Ирина Потанина - Мужской роман
«Как, блин, девица на выданье!» — мысленно подтрунивал Игорь над собственными мечтами, — «Говорю «нет», подразумеваю да. Ухожу, мечтая быть пойманным и возвращенным. Омерзительное раздвоение личности»
Несмотря на подобные самобичевания, Игорь ничего не мог с собой поделать. Давился подкопытной пылью проезжающих мимо автомобилей, настораживал водителей поведением потенциального самоубийцы, но все равно старался идти поближе к шоссе. Чтобы не проехала погоня мимо. Чтобы не перегнала Игоря та, у которой, по общему их мнению, скорость была значительно меньше…
Уже и встречные прохожие стали приветливо кивать Игорю головами, подчеркивая, тем самым, что Критовский движется ныне по родному району. Уже и ноги подустали на положенную для такого расстояния степень. Уже и сумерки загустели до вечерней вязкости… А желанная погоня все ничем не обнаруживала себя.
Небо вдруг поднатужилось, громыхнуло, и разразилось разноцветными брызгами. Игорь вспомнил, что сегодня день города. Долгожданный праздник, который так хотелось провести вместе с Верой. Родной двор встретил Критовского полным опустением. Все бросились за дом, откуда лучше было видно праздничный фейерверк.
Под подъездом Веры тоже не оказалось.
Игорь мельком глянул на полыхающее за домом небо и вдруг, неожиданно для самого себя истошно заорал:
«Выключите салют! Выключите салют! Сегодня нет праздника! Выключите салют!» — Город не обращал на истерику Критовского ни малейшего внимания, продолжая торжественно тужиться и празднично рассыпаться по небу мелким бисером блестяшек, — «Выключите салют!»
Через несколько секунд Игорь уже молчал, незаметной тенью просачиваясь в скрипучий лифт. Ему было стыдно за свой срыв. Стыдно и даже немножко страшно. Раньше Игорь не думал, что такое может происходить с ним.
* * *Это была волшебная дверь. Ключ поворачивался в её чреслах только в специальные моменты. Когда ожидание встречи уже пересиливало все возможное раздражение. Когда всякая обида уже отходила на дальний план, уступая место одному единственному желанию увидеться. Когда даже нелепые пританцовывания возле телефона («Позвонить-не позвонить?») оканчивались, и оставалось только щемящее чувство тоски… Тогда в замке поворачивался ключ, и дверь резко распахивалась, пропуская радость от предстоящей встречи вперед пришедшего.
— Я пришла! — легко отрапортовала Вера, заполняя прихожую бодростью и запахом смородины.
Критовский кинулся встречать, но замер на полпути, устыдившись собственной непоследовательности. Игорь вспомнил, как нечто подобное когда-то рассказывала Марийка: «Вот соберусь на тебя наругаться за что-нибудь. Жду тебя, жду… А ты, негодник, приходишь только тогда, когда я про своё ругательное «что-нибудь» уже забываю. Помню только, что тебя хочу видеть и жду. Потому и встречаю тебя каждый раз так ласково-радостно…Хотя ты этого, в общем, нисколечко не заслуживаешь.» Вспомнил и поморщился от такой ужасной рокировки. Все перепуталось. Все поменялись ролями. Вместо положенной охоты на мамонтов он, мужчина, покорно сидел в пещере и с тоской ожидал возвращения своей самки.
«Пора завязывать!» — твердо решил Игорь и заставил себя снова усесться за стол в кухне.
— Ты мне не рад? — Вера замерла на пороге кухни, почуяв неладное.
— Я теперь ничему не рад, — с деланным безразличием разглядывая собеседницу, заявил Игорь, и самому ему сделалось тошно от этой своей наигранности.
— Бывает, — Вера, видимо, решила не воспринимать меланхолию Игоря всерьез, — Ты только объясни мне, что произошло, ладно? А то я ведь, возможно, волнуюсь за тебя. Звоню, звоню… Дома тебя нету, из «Пробела» ушел, не предупредив… Улыбнись и расскажи мне, в чем дело. Будем думать вместе…
— Вот в этом и дело. На словах — мы вместе. А на деле — каждый сам за себя. Впрочем, так, наверное, живут все люди… — потом Игорь непроизвольно смягчился, — А ты действительно звонила?
Игорь вспомнил, что вчера вечером отключал телефон и, кажется, забыл включить его сегодня. Поэтому Вера и не могла дозвониться…
— Конечно, звонила, — Вера, на этот раз не спрашивая, налила себе чаю и приземлилась напротив Игоря. Глаза её оживленно поблескивали, — Там, в «Пробеле» такое творится, а ты ушел. Пропустил самое интересное…
— Знаешь, мне больше не интересно, что творится в «Пробеле». Человек — существо эгоистичное. Интересоваться окружающим он может, только если внутри его самого порядок…
Вера недоуменно склонила голову.
— Да что с тобой? Во-первых, мы же вроде собирались самосовершенствоваться и отказываться от эгоизма и прочих неестественных для человека качеств… Ты же сам это в слова оформлял… Во-вторых, на любой внутренний беспорядок найдутся свои методы уборки… Давай наведем внутри тебя чистоту…
— Вот именно. Чистоту, — скорее самому себе, чем Вере, проговорил Игорь, — При желании грязь можно заметить во всем. Идеальная чистота — отсутствие всякой грязи. Значит, идеальная чистота — это пустота, — тут Критовский снова вспомнил о Вере, — Отсутствие тебя, например, существенно приблизило бы состояние моего внутреннего порядка.
Тяжелая пауза нелепой кляксой испортила красоту сказанного. Игорь хотел договорить, довести мысль до конца, но сломался… Вроде и говорил, то, что должен бы думать, вроде и правильно говорил, но… как-то так нелепо все это прозвучало. Даже не глупо, а зло, бессмысленно. Будто бы обиженный жестокий глупец говорит наобум, не считаясь с последствиями сказанного и переживаниями близких.
— Игорь, ты говоришь серьезно? — Вера замерла в полуулыбке, не веря в услышанное и не понимая его.
— Я и сам не знаю, — Критовский вовремя опомнился, — Просто не могу так больше… Раньше казалось — моя вина. Затянул свою резину с Марийкой — вот и казнишь ты меня безжалостно своим недоверием. А теперь что? Я все от себя зависящее сделал, а оно по-прежнему…
Вера наморщилась, помотала головой, будто бы пытаясь прогнать из ушей услышанный маразм. Она не притворялась. Услышанное и впрямь казалось ей невообразимым бредом.
— Постой, — она заговорила как-то настороженно мягко, будто вливала болеутоляющее, — Да разве враг я тебе? Разве могу сознательно казнить или миловать? Если чем-то задела, так ведь на то мы и родные люди, чтоб разговаривать… Ведь ты в этом сам меня убедил…
Игорь чуть не взвыл. Да! Да, он убеждал, что сила в умении все обсудить… Но как же объяснить теперь Вере, что есть такие ситуации, где сила эта бессмысленна? Где требуется не положительный ответ на просьбу, а самостоятельное нахождение этого ответа. Ведь если Игорь сам заведет разговор о Сане («Красиво звучит: «о Сане и сыне»», — мимоходом отметил Игорь.), то никогда не сможет себе простить этого своего вмешательства. Никогда не отделается от унизительного ощущения, что выступал в роли просителя, или, еще хуже, в роли тирана со своими ультиматумами. Как объяснить Вере, что единственное спасение сейчас — это её добровольная откровенность. Её собственное решение налаживать ситуацию… Пусть только решит, пусть только расскажет, доказав, что Игорь для неё — это всерьез. Но, увы, невозможно объяснить это, самому не затронув темы. Невозможно заставить человека чувствовать так, как человек этот не привык. А Игорю так было сейчас нужно, чтобы Вера чувствовала и говорила о своих чувствах. И тогда бы он, Игорь, нашел бы в себе силы пойти этим её чувствам на уступки…
«Угу, как глупая баба» — сам себя пресек Игорь, вспоминая старый анекдот, где женщина говорила о муже: «Хай он диктует. Только, хай он диктует только то, что мне нужно!»
— Игорь, — тихонько позвала Вера. Она сидела, поджав ноги и уместившись вся в квадратике табуретки. Следила, ставшими вдруг зеркальными, глазами. Выжидала, пока Критовский опомнится. Ждала ответа. Не дождалась, решила спросить еще раз, — Игорь, о чем ты говорил? Как это «по-прежнему»?
— Тоскливо… — невнятно пояснил Игорь.
Еще немного помолчали. Продолжать играть роль насупившегося обиженного дурака Игорь больш не мог. На объяснения не хватало сил и полномочий.
— Ладно, — Критовский решил временно отойти от главного, — Что там “такого” творится в твоем “Пробеле”?
Вера перестроилась мгновенно. Засияла глазами, вспонив об интересном.
“Как ребенок,” — восхитился Игорь, — “Увидела новую игрушку, и забыла тут же о всех своих предыдущих горестях. Эх, мне бы так.”
— Ты слушаешь? — Вера легко полскочила и в лицах принялась рассказывать о происшедшем.
“Как ожила она за последнее время. Как открылась. Будто и не было никгда её замкнутости и скованности. А я вот, наоборот, гляжу только внутрь себя. Правда, там у меня сейчас такое крушение миров, что откровенно есть, за чем наблюдать…”
— Только я заметила, что ты исчез, и собралась уже впасть в депрессию, как вдруг в “Пробел” приехали Орлики. Ни на кого не смотрят, ни с кем не здороваются, Вась-Вася жестами в кабинет выманивают. Ну Палюрич, ясное дело, бросает клиентов, следует за учредителями. Я ужасно хотела не подслушивать… Но тут, как назло, мои клиенты заторопились и ушли… А меня Антон попросил на склад сбегать бумаги принести… В общем, голова моя самопроизвольно притянулась к розетке.
