Алексей Скрипников-Дардаки - Комната мести

Мы сели за столик, заказали кофе… Я готов был увидеть кого угодно, от начальника эмиграционной полиции до Мерли Мэнсона, но только не… доктора Форда! Светясь довольной улыбкой, как ни в чем не бывало, он подошел к нам и по-свойски чмокнул Эшли в губы.

— О-го-го! — я открыл рот и вылупился на нежданного знакомца. Форд присел рядом с Эшли, обнял ее за талию и, хитро прищурившись, спросил:

— Вы удивлены?

— Так вы чего, заодно? — ляпнул я первое, пришедшее в мою голову.

— Да, — снисходительно покачал головой Форд, — мы с Эшли муж и жена. Конечно, я не доктор и зовут меня не Форд, и Эшли тоже не Эшли. Но наши настоящие имена вам знать не стоит.

— А как же «Институт эволюции мозга»? — спросил я, изобразив на лице шок. — Как же родители, задохнувшиеся газом? Психушка? «Ублюдки с Манхеттена»?

— Ах, это… — Поморщился Форд — Вымысел, разыгравшееся воображение моей жены. Кстати, ее отец крупнейший юрист, мать известная публицистка и писательница, изучающая подростковую агрессию. Это она написала роман-перформанс «Ублюдки с Манхеттена» и выдала его за откровения восемнадцатилетней девочки. Эшли выучила эту книжку практически наизусть и эмоционально пересказала вам. Моя жена великолепная актриса… Правда. Она измучила меня требованиями экранизировать мамино творение.

— Скупердяй, — сказала Эшли, нежно шлепнув Форда по щеке, — книжка действительно ничего. При твоих-то возможностях сделать из нее классный фильмец — раз плюнуть.

— Ну, не заводись, милая, — обиженно попросил Форд — Это она просто надо мной издевается, — доверительно глядя на меня, пояснил он. — Я решил написать сценарий, в котором «Ублюдки с Манхеттена» живут как самостоятельная история наравне с другими, не менее — простите за резкость — ублюдочными историями. Не приукрашенная реальность вообще ублюдочна, потому и завораживает. Мне нужны были яркие типажи, и мы поехали за ними в Париж.

— А Жоан? — спросил я — Он-то кто? Ваш кузен, дядя, двоюродный брат, наемный актер или третий член, нет, неправильно выразился, второй член вашей забавной творческой семейки?

— Это особая история, — серьезно сказал Форд — Вот, взгляните!

Он развернул передо мной утреннюю газету и ткнул пальцем в криминальную хронику. Я начал читать: «Вчера в Париже на улице „Шато 54“ было найдено тело католического кардинала Джакомо Аспринио, подозревавшегося в связях с итальянской мафией. Предположительно кардинал покончил с собой, но рассматриваются и иные версии, в частности, месть его фаворита, с которым Аспринио состоял, по словам папарацци, не только в деловых, но и интимных отношениях»

— Понимаю ваше изумление, — участливо покачал головой Форд, — вы так побледнели. Может, воды?

— Нет! — процедил я.

— Это было странное знакомство, и, не поверите, через Интернет. Как-то ночью я лазал по всяким блогам, форумам и, от нечего делать, стал чатиться с одной француженкой — довольно неординарно мыслящей дамой. Слово за слово, мы заговорили о моем сценарии. Я попросил ее помочь мне найти интересного человека, который поделится со мной, естественно за вознаграждение, своей необычной историей. На следующий день получаю письмо, открываю, читаю. Француженка сообщает мне по великому секрету, что есть человек, желающий уйти из жизни публично. Мало того, он — не простой сумасшедший, а князь церкви, кардинал. Он смертельно болен, а превращаться в растение для него — невыносимая участь. Пока у него еще есть силы, он хочет устроить пышную смерть, как арбитр элегантности Петроний, который не просто пырнул себя в живот кинжалом, а умирал постепенно, выпивая вино и беседуя с гостями. Правда, наш кардинал сказал, что вскрывать себе вены он не будет, а просто застрелится после того, как расскажет нам всю свою жизнь. Мы с Эшли прилетели в Париж, сняли комнату на улице «Шато54» и установили там записывающее устройство. Однако я решил подкорректировать сценарий. Моя жена должна была не только слушать кардинала, но и сама делиться с ним как бы своей историей, то есть «Ублюдками с Манхеттена». Но кардинал сказал, что все это слишком постановочно-театрально. Он убедил меня найти третьего человека, который бы не знал ни его, ни Эшли, ни зачем он заперт в этой комнате. Он должен был оживить ситуацию своими страхами, истериками, а, может, и откровениями. Мы выбрали вас, потому что мне интересна «загадочная русская душа», она должна была пикантно дополнить другие истории. Так родился мой проект «КОМНАТА МЕСТИ». Это не только сценарий для психологического ужастика. Это еще и целый Интернет-портал, мрачный, в черных тонах, где все посвящено такому человеческому феномену, как месть. Свидетельства историков, заключения психиатров… Высокая месть, практически не отличимая от праведности, низкая месть, выраженная в терроризме, месть как наука, как религия, как искусство, как музыка, как любовь. Месть. Сплошная, не имеющая границ. Через нее, как через лупу, я хочу изучить человека и его место в мироздании. Естественно, портал должен изобиловать человеческими историями, жестокими и прекрасными, справедливыми и вероломными, туда может написать каждый, слить, как в клоаку, свою злость. Кардинал сказал, что будет рассказывать свою историю от третьего лица, то есть от некоего Жоана де Розея. Я согласился. Это усложняло ситуацию и вносило дополнительную интригу. Джакомо перескакивал в Жоана, Жоан — в Джакомо, но все это один и тот же человек… От всего сердца прошу вас простить меня и мою супругу за пережитый стресс и вторжение в ваш внутренний мир. Я думаю, что моя интенсивная терапия помогла вам избавиться от груза прошлого.

Форд полез в карман и достал оттуда конверт:

— Вот здесь тысяча евро, вы их честно заработали

— Интересно, — спросил я, беря деньги, — а сколько вы заплатили кардиналу?

— Очень значительную сумму, — сосредоточенно сглотнув слюну, сказал Форд.

— Но зачем мертвому деньги?

— Он поклялся, что пожертвует их в Сьерра-Леоне.

— Хм, благородно…

— Да, кардинал Аспринио — удивительный человек. Когда он застрелился, тьмы стало на чуточку меньше. Она поколебалась, как океан и снова пребывает в вечном покое.

— Спасибо за откровение, — растерянно сказал я, собрался уходить, но замешкался:

— Извините, Форд, или как вас там: Тарантино, Гринуэй, Хичкок — один черт! В общем, не найдется ли у вас две монетки, мне надо позвонить?

— Нет проблем, — развел руками Форд, — я вам дам два евро в обмен на одну услугу.

— Какую?

— Э-э-э… Можно я сбрею вашу правую бровь?

— Нет, — учтиво улыбнулся я, — Париж, конечно, город контрастов, здесь хоть голым ходи, но я же не панк. Опять же брови, какой-никакой, мех, а у меня гайморит правосторонний…

— Ну, как знаете, — пожал плечами Форд.

— Пока, Эшли, — подмигнул я девушке.

— Ага, — буркнула она и отвернулась, как будто мы с ней не были знакомы.

Я вышел на бульвар капуцинок. Был чудесный солнечный день.

«Да-а-а, — подумал я, лениво жмурясь и зевая, — Париж божественен, особенно когда ты не стеснен ни морально, ни физически, ни материально. Первое, что куплю себе — французский паспорт, сербы обещали помочь. Второе — закажу столик в „Alain Ducasse“ на всю нашу интернациональную компанию. И третье — куплю кабриолет, всегда мечтал погонять по ночному Парижу в тачке без верха.»

Зайдя в магазин, я разменял фиолетовую пятисотку, купил телефонную карту и позвонил. К телефону подошла Нора.

— Павлушка! — радостно закричала она — Ты уже избавился от этих уродов?

— Да, а Жоан деньги принес?

— Конечно, тебе и ему по двести тысяч получилось, а нам с Сатшей по сотке за посредничество.

— Отлично! Беру такси и к вам.

— Не задерживайся, Жоан сказал, что без тебя пить не начнет.

— Моя школа! — похвалился я — Полгода вдалбливал ему, что у нас, русских, пить без друга — последнее дело.

Через двадцать минут я был на Мен-а-Плюм в компании своих парижских друзей.

— Жоан, ты был на высоте! Ты — гениальный лицедей! — восхищенно сказал я, обнимая своего друга. — Если честно, я не ожидал от тебя такой душещипательной истории. Представляешь, я даже начал тебе верить!

— Ты же знаешь, — француз расплылся в самодовольной улыбке, — я — прирожденный импровизатор. Мне больше нравится сочинять на ходу, нежели играть кем-то написанное. А еще скажи спасибо Ватикану, где я проучился три года в семинарии. Мечтал стать священником, но мой внутренний Джакомо на самом деле хотел другой жизни, яркой, фееричной, скандальной. Я все бросил и ушел в театр, который стал моей неутолимой, пылающей страстью, верой, мистерией. Я научился не просто перевоплощаться в другой образ, но «преосуществляться», как хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы. Причем динамика таинства преосуществления не спрятана, она не только заключена на святом престоле сцены, но и максимально экспрессивно выплеснута в зрительный зал, который цепенеет, стонет, алчет чуда. И я дарю окружившей меня толпе ореад мою жестокость, мой огонь, мою кровь… А вот с кровью, правда, проблемка вышла.