Дмитрий Савельев - Три взгляда в бесконечность

Дорогие мои, дай вам Бог то здоровое любопытство, которое направлено не на вещественный мир, не на копание в чужом грязном белье, а на Спасителя нашего и красоту Его!

25

Об участи животных в вечности

19. Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих,

20. потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде,

21. что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих.

22. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне;

23. и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего.

Кто говорит, что душа у животных смертна, тот ещё не стяжал любви ко всей твари. В его словах содержится грубая ошибка: применение свойства плотского к духовному объекту. (С таким же успехом можно сказать, что человеческая душа может быть мускулистая или низкорослая.) Либо надо признавать, что у животных нет души, либо – что их душа бессмертна. Ни одна душа, созданная Богом, не может умереть, потому что души нематериальны. Смертны одни лишь тела, а душа не может разрушиться, распасться, как говорят некоторые восточные религии и материалисты, подразумевающие под душой материальное образование – психику. Любая душа по природе своей бессмертна, Бог ничего не разрушает, а только созидает. Душа человеческая может умереть (в переносном смысле) только если выберет вечность без Христа на Страшном Суде, но это – смерть духовная, а сущность души, её вечность всё равно не разрушается. Потому некоторые человеколюбцы говорят, что и из смерти вечной есть путь к Свету.

Если в своё время и была миссионерская нужда в гипотезе о смертности душ животных, то теперь-то миссионерская нужда прямо противоположная! Люди не приходят ко Христу из-за этой гипотезы. А малообразованные проповедники преподносят её как догмат (хотя догматом эта гипотеза никогда не являлась и являться не может) и наносят серьёзный духовный вред не укрепившимся в вере – заставляют усомниться в милосердии и всемогуществе Господнем.

Души животных отправляются на Небо! Духовный мир бесконечен, и места там всем хватит. Кто-то спросит: «Неужели каждый из бесчисленных миллиардов комаров, когда-либо живших на Земле, окажется на Небе?» А почему бы и нет? В преображённом мире и комары преобразятся, превратятся в прекрасных существ. Спасшийся человек после Суда будет жить в центре духовного мира – в Царстве Небесном – и управлять вместе с Господом всей тварью, в том числе и комарами. Многие святые оплакивали гибель даже убитых ими мух и комаров, срубленных ими деревьев – вот как возлюбили они всю тварь! Неужели по их молитвам Господь не восставит всех – и зверей, и пресмыкающихся, и насекомых, и растения? Ведь Христос сам любит все создания свои не меньше, чем они. Ученик не больше учителя своего.

Кто-то говорит: «в Царстве Небесном не будет кошки, а будет только кошачесть». Значит, там не будет полноты и совершенства, о которых сказал Господь? Конкретные люди будут плавать в море архетипов, идеальных форм и абстрактных вещей? Представьте себе некую архикошку, слитую из миллиардов реальных кошек, которые жили на Земле. Правда, похоже на бред сумасшедшего? Конкретные спасшиеся люди будут взаимодействовать с идеальными формами, с матрицами животных!

Совершенство – это всегда конкретность. Святой Герасим Иорданский возлюбил, как брата, льва по кличке Иордан. Преподобный Флорентий звал братом медведя, который пас его овец. Святой Павел Фивейский дружил с двумя львами. Живя на Земле, они любили не львовость и не медведесть, а конкретные личности из числа млекопитающих (у каждого животного свой неповторимый характер, значит, и отдельная личность: личность есть то, что отличает от других). Что же, эти святые будут в Царстве Небесном, где нет воздыхания, страдать от отсутствия своих друзей?

Жить в Небесном Граде – центре управления вселенной – животные, конечно, не будут, но при Небесном Граде будут. Что это за кошачесть без кошки? Будущий век, новая вселенная – не «мир идей», а мир конкретных, преображённых существ; мир людей, а не «человечности»; мир кошек, а не «кошачести» и т. д. Сказать, что там не будет конкретных, живших на Земле, кошек или коров, что душа у животных смертна, то же самое, что придти в забойный цех на мясокомбинат и пропеть над трупами коров гимн: «Какое счастье, что я родился человеком! Я в последний день воскресну и могу спастись! А вам, коровы, не повезло! Угораздило же вас родиться коровами! Теперь вы умерли навсегда!» Тот христианин, который сможет пропеть такой гимн в указанном месте, и сердце его не дрогнет при этом, может и дальше утверждать, что душа у животных смертна. Но и ребёнку видно, что от этого попахивает гордыней.

Если БЕССМЕРТНЫЕ животные (в Эдеме смерти не было, и животные, как и человек, были бессмертны) стали невольными участниками в грехопадении человека (покорились суете не добровольно) и восприняли такое следствие грехопадения, как телесная смертность, неужели они не будут участниками и в вечной жизни, освобождены от рабства тлению в свободу славы детей Божиих? Если бы душа животных была смертна, то милостивый Господь устроил бы их земную жизнь долгой и без скорбей. А что мы видим? Миллиарды животных по всей Земле люди убивают в молодом возрасте для употребления в пищу, сдирают с них шкуры и делают шубы, бьют, издеваются, мучают. Если животные не имеют участия в жизни вечной, то, видя всё это, как мы можем называть Бога благим?

Если мы любили кого-то на Земле, не захотим ли мы любить его и в будущем веке? Или после смерти человека «кармический ветер» сдует у него всю память о Земле? Да, преподобный Силуан Афонский говорил, что, когда душа в Боге, она забывает весь мир. Но это же на Земле! Тут мы все расщеплены, все непостоянны. Сначала душа забывает весь мир, а через некоторое время полностью забывает о Боге. А в Царстве Небесном все обретут целостность, то есть постоянно будут держать в памяти и Бога, и мир.

Итак, наша земная жизнь должна войти в жизнь небесную, и всё, что было здесь, очень важно для того, что будет там. Кого мы любили здесь, тот будет рядом с нами и там. Самыми близкими друзьями в Царстве Небесном будут, конечно, супруги. Далее идут те люди и святые, с кем у нас было духовное родство. Потом все родственники и знакомые. И любимым животным, конечно, найдётся место в жизни небожителя. А если эти животные в земной жизни помогали человеку познавать Христа, а родственники, наоборот, вели чисто животный образ жизни, не станут ли кошки и собаки впереди них?

С людьми дело обстоит хуже, чем со зверями. Вдруг мы любили того, кто отвергнет Бога на Страшном Суде? Будем умолять этого человека увидеть свет Христов и войти в радость Господа нашего, пока не умолим!

26

Терпение и смирение есть две разные вещи

Терпение и смирение есть две разные вещи. Терпеть умеют все, но все ли умеют смиряться? Когда приходится что-то делать или переносить, волей-неволей терпишь – деться-то некуда! Но смирение есть нечто большее, чем обычное терпение: смирение есть умение восстанавливать и хранить душевный мир – тот, о котором сказал Господь: мир Мой даю вам (Ин. 14, 27). Человек, который терпит, ропщет на Бога, тоскует и жалеет себя, хорошо ещё, если не злится. А человек, который смиряется, радуется и благодарит Бога за всё, забывая о себе. Терпящий делает через силу и ждёт не дождётся окончания работы, а смиряющийся ликует и поёт, ему ничто не нужно, он весь в действии и весь вне его.

Терпят Господа те, кто уверовал, но Бога не познал и живёт в рабском страхе, продолжая служить мiру. У такого человека два страха: он боится гнева мiра (и князя мiра сего), потому что мiр не хочет его отпускать; и он боится гнева Божия, потому что не вышел из мiра. Одна женщина перед иконой святого Георгия Победоносца, побеждающего змия, ставила две свечи: одну – Георгию, а вторую – сатане, потому что боялась обоих. Так же и маловеры: пытаются служить двум господам и бегают от одного к другому. Бедные мои! Раньше у вас был один страх, а теперь стало два! Но вы можете избавиться сразу от обоих страхов, если познаете Дух Божий.

А смиряются Господу те, кто стал чадом Его, смиряются не из страха, а по любви к Отцу своему. Они не любят мiра, ни того, что в мiре, и не боятся сатаны, потому что вслед за своим Отцом победили мiр. Они не боятся Бога, потому что нельзя бояться того, кого любишь: страх и любовь не могут существовать вместе. (Когда говорят о страхе Божием, говорят о страхе потерять любовь Божию, а не о страхе наказания.) Они сражаются с бесами добровольно, потому что как может проиграть в битве тот, кто уже победил?

Итак, будем знать, что когда мы терпим, ничего выдающегося мы не совершаем, как и тогда, когда дышим воздухом или едим. А смирению надо учиться всю жизнь, и далеко не сразу его ростки пробиваются сквозь почву жалости к себе. А когда пробьются, надо их холить и лелеять, тщательно взращивая, чтобы не дать им погибнуть в тернии страстей.