Пьер Бордаж - Евангелие от змеи
Один из учеников Ваи-Каи —адвокат —предупредил их, что любой его выезд за границу французской территории будет рассматриваться как попытка чинить препятствия правосудию. Учитель только отмахнулся.
—Большинство людей забыли не только правила игры, но и то, что участвуют в ней, поэтому они такие печальные, беспокойные и жадные. Таков ответ на твой вопрос.
—Какой именно вопрос?
Ваи-Каи промолчал. Он часто отключался посреди беседы, словно приглашая Йенна самостоятельно искать решения. Этот прием невероятно раздражал ученика, но всякий раз ответы действительно приходили сами собой —четкие и ясные.
— Может, нам все-таки стоит поработать над этой проклятой книгой, —буркнул Йенн. —Мы подписали договор с издателем —он начинает проявлять нетерпение.
Хорошо было бы закончить работу.
Ваи-Каи бросил на него изумленный взгляд, сменившийся обезоруживающе простодушной улыбкой.
—Как? Разве ты еще не понял, что мы уже пишем нашу книгу?
—Но мы ведь ничего не кладем на бумагу, не делаем ни заметок, ни записей! С Элео ты...
Йенн прикусил губу, сообразив, что рискует нарваться на разговор, к которому не готов.
—По сути дела, мы с Элео не работали над книгой, —пробормотал Ваи-Каи через несколько долгих секунд тягостного молчания.
Йенну показалось, что ему в кишки вонзилась отравленная стрела, он с трудом мог сосредоточиться на дороге. Бампер минивэна, лента дороги, треугольник серого неба превратились в размытые отражения в ветровом стекле. Его доверие ученика зиждилось исключительно на сотворенном им самим образе Ваи-Каи. Если этот образ будет поколеблен, запачкан, вера рухнет, как карточный домик. Если все отклонится от идеальной траектории, Йенн снова станет разочарованным, пресыщенным скептиком первых лет учебы в университете, циничным свидетелем эпохи коровьего бешенства! Возможно, он так и не задал вопроса, который готов был в любую минуту сорваться сего губ, потому что боялся. Ему было страшно не пережить ответа.
Страх. Снова и всегда только страх.
—Элео как личность была гораздо важнее книги, —продолжил Духовный Учитель. —Она сама по себе —книга, и страницы ее запачканы и разорваны. Элео нуждалась во внимании и любви.
Неужели эта потребность в любви закончилась попыткой изнасилования?
—Элео не станет свидетельствовать против меня, потому что она этого не вынесет —несмотря на то что пережила ужасное насилие.
Вызов, который Йенн прочел в глазах Ваи-Каи, потряс его.
Они молчали всю дорогу до съезда с дороги на Ватиньи в окрестностях Лилля. Йенн включил приемник, но, вместо того чтобы поставить один из любимых дисков Учителя (тот предпочитал музыку народов мира, особенно ирландские напевы), рассеянно слушал новости, которые сухим, почти неприятным голосом зачитывала дикторша.
Сообщив международные новости —по большей части зловещие, —она коротко описала слушателям феномен нового кочевничества, а потом предоставила слово социологу (дребезжащий голос свидетельствовал о почтенном возрасте). Из сбивчивого монолога гостя следовало, что общество обязано немедленно выкорчевать это зло, чтобы не быть уничтоженным изнутри, подобно "зданию, съеденному термитами".
Когда социолог углубился в высокопарный разговор с самим собой о капитальном вкладе западной демократии в жизнь остального мира, ведущая прервала его и передала слово журналисту, находившемуся на борту вертолета, летящего над диснеевским парком в Марнла-Валле. Слышимость была неважная, и Йенн понял одно —террористы совершили нападение у входа в этот огромный парк развлечений.
Глава 20
Матиас выпустил очередь из ручного пулемета, стараясь никого не задеть. Пули продырявили прозрачную круглую крышу. Тысячи посетителей рассеялись по проходам вдоль движущихся дорожек, которые вели от станции RER ко входу в парк. Гранаты, начиненные гвоздями, причинили значительный ущерб, сильный ветер не рассеял густого дыма от взрывов. На бетонных бордюрах в лужах крови и кишок валялись изуродованные тела.
В небе над парком, как обезумевшие шмели, кружили три вертолета. Завывание сирен разрывало мертвую тишину, опустившуюся на Диснейленд после нападения фалангистов "Джихада".
Все выстрелы Матиаса ушли в молоко. Большую часть своей жизни он хладнокровно убивал мужчин и женщин, но эта бойня была ему омерзительна. Разве есть что-то общее между профессией наемного убийцы и жестоким, тупым, обезличенным нападением на тысячи случайных людей, собравшихся у ворот искусственного рая? Как отыскать в кровавом бедламе потаенную нить, всегда связывающую охотника и дичь?
Девять членов убойной команды растворились в беззащитной, беззаботной толпе: помповые ружья были спрятаны под одеждой, гранаты рассованы по карманам.
Лица боевики прятали в поднятых воротниках. Три машины с интервалом в несколько минут доставили моджахедов на станцию Шесси, там они погрузились в скоростной поезд, доехали до диснеевской деревни, где, несмотря на плохую погоду, было полно посетителей, и поехали по движущимся дорожкам к парку.
Взрыв первой гранаты дал сигнал к атаке. Они закрыли лица висевшими на шее косынками и начали палить.
Посетители попадали под ураганный перекрестный огонь автоматов и пулеметов, погибали от осколочных ранений, и последним, что эти люди слышали в жизни, были гортанные голоса убийц, выкрикивающих суры Корана. Одуряющий запах крови смешивался с пороховой вонью. Шум дождя и завывания ветра заглушались предсмертными стонами и криками ужаса.
Матиас взглянул на часы —9:15.
Пора отступать. Нападение длилось ровно шесть минут. Не так долго, но вполне достаточно для того, чтобы поднять в воздух вертолеты и объявить тревогу по полной программе. Вой сирен раздавался все ближе —легавые вот-вот будут здесь. Все три машины, выгрузив пассажиров, немедленно уехали —рядом со станциями скоростной железной дороги парковка была запрещена.
Боевикам были даны четкие указания: рассеяться по парку, затеряться в толпе, а до базы в окрестностях Герара добираться самостоятельно, поодиночке. Но главным был другой приказ: любой солдат армии "Джихада" при угрозе пленения должен был подорвать себя гранатой.
Матиас огляделся: на дорожках, на расстоянии метров в двадцать друг от друга, стояли остальные боевики.
Вокруг не было выживших —только изуродованные трупы, кровь и ошметки плоти забрызгали столбы ограждения, рекламные щиты Макдоналдса и световые афиши последних диснеевских мультяшек. Матиас увидел, как стоявший к нему ближе всех боевик перепрыгнул через ограждение и кинулся в заросли зелени, и ему показалось, что он узнал худую высокую фигуру угандийца Хакима. Они попали в разные машины и не сумели поговорить перед отъездом, а улыбка, которой они обменялись, была такой печальной, словно оба предчувствовали, что прощаются навсегда.
Остальные нападавшие тоже разбежались, но что-то —возможно, интуиция —помешало Матиасу кинуться следом: он понимал, что бегство —худшее из всех возможных решений, именно такой реакции все от него и ждут, это ловушка, в которую он ни в коем случае не должен попасться. Необходимо было найти другой выход —но какой? Выбора у Матиаса не было: он не станет подрывать себя гранатой, даже если его прижмут к стенке, но он слишком много знает, так что Блэз и Кэти не рискнут оставить его в живых. В голове зазвучал насмешливый голос Хасиды: "Ты проглотишь пулю, не успеешь и рта раскрыть. Ты —всего лишь один из вариантов, у них всегда найдется замена..."
Гудение вертолетов, стоны раненых и вопли сирен били по нервам, мешая думать. Что делать, черт, что делать?!
Матиас был лишен возможности успокоиться и сосредоточиться, привычно поглаживая кончиками пальцев семейную реликвию —ладанку Богоматери. Блэз и Кэти поклялись, что вернут ее, как только его миссия будет завершена, но он ни на грош не доверял обещаниям людей, ставших его "поручителями", а вернее сказать
—"кукловодами", управляющими его судьбой из-за кулис.
Взгляд Матиаса упал на огромный мусорный контейнер, замаскированный латунным щитом, и решение пришло мгновенно, во всей ужасающей ясности единственно возможного выхода. В первый момент он отбросил его с яростью отчаяния, но тут же взял себя в руки —инстинкт выживания победил.
Он сорвал с себя шарф и пальто, опустил в ближайший контейнер и постарался закопать как можно глубже под смятыми картонными коробками и стаканчиками, перепачкав руки горчицей, жиром и сладкой липкой водой.
Проделав все это, Матиас левой рукой нацелил дуло винтовки себе в правое плечо и, поколебавшись мгновение, нажал на курок. Никому не удается покалечить себя с легким сердцем. Выстрел в упор заставил его отступить на три шага. Через секунду боль залила всю правую сторону тела. Кровь мгновенно пропитала одежду.
