? Где он был? В полости рта или уже в гортани? Или еще — при исследовании органокомплекса эксперт видит небольшое перышко, прилипшее к окровавленной поверхности где-нибудь в области правой почки. Что это — признак удушения подушкой? Или просто артефакт, упавший с небритой щеки санитара, до начала рабочего дня спавшего на диванчике у себя в санитарской? Тем более, вскрывая шею по Фишеру, невозможно послойно исследовать мягкие ткани, и тем более мягкие ткани лица. В патанатомии детские вскрытия врачи полностью проводили самостоятельно, начиная от проведения секционных разрезов и заканчивая исследованием органов. Санитары же только зашивали трупы после исследования. Но в судебно-медицинской экспертизе подход у экспертов к детским вскрытиям был другим, более упрощенным.
— Костик, ты бы помолчал, а? — попросила сердитым голосом медрегистратор. — Мне Сергей Михайлович диктует, а ты мешаешь, я сбиваюсь все время, не могу понять, он мне диктует или тебе объясняет.
— Так я ж не научусь, если понимать не буду, — обиженно возразил санитар.
— И на кой ляд тебе этому учиться? — недовольно заметила женщина. — Ты же все равно санитаром был — им и останешься, если образование не получишь. Толку-то тебе с этих знаний.
— А не скажите, коллега, не скажите, — Костик озорно рассмеялся, и Сергея покоробила эта фамильярность. Конечно, к своеобразному юмору санитара все давно привыкли, и никто на него не обижался, но все-таки назвать представителя среднего медперсонала «коллегой», когда сам ты — санитар, это уж как-то… — Ведь что нормальный человек делает, когда ему нужно сделать какую-то работу, а он не может, не умеет или не хочет? Правильно, он ищет и нанимает специально обученных людей, которые знают и умеют, но делают это за денежки. Вот я и хочу стать таким специально обученным человеком, потому что сколько я тут с вами в морге проработал — все время только и слышу, что детский труп вскрывать никто не хочет. Ну, раз не хотите — позовите Костика, он знает, он умеет, он вам за умеренную сумму все сделает в лучшем виде, вам только посмотреть останется. А потом Костик же и зашьет, доктор даже ручек не замарает. Бизнес есть бизнес, его на всем можно делать, если голову иметь, да, Михалыч?
