Роальд Даль - Дорога в рай (Рассказы)

    – Вам не кажется, что все это довольно глупо? - спросил я.

    – Мне кажется, что все это замечательно, - ответил юноша. Он уже осушил один стакан мартини.

    – А вот мне кажется, что все это глупо и нелепо, - сказала девушка. - А что, если ты проиграешь?

    – Мне все равно. Я что-то не припомню, чтобы когда-нибудь в жизни мне приходилось пользоваться левым мизинцем. Вот он. - Юноша взялся за палец. Вот он, и до сих пор от него не было никакого толку. Так почему же я не могу на него поспорить? Мне кажется, что пари замечательное.

    Человечек улыбнулся, взял шейкер и еще раз наполнил наши стаканы.

    – Прежде чем мы начнем, - сказал он, - я вручу судье ключ от машины. Он извлек из кармана ключ и протянул его мне. - Документы, - добавил он, документы на машину и страховка находятся в автомобиле.

    В эту минуту вошла цветная горничная. В одной руке она держала нож, каким пользуются мясники для рубки костей, а в другой - молоток и мешочек с гвоздями.

    – Отлично! Вижу, вам удалось достать все. Спасибо, спасибо. А теперь можете идти. - Он подождал, пока горничная закроет за собой дверь, после чего положил инструменты на одну из кроватей и сказал: - Подготовимся, да? И, обращаясь к юноше, прибавил: - Помогите мне, пажалста. Давайте немного передвинем стол.

    Это был обыкновенный письменный прямоугольный стол, заурядный предмет гостиничного интерьера, размерами фута четыре на три, с промокательной и писчей бумагой, чернилами и ручками. Они вынесли его на середину комнаты и убрали с него письменные принадлежности.

    – А теперь, - сказал он, - нам нужен стул.

    Он взял стул и поставил его возле стола. Действовал он очень живо, как человек, устраивающий ребятишкам представление.

    – А теперь гвозди. Я должен забить гвозди.

    Он взял гвозди и начал вбивать их в крышку стола.

    Мы стояли - юноша, девушка и я - со стаканами мартини в руках и наблюдали за его действиями. Сначала он забил в стол два гвоздя на расстоянии примерно шести дюймов один от другого. Забивал он их не до конца. Затем подергал гвозди, проверяя, прочно ли они забиты.

    Похоже, сукин сын проделывал такие штуки и раньше, сказал я про себя. Без всяких там раздумий. Стол, гвозди, молоток, кухонный нож. Он точно знает, чего хочет и как все это обставить.

    – А теперь, - сказал он, - нам нужна какая-нибудь веревка.

    Какую-нибудь веревку он нашел.

    – Отлично, наконец-то мы готовы. Пажалста, садитесь за стол, вот здесь, - сказал он юноше.

    Юноша поставил свой стакан и сел на стул.

    – Теперь положите левую руку между этими двумя гвоздями. Гвозди нужны для того, чтобы я смог привязать вашу руку. Хорошо, отлично. Теперь я попрочнее привяжу вашу руку к столу... так...

    Он несколько раз обмотал веревкой сначала запястье юноши, потом кисть и крепко привязал веревку к гвоздям. Он отлично справился с этой работой, и, когда закончил ее, ни у кого не могло возникнуть сомнений насчет того, сможет ли юноша вытащить свою руку. Однако пальцами шевелить он мог.

    – А теперь, пажалста, сожмите в кулак все пальцы, кроме мизинца. Пусть мизинец лежит на столе. Ат-лич-но! Вот мы и готовы. Правой рукой работаете с зажигалкой. Однако еще минутку, пажалста.

    Он подскочил к кровати и взял нож. Затем снова подошел к столу и встал около юноши с ножом в руках.

    – Все готовы? - спросил он. - Господин судья, вы должны объявить о начале.

    Девушка в бледно-голубом купальнике стояла за спиной юноши. Она просто стояла и ничего при этом не говорила. Юноша сидел очень спокойно, держа в правой руке зажигалку и посматривая на нож. Человечек смотрел на меня.

    – Вы готовы? - спросил я юношу.

    – Готов.

    – А вы? - этот вопрос был обращен к человечку.

    – Вполне готов, - сказал он и занес нож над пальцем юноши, чтобы в любую минуту опустить его.

    Юноша следил за ним, но ни разу не вздрогнул, и ни один мускул не шевельнулся на его лице. Он лишь нахмурился.

    – Отлично, - сказал я. - Начинайте.

    – Не могли бы вы считать, сколько раз я зажгу зажигалку? - попросил меня юноша.

    – Хорошо, - ответил я. - Это я беру на себя.

    Большим пальцем он поднял колпачок зажигалки и им же резко повернул колесико. Кремень дал искру, и фитилек загорелся маленьким желтым пламенем.

    – Раз! - громко произнес я.

    Он не стал задувать пламя, а опустил колпачок и выждал секунд, наверное, пять, прежде чем поднять его снова.

    Он очень сильно повернул колесико, и фитилек снова загорелся маленьким пламенем.

    – Два!

    Все молча наблюдали за происходящим. Юноша не спускал глаз с зажигалки. Человечек стоял с занесенным ножом и тоже смотрел на зажигалку.

    – Три!.. Четыре!.. Пять!.. Шесть!.. Семь!..

    Это наверняка была одна из тех зажигалок, которые исправно работают. Кремень давал большую искру, да и фитилек был нужной длины. Я следил за тем, как большой палец опускает колпачок. Затем пауза. Потом большой палец снова поднимает колпачок. Всю работу делал только большой палец. Я затаил дыхание, готовясь произнести цифру "восемь". Большой палец повернул колесико. Кремень дал искру. Появилось маленькое пламя.

    – Восемь! - воскликнул я, и в ту же секунду раскрылась дверь.

    Мы все обернулись и увидели в дверях женщину, маленькую черноволосую женщину, довольно пожилую; постояв пару секунд, она бросилась к маленькому человечку, крича:

    – Карлос! Карлос!

    Она схватила его за руку, вырвала у него нож, бросила на кровать, потом ухватилась за лацканы белого пиджака и принялась изо всех сил трясти, громко при этом выкрикивая какие-то слова на языке, похожем на испанский. Она трясла его так сильно, что он сделался похожим на мелькающую спицу быстро вращающегося колеса.

    Потом она немного угомонилась, и человечек опять стал самим собой. Она потащила его через всю комнату и швырнула на кровать. Он сел на край кровати и принялся мигать и вертеть головой, точно проверяя, на месте ли она.

    – Простите меня, - сказала женщина. - Мне так жаль, что это все-таки случилось.

    По-английски она говорила почти безупречно.

    – Это просто ужасно, - продолжала она. - Но я и сама во всем виновата. Стоит мне оставить его на десять минут, чтобы вымыть голову, как он опять за свое.

    Она, казалось, была очень огорчена и глубоко сожалела о том, что произошло.

    Юноша тем временем отвязывал свою руку от стола. Мы с девушкой молчали.

    – Он просто опасен, - сказала женщина. - Там, где мы живем, он уже отнял сорок семь пальцев у разных людей и проиграл одиннадцать машин. Ему в конце концов пригрозили, что отправят его куда-нибудь. Поэтому я и привезла его сюда.

    – Мы лишь немного поспорили, - пробормотал человечек с кровати.

    – Он, наверное, поставил машину? - спросила женщина.

    – Да, - ответил юноша. - "Кадиллак".

    – У него нет машины. Это мой автомобиль. А это уже совсем никуда не годится, - сказала она. - Он заключает пари, а поставить ему нечего. Мне стыдно за него и жаль, что это случилось.

    Вероятно, она была очень доброй женщиной.

    – Что ж, - сказал я, - тогда возьмите ключ от вашей машины.

    Я положил его на стол.

    – Мы лишь немного поспорили, - бормотал человечек.

    – Ему не на что спорить, - сказала женщина. - У него вообще ничего нет. Ничего. По правде, когда-то, давно, я сама у него все выиграла. У меня ушло на это какое-то время, много времени, и мне пришлось изрядно потрудиться, но в конце концов я выиграла все.

    Она взглянула на юношу и улыбнулась, и улыбка вышла печальной. Потом подошла к столу и протянула руку, чтобы взять ключи.

    У меня до сих пор стоит перед глазами эта рука - на ней было всего два пальца, один из них большой.

Солдат

    Ночь была такая темная, что ему не составило труда представить себе, что значит быть слепым; царил полный мрак, даже очертания деревьев не просматривались на фоне неба.

    Со стороны изгороди, из темноты до него донеслось легкое шуршание, где-то в поле захрапела лошадь и негромко ударила копытом, переступив ногами; и еще он услышал, как в небе, высоко над его головой, пролетела птица.

    – Джок, - громко сказал он, - пора домой.

    И, повернувшись, начал подниматься по дорожке. Собака потянула его за собой, указывая путь в темноте.

    Уже, наверное, полночь, подумал он. А это значит, что скоро наступит завтра. Завтра хуже, чем сегодня. Хуже, чем завтрашний день, вообще ничего нет, потому что он превратится в день сегодняшний, а сегодня - это сейчас.

    Сегодня был не очень-то хороший день, да тут еще этот осколок.

    Ну ладно, хватит, сказал он самому себе. Сколько можно думать об этом? Надо ли возвращаться к этому снова и снова? Подумай для разнообразия о чем-нибудь другом. Выбросишь из головы мрачную мысль, на ее место тотчас приходит другая. Возвратись лучше мысленно в прошлое. Вспомни о далеком беззаботном времени. Летние дни на берегу моря, мокрый песок, красные ведерки, сети для ловли креветок, скользкие камни, покрытые морскими водорослями, маленькие чистые заводи, морская ветреница, улитки, мидии; или вот еще - серая полупрозрачная креветка, застывшая в зеленой воде.