Бахыт Кенжеев - Золото гоблинов

– Иван,- сказал АТ,- что это все значит?

– А то,- огрызнулся Безуглов,- что эта дура окончательно сошла с ума. Я купил этого зверя вчера на улице Сен-Лоран, в сенегальской лавочке, за тридцать пять долларов. Вот, между прочим, чек. Девочки! Света! Таня! Покупал я эту безделушку или нет? Зеленов! А ты, сука, проси прощения!

При таких вот маловероятных обстоятельствах Канада приобрела еще одну постоянную жительницу. Катерина наотрез отказалась лететь нашим рейсом и, поскольку виза у нее в тот же день истекала, сгоряча попросила убежища. Задержался на сутки и я, добросовестно переведя ее заявление. Потрясение потрясением, но Катерина тут же ловко сочинила легенду, по которой на родине ей грозило чисто политическое преследование. Фигурировали в ней какие-то школьные друзья-коммунисты, которые грозились не простить Кате участия в обороне Белого дома, участвовал Зеленов, который, будучи штатным сотрудником ГБ, недавно узнал о демократических убеждениях Кати и пригрозил ей отомстить. Я бы не удивился этому обычному вранью, рассчитанному на недалеких иммиграционных чиновников, если бы автором его не была та самая Катерина, которая вчера еще, склонясь в греческом ресторане над бараньей котлеткой, уверяла АТ, что жизнь в глубокой провинции, пускай и на легких хлебах, не по ней и что будущее, безусловно, за Россией.

До города нас подбросила Жозефина. Неведомо как догадавшись о неладном, она дожидалась нас у дверей зала отлета, а потом – у иммиграционного офиса. Я сел на переднее сиденье и инстинктивно стал искать привязные ремни. Полагаю, что о роли новоявленной политической эмигрантки в жизни собственного мужа Жозефина тогда еще не знала. Зареванная Катерина сбилась в комочек сзади, помалкивая. Впрочем, английский у нее был прескверный, а о французском и говорить не приходилось.

– Какая грязь, какая мерзость! – Жозефина, выслушав всю историю, передернула плечами.- С кем связался мой бедный муж ради денег!

Как ты, Анри, можешь с ними иметь дело? Верлин – жулик мелкий и сравнительно безобидный, во всяком случае по призванию. Но этот Зеленов, с его бычьей шеей и привычкой жевать окурки! Этот скользкий Иван! И кто эти мифические покровители, о которых Верлин говорил за ужином?

– Боюсь, что их не существует,- чистосердечно сказал я.- Так называемый блеф.

– Катя,- Жозефина сочувственно обернулась,- я говорю о том, какие они все мерзавцы, но не думаю, что ваш Иван способен на убийство. Вы с ним сколько уже? Четыре года?

– Я теперь никому не верю,- всхлипнула Катя.- Никому. Я боюсь лететь домой, а там родители с ума сойдут. От вас можно будет позвонить, Анри? Спасибо.

– Вы уверены,- гнула свое Жозефина,- что правильно поступили?

– Конечно, нет! – выкрикнула Катя.

Через час в мою дверь уже стучался посыльный с пиццей. В доме обнаружилась недопитая бутылка коньяку. Катя плакала. Я принялся взывать к ее здравому смыслу и, кажется, переусердствовал, вполне поверив в собственные адвокатские аргументы. Безуглов в конце концов никому не давал отчета о своих финансах, и те сто с лишним тысяч вполне могли оказаться у него свободными. Да, доцент Пешкин с тех пор исчез, но разве не исчезал он до этого на долгие годы? Что же до носорога, то это было и вовсе смехотворно. Сенегальские ремесленники наводнили этими грошовыми поделками весь цивилизованный мир.

Выслушав мои речи, Катерина сначала успокоилась, потом покраснела, потом опять зарыдала.

– Мне уже почти сорок,- всхлипывала она,- как можно быть такой дурой! Он же мне не простит теперь!

– Простит,- твердо сказал я,- только я не уверен, что вам это нужно, Катя. Вот ваша сберегательная книжка, которую вы мне оставили на хранение. Этого хватит на три года скромной жизни. Поступите в университет, подтвердите свою ученую степень, найдите работу. Замуж выйдете за порядочного человека. Не понравится – вернетесь, тем более что Безуглов со всеми его комплексами вам все равно не пара. К тому же Алексей Борисович…

– Ну да. Он наверняка полагает, что я осталась ради того, чтобы быть к нему поближе. Я порядочная женщина, Анри, и никогда не стану отбивать его у этой безумной. Да и зачем? Любовь должна быть взаимной, иначе она ненастоящая.

Я постелил на пол спальный мешок, устроив Катю на своей постели. Через несколько минут она дышала уже глубоко и спокойно, а я не мог заснуть из-за полной луны, свет которой бил мне прямо в глаза.

"Какая чушь! – думал я в полусне.- Конечно, Катя – просто взбалмошная женщина. Никого он не убивал, Иван, никого не грабил.

А если нет? Если права взбалмошная женщина и доцент Пешкин с проломленной головой лежит сейчас под слоем палых листьев в подмосковной роще?

Тогда ей в Москве не поздоровилось бы. Способный на одно убийство пойдет ради спасения своей шкуры и на второе. Особенно если убил не вполне ради денег. Боюсь, что у бедного Ивана накопилось немало ненависти к этому человеку, фотографию которого Катерина до сих пор держала на письменном столе. А если так,- у меня вдруг похолодело под ложечкой, словно в самолете, ныряющем в воздушную яму,- есть один свидетель, который может донести на Безуглова. И этот несчастный – не кто иной, как я, Анри Чередниченко".

Мы встретились с Безугловым в шашлычной, за алой скатертью, уставленной остро пахнущими кавказскими закусками. Подали кисловатое красное и сладковатое белое. От водки я отказался. Иван ел с отменным аппетитом. Рядом со своей тарелкой он положил небольшой газовый пистолет, очень похожий на настоящий.

– Все-таки пережарен да и жирноват,- вздохнул он, отставляя в сторону свой шашлык,- да и "Мукузани", судя по всему, поддельное… Так о чем мы? Ты у меня объяснений просил? Будут тебе объяснения, только с предисловием.

– Какие предисловия?

– Твой секрет уже всем известен, Гена,- вздохнул Безуглов.- И что я могу тебе по этому поводу сказать? Знаменитой статьи УК еще никто не отменял, и ты в определенном смысле ходишь в этой стране по лезвию ножа.

– Зачем ты об этом? – чуть не поперхнулся я.

– К слову, к слову. А ты, Гена,- он вдруг не без нарочитости захохотал,- решил, что я тебя шантажирую? Ну, уморил! Мы же старые друзья. Ты кушай шашлык, кушай. Он не такой скверный. Я в страшном сне не подумал бы на тебя доносить. Тем более на Дональда.

– Какого Дональда?

– Ну, негритоса твоего. Или он мулат? Я, честно говоря, не разбираюсь. У них в посольстве тоже, наверное, не поощряются подобного рода дела? Ну-ну, успокойся. Дрожишь весь. На самом деле я почему завел разговор на эту тему? Потому что я тебе отчасти завидую. Никогда не знаешь, чего ожидать от баб! Ведь Катька зачем все это придумала? Во-первых, отомстить мне сам знаешь за что. Жить я с ней жил, а жениться, как ты сам знаешь, не торопился. Ну и всякие там мои подружки, сам понимаешь. Мужика в моем возрасте, естественно, тянет на девочек помоложе. Во-вторых, в этого Пешкина она всегда была влюблена по старой памяти. Глаза мне колола. Он, говорит, был гений, а ты молодой хищный буржуа. Сука. В-третьих, не достался ей Пешкин? Не достался. Он был, в смысле, и сейчас, наверное, такой же, бабник похлеще меня. Трахнул девочку,закружил ей голову и смылся с концами. Теперь смотри, друг сердечный. Татаринов за ней увивается всю жизнь. Письмишки там, эллоны, цветочки, сам знаешь. Это все херня, но имей в виду: через несколько месяцев наш аэд, вероятнее всего, станет человеком состоятельным. Вот тебе и соблазн для нашей барышни. С Жозефиной у него не вполне ладно, так что достаточно Кате поманить его пальцем, и он будет у ее ног. Впрочем, Гена, не хочу даже ее имени слышать. Опозорила меня, гнида, перед всеми. Всю обратную дорогу пришлось доказывать, что я не верблюд. На Библии клясться. А ведь так не полагается. Есть презумпция невиновности наконец! Ты, между прочим, последний, кому я даю эти объяснения.

– Мы могли бы навести справки у пограничников,- сказал я.- У них есть сведения обо всех, кто покидает страну.

– Значит, все-таки ты мне не веришь. Шеф верит, Алексей верит, девочки мои не сомневаются, и только ты один оказался в компании с этой грошовой б…

– Верю,- сказал я без большой убежденности.

– А ты знаешь, по каким документам он уезжал? И я не знаю. И еще. Подымать шум, Гена, не в наших интересах. Работал Пешкин чисто, я тоже. Но какие-то следы могли остаться. Врагов у компании предостаточно. И если начнут, не дай Бог, копаться, то даже зеленовские связи нам не помогут. Нет,Гена, нам надо сидеть и не рыпаться. А твой Пешкин сейчас, вероятно, попивает ром на Багамах или куда он там собирался.

Доводы эти, грешен, показались мне убедительными. Будь Безуглов уголовником, рассуждал я, он непременно пригрозил бы мне. Или просто пришил бы в темной подворотне, возможно даже, и чужими руками – слово "киллер" к тому времени уже прочно вошло в русский язык. И я постарался изгнать из своих мыслей обаятельного Михаила Юрьевича. Если он жив, то объявится, решил я. Если, не дай Бог, погиб,то ему уже ничем не поможешь.