Пьер Бордаж - Евангелие от змеи
—Никто ничего не заподозрил, —прошептала она, не поднимая головы. — Ты здесь как Матиас Сирименко, одна из несчастных жертв. Можешь и дальше спокойно играть в шпионов.
—Люди из "Джихада" знают, что ты здесь?
—Им неизвестно даже то, что ты выжил.
—Полагаю, тебе поручили передать мне дальнейшие инструкции.
Хасида выпрямилась, сверкнув на него взглядом.
—Меня прислали с заданием, но...
Она помолчала несколько секунд, потом мягко коснулась пальцами его левой руки.
—...лично я чертовски рада, что ты выкарабкался, —добавила она неожиданно севшим голосом.
—Но ты же не захотела остаться со мной той ночью.
Хасида встала, подошла совсем близко к его кровати.
Она не надушилась, но Матиас с вожделение вдыхал аромат ее влажной кожи и пота. Девушка пахла перченым мускусом.
—Беда в том, что ты мне нравишься, Матиас. Очень нравишься. Даже слишком нравишься.
—Не вижу, в чем проблема.
Хасида наклонилась и коснулась губами его лба и переносицы.
—Легавые превратили меня в шлюху. А для шлюхи нет ничего опасней, чем...
Окончание фразы утонуло во рту Матиаса. Они поцеловались, и страсть разгорелась в обоих, как сухая солома. Забыв о ране, Матиас обнял Хасиду, но боль напомнила о себе с такой жестокостью, что у него перехватило дыхание, он смертельно побледнел и без сил упал на подушки.
—Не шевелись, —нежно шепнула Хасида.
Ее ладонь нырнула под простыню и долгим медленным движением заскользила по коже, пока пальцы не перестали дрожать. Тогда она начала ласкать его с вкрадчивостью паучихи, одновременно осыпая лицо и шею поцелуями.
Глава 21
Телефонистка на коммутаторе —женщина неопределенного возраста, ждущая новой любви и жаждущая найти другую работу, —улыбнулась Марку самой усталой из понедельничных улыбок.
—Как-сегодня-дела-мсье-Марк?
Был момент, когда "мсье Марк" полагал, будто Альенор —да-да, ее звали Альенор! —завлекает его (проклятое мужское тщеславие!), но потом он заметил, что она строит глазки, надувает губки и виляет бедрами при виде любого мужика, проходящего мимо нее к лифтам.
Альенор была зрелой женщиной на пороге безжалостной старости, живущей надеждой на "последний шанс".
Она вечно читала какой-нибудь глянцевый журнал из тех, что убеждают каждую женщину в том, что она —Самая Великая Соблазнительница Всех Времен и Народов, рассказывают, как остаться молодой, как спасти свой брак, как сделать гармоничными сексуальные отношения и —главное —что сделать для достижения полного совершенства...
Те же самые журналы регулярно, не боясь греха, печатали кучу материалов в стиле "тревожного предупреждения" ("Будьте бдительны — мачизм жив!", "Помните —ваши права ущемляют при найме на работу и назначении зарплаты!", "Остерегайтесь блюстителей общественной морали!", "Караул! Право на аборты под угрозой!", "Сестры! Убережем равенство в избирательных правах!"), не забывая ни о рекламе, ни о высокой моде. Публикуя фотографии божественно красивых и сексуальных моделей с идеально гладкими молодыми лицами, эти издания создавали и поддерживали миф об Олимпе, где живут недоступные богини и куда никогда не попасть ни телефонистке с коммутатора "EDV", ни другим рядовым читательницам. Их, этих жалких смертных, подстерегают целлюлит и морщины, они скованы по рукам и ногам домашними проблемами: хамоватые мужья громко храпят по ночам, а бездарные дети, домашние заботы и вечная нехватка денег доставляют одни только неприятности.
—Неплохо. А вы как, Альенор?
Марк испытал жгучее желание вырвать у нее журнал.
Шарлотта часто говорила, что он и его ровесники не любят женские журналы исключительно из-за мужского шовинизма: "Что поделаешь, бедный мой старичок, впитанное с молоком матери воспитание неистребимо!"
Марк ничего не слышал о Шарлотте с того самого злополучного ужина с Конрадом-дизайнером-по-интерьерам и вынужден был признать: ему не хватает этой женщины со всеми ее недостатками и хилой чувственностью —и не хватает больше, чем он мог ожидать. Марк даже чувствовал ядовитую ревность к Конраду —этоттип ухитрился сохранить все свои волосы и уж точно был счастливым обладателем всех тех достоинств, которые молодые женщины ценят в зрелом любовнике. Конрад был опытен, умен, предупредителен, внимателен и очень удобен. Последние остатки гордости помогли Марку устоять перед искушением раскрыть глаза милой-милой-милой Мод — обманутой супруге. Теперь ему придется заново привыкать к одиночеству —вечному спутнику долгих скучных дней и ночей —и к нежданной свободе —в первые дни она обернулась растерянностью и тупым ничегонеделанием. Жизнь словно утратила вкус, цвет и запахи, превратившись в уцененное холостяцкое существование: холодные ужины на скорую руку, вечеринки, больше похожие на оргии, завтраки под монотонную бубнежку радиообозревателей. Нуда, теперь он мог макать рогалик в кофе, не рискуя нарваться на язвительное замечание, имел полное право ругаться, рыгать, пукать, ковырять в носу или в заднице, зная, что никто не станет "убивать" его взглядом, но ощущал лишь скуку, обращавшую все желания в прах. Умирало не только сексуальное желание —угасали жизненная сила, вкус к жизни, любопытство и азарт. Мастурбируя —нельзя же позволить механизму заржаветь! —Маркдобивался вялой эрекции, выдавливал из себя несколько капель странно жидкой спермы и почему-то испытывал отвращение к самому себе. Ему не хватало суетливости и бойкости "бывшей № 2", звука ее голоса, рта, рук, сисек, попки и уютной влажной норки.
Он имел глупость рассказать "бывшей № 1" о разрыве с Шарлоттой, и она теперь доставала его телефонными звонками, настаивая, чтобы он навестил ее —"Это доставит такое удовольствие девочкам!" (тем самым девочкам, которые через раз отлынивали от свиданий с папочкой)! "Бывшая № 1" Марка была та еще штучка - умела спрятать облачение палача под лохмотьями жертвы и в совершенстве владела искусством вести огонь на изнурение. Именно так четверть века назад она ухитрилась привлечь к себе его внимание, влезла в его жизнь и загнала-таки в сети брака. Марк время от времени почти готов был согласиться на визит —взглянуть, так сказать, в чужое зеркало, а не пялиться без конца на свое лицо стареющего отчаявшегося неудачника.
—Предупреждаю —шеф-с-самого-утра-не-в-духе...
Альенор выдохнула информацию тоном доверенного человека или того, кто знаком с таким человеком.
Работа не могла вылечить Марка от угрюмой хандры.
После выхода ударного материала о Христе из Обрака снова началась привычная монотонная редакционная жизнь: убойные статьи писали увенчанные лаврами великие и храбрые члены "банды насильников", а Марк "затыкал дыры", вернувшись к столь удобной для него привычной безвестности.
Марк кивнул телефонистке и пошел к лифту. Когда-то, сразу после основания, "EDV" арендовал помещение в предместье Сен-Дени, а теперь вот перебрался во II округ, в старинный (чтобы не сказать —ветхий!) особняк —вопрос престижа. Стоянка у здания была крошечная (десять мест, из них три —лично для BJH, три —для заместителей главного редактора и по одному для главного бухгалтера и шефа отдела рекламы), а парковаться на соседних улицах значило себя не любить из-за вечных пробок в центре города. В отличие от собратьев по перу, игнорировавших правила и запреты, Марк в конце концов принял единственно возможное для себя решение —ездить на работу на метро. "Золотые перья" СМИ так, конечно, не поступают: когда рогоносцы истории теснятся на платформах и толкаются в вагонах метро, любимцы славы едут в собственных авто (в крайнем случае —на такси)! Тридцать насильников —они перестали быть великими и ужасными, придется придумать для банды другое название —сидели вокруг огромного овального стола зала заседаний редколлегии. Большинство, в том числе Марк, немедленно закурили, несмотря на четыре таблички в четырех углах комнаты с грозной надписью "Не курить!". Секретарши заместителей главного разносили на подносиках стаканчики и круассаны (от одного взгляда на эту выпечку вы и сами начинали истекать жиром). Перемены сказались и на этом: кофе без вкуса и запаха в картонных стаканчиках и готовая выпечка вместо настоящего черного кофе в красивых фаянсовых чашечках и рогаликов из частной пекарни.
BJH сидел во главе стола между своими заместителями и незнакомцем со строго-постным выражением лица —скорей всего, его прислали американские аудиторы. Большой Босс ни разу не улыбнулся и не произнес ни единого слова, пока журналисты рассаживались и обкуривали зал заседаний. Его глаза за толстыми стеклами очков сверкали ледяным блеском. Периодически он поглаживал себя трясущейся ладонью по лысине, потом снова начинал перебирать документы в папках —это были знаменитые досье BJH. Да, Альенор не ошиблась —патрон в омерзительном настроении, все признаки налицо.
